Лив подняла глаза, в уголках которых блестели слёзы.
— Я прошу прощения за свой страх перед матерью, за то, что не могу защитить никого, а только приношу неприятности. Ребёнок не несёт ответственности за проступки родителей, но она моя мать, Сигурд, так что имей уважение не порочить и не обсуждать её, иначе пожалеешь. Я тоже обещаю.
В этот момент они походили на затаившихся волка и лису, готовых в любой момент наброситься друг на друга. Обида и раздражение плескались в их душах, грозя затопить меня в омуте чужих эмоций. Схватившись за голову, я прошипела:
— Во имя Тюра, заткнитесь оба! И без ваших споров дурно.
И, выставив руку, на которую тут же опустился Ауствин с радостным кликом, я побрела прочь от барака. На тренировочной площадке уже тренировались воины, Сигрид же не было видно. Мороз больно хватал за щёки, и, поплотнее укутавшись в плащ, я поспешила прочь из барака.
Снег хрустел под ногами, на небе пробивались первые полосы заката. Тяжесть дня давила на плечи, и я представляла, как доберусь до дома и попрошу Этну приготовить сауну, чтобы смыть с себя всю грязь. Сколько ещё будут продолжаться припадки и сколько ещё смогу вынести, прежде чем сойду с ума — ответ знали только Норны. Но становилось всё невыносимее.
— Спасибо, — благодарно прошептала, поглаживая сокола. — Ты настоящий друг и защитник. — Ауствин прикрыл глаза и склонил голову, подставляясь под ласку. — Лети, не мёрзни на плече, — и я чуть подтолкнула его в небо, где он расправил свои аспидно-серые крылья.
Сигурд догнал меня подле статуи Тюра: как и по всему Риваланду, в Виндерхольме везде стояли идолы с изображением ликов асов и ванов, чтобы каждый мог вознести молитву. Переведя дыхание, Харальдсон произнёс:
— Златовласка, твой брат оторвёт мне голову или заживо скормит Нидхёггу, если с тобой что-то случится, а ты сбегаешь от меня, хотя пару мгновений назад едва дышала. Не могла бы ты быть чуточку милее и благодарнее, а? Я же для тебя стараюсь.
Опять виновата и не ценю заботы, а вокруг только для меня все стараются и желают добра. Наверное, поэтому и падаю постоянно без сознания, словно больная.
— Спасибо, что заступился и прибежал на помощь, — я глубоко поклонилась. — Прости, что приношу столько неприятностей и отвлекаю от важных дел. Впредь не стоит так беспокоиться: думай лучше о себе — полезнее будет. Другие же не стоят столь пристального внимания.
Сигурд горько рассмеялся.
— Глупая и ядовитая. Просишь благодарности, а в ответ лишь упрёки получаешь — типичная Астрид Дьярвисон. Ладно, забыли, будем считать, что словесный поединок провели и определили победителя.
Я хмыкнула, глядя на грозное лицо Тюра, вытесанного из дерева. Однорукий бог покровительствовал чести и вершил суд на поединках, определяя победителя. Ему же перед значимыми походами приносили жертвы, подвешивая их вверх ногами, и просили о славной битве.
— Тюр не оценил бы быть судьёй в таком пустяке, — сомнительно протянула я, но Сигурд лишь пожал плечами.
Мы двинулись вдоль дороги. Виндерхольм гудел жизнью даже в такой мороз: облака пара клубились над каждым домом, а по улицам спешили по делам люди, надвинув до самых бровей шапки и капюшоны. Трэллы везли тяжёлые сани, нагруженные мешками и охапками дров. Их серые одежды сливалась с окружением, а с губ сочилась тихая иноземная речь.
— Учитывая твоё состояние и вечные слёзы Лив, я хочу взять вас с собой на Утёс слёз, — неожиданно предложил Сигурд. — Ну не смотри на меня так, а то глаза на снег уронишь, — он звонко захохотал, чуть стукнув меня варежкой