Бешеная раздражённо цокнула:

— Твоя сестра сошла с ума, Вальгард. Cдался ей этот полудохлый так, что она чуть не убила меня. Я, конечно, знала, что у неё проблемы с головой, но не настолько же.

Происходящее всё больше и больше доходило до абсурда, пропитанного непониманием и всеобщим презрением. Не в силах этого больше выносить, я устало произнесла, опираясь на брата:

— Они заперли и пытали здесь колдуна, что спас меня на Утёсе. Тьодбьёрг сказала, что он при смерти, и я не могла не попытаться вызволить его отсюда. Человек рисковал жизнью, не бросил меня, а защитил и не позволил умереть, и в награду за это его обрекли на пытки. Где же хвалёная справедливость конунга?

Сигурд мгновенно ощетинился, норовя отчитать меня, но под хмурым взглядом Вальгарда деловито повернулся к часовым:

— Это так? — Воины молчали, не решая перечить. — Понятно. Что ж, — протянул он, выпрямляя спину и подходя вплотную к ним, — я лично разберусь со всем происходящим, и если колдуна действительно пытали без причины, вас ждёт такая же участь.

Я устало повисла на плече брата, но уходить не собиралась, пока Эймунда не освободят. Сигрид демонстративно отвернулась и двинулась прочь из темниц под улюлюканье пленных. Часовые же топтались, не зная, куда себя девать.

— Астрид, — тихо начал брат, — оставаться здесь сейчас нет смысла. Пожалуйста, позволь проводить тебя домой, а после мы с Сигурдом что-нибудь придумаем. Обещаю, что не оставим господина Эймунда в беде. Здесь не лучшее место для обсуждения и споров. Особенно в твоём состоянии.

— Моё состояние было бы хуже, если бы не он, — огрызнулась я, заставляя брата нахмуриться.

В глубине души понимала, что он был прав, как и всегда. Без позволения Дьярви или конунга никто не мог вытащить Эймунда из темницы, как бы того не хотелось. Идея прийти сюда изначально была обречена на провал, но я хотя бы увидела его и убедилась, что он жив. Однако состояние было ужасным, и Хель будто уже тянула руки к Эймунду.

Взглянув последний раз на измученное тело колдуна, всё же, держась за Вальгарда, вышла прочь под улюлюканье пленных, что покрывали нас проклятиями или же умоляли об освобождении, причитая, что они более достойны прощения, чем «проклятое отребье». Краем уха услышала, что Сигурд всё же отдал приказ принести воды Эймунду и справиться о его травмах.

Солнечный свет резко ударил по глазам, заставляя болезненно морщиться и прикрываться рукой. Сигрид исчезла с горизонта, позорно поджав голову, ведь мне удалось застать её врасплох. Я усмехнулась: оно того стоило хотя бы ради её перекошенного лица, однако Бешеная наверняка разнесёт по всему Виндерхольму о произошедшем, отчего Дьярви придёт в ярость. Возвращаться домой не было смысла вплоть до его отъезда в набег, постоянно рискуя нарваться на гневную тираду и пощечины.

Нужно было срочно переговорить с братом, рассказать ему обо всём произошедшем и ждать его вердикта, ведь он мудрее и собраннее, а значит, лучше понимал, как теперь жить. Однако всё это отходило на второй план, как и вновь раскалывающаяся голова: сейчас важнее всего был Эймунд.

— Не уйду отсюда, пока вы не переговорите с конунгом и для Эймунда не пригласят травницу, — с нажимом произнесла я, отстраняясь от брата.

Сигурд застонал в голос, закатывая глаза от досады:

— Светлые асы! Ну какого хрена ты такая упёртая, Златовласка! Сказали же тебе уже один раз, что присмотрят за твоим колдуном и не позволят больше избивать. Чего тебе неймётся-то? Всего пару часов как стоишь на ногах, а уже такой бардак развела.

Вальгард недобро прищурился:

— И что же ей теперь всегда лежать, чтобы не приносить вам всем неудобств? Какого дверга вообще колдуна избили и пытали? Он что, заложник или шпион? Разве ты не видел, что это именно он принёс Астрид в Виндерхольм? Почему не заступился?

Харальдсон устало произнёс:

— Какое мне дело до какого-то там колдуна, Вал? Принёс и принёс, дальше наши пути разошлись, и мне откровенно плевать, где он там пропадает. Кроме того, мы прекрасно знаем, что без приказа хэрсира ничего в темницах не происходит. Какие ещё могут быть вопросы? Хотите вызволить колдуна — договаривайтесь со своим отцом и выясняйте, почему его избили, раз он такой хороший. Меня прошу не вмешивать.

Воздух вокруг брата будто стал тяжелее, а сам он напрягся и глаза его сверкнули льдом. Он медленно вздохнул и повёл подбородком, отчеканивая каждое слово:

— Хорошо. Я сам обращусь к конунгу за советом и решу эту проблему, пока ты снова будешь кичиться длинным языком, которому найдётся применение только меж женских ног.

Сигурд сжал кулаки и был готов вцепиться в глотку брата.

— Хватит! — воскликнула я. — Нашли время! Эймунд умирает, а вы стоите и миритесь остротами, будто петухи! Если он погибнет из-за вас, клянусь: изведу обоих и брошу трупы на съедение акулам.

Харальдсон презренно фыркнул, скрещивая руки на груди:

— Сдался тебе этот колдун. Ну спас и спас. Чего вцепилась-то, будто знакомы сотню лет? Или наша Златовласка наконец-то познала прелести любви, а?

— Заткнись и не смей болтать, о чём не знаешь, — осадил его Вальгард. — Астрид, давай отведу тебя домой, а после мы вместе с Сигурдом выясним, что произошло и почему отец мог отдать такой приказ.

— Как же, узнаешь ты, — насмешливо произнёс Харальдсон, поправляя красную суконную рубаху, поверх которой красовалась дорогая расшитая туника. — Хэрсир наверняка проведёт весь вечер вместе с хускарлами, а после отправится пить до зари, принося жертвы перед походом и восхваляя Тора. Ваш отец не изменяет своим привычкам.

Отец действительно всегда брал двух или даже трёх баранов и приносил их в жертву Храму, после долго молился под завывания годи и переливы бубна, затем обсуждал предстоящую поездку с конунгом и наконец шёл праздновать, веря, что трезвая голова сильно гудит и мешает сосредоточиться. Вот только рано он собрался в поход… Я непонимающе посмотрела на брата, но тот лишь отмахнулся:

— Позже всё объясню. Сейчас важнее отвести тебя домой, пока не вляпалась в очередное злоключение.

Он был прав, однако с отцом стоило обсуждать дела до его погружения в ритуалы, поэтому отошла от Вальгарда:

— Лучше поспеши найти от… — язык запнулся, будто сопротивлялся, однако не стоило давать Болтуну поводы для сплетен, — отца, пока не стало поздно. Иначе Эймунда никто так не вытащит без приказа хэрсира, а ждать его возвращения, видимо, придётся долго, раз речь идёт о походе. Тем более надо, наверное, разобраться со стражей.

Сигурд махнул рукой:

— Достаточно лишь припугнуть, чтобы они утихли и не открывали больше рта о произошедшем — я разберусь. Однако с заключенными дела куда хуже: рискуем вызвать недовольства.

Вальгард сомнительно покосился на друга:

— Не думаю. Один из ряда вон выходящий случай не должен распалить их на бунты и заговоры. А вот натравить на колдуна вполне хватило бы, и тогда он точно не жилец.

— В таком случае поспеши найти отца, прошу, — взмолилась я, сжимая руку брата. — Пожалуйста, Вальгард, вытащи его из темницы.

Он успокаивающе погладил меня по голове, приговаривая:

— Не рискну обещать, Астрид, но постараюсь сделать всё возможное. Но сперва стоит отвести тебя домой.

Я упрямо покачала головой, отходя на шаг от Вальгарда:

— Иди, пока не стало поздно. Я дойду и сама, не волнуйся. Обойду всех стороной и спокойно дождусь твоего возвращения.

Брат сомневался и разрывался, однако нетерпеливый Сигурд махнул на нас рукой и ринулся общаться с часовыми.

— Будь осторожна, я скоро вернусь, — заверил Вальгард и бросился на поиски Дьярви.

Не желая больше медлить, я натянула вновь капюшон и двинулась в сторону дома. Возвращаться туда, в обитель лжи и презрения, совсем не хотелось, однако иного плана не было. Сбежать в никуда — страшно и глупо. Титул Дьярви не раз спасал меня и прощал многие проступки, и лишаться такого покровительства было бы слишком неблагоразумно. Однако сегодняшняя выходка грозила стать последней каплей в чаше терпения хэрсира. Не удивилась бы, если бы он отрёкся от меня. Но, с другой стороны, это означало бы признать обман, что не дало бы Дьярви ничего: он всё равно остался бы хорошим в глазах общества, ведь хэрсир столько лет воспитывал сироту, словно родную дочь — истинный герой, который точно не бросил бы приемыша произвол судьбы. Противно и тошно.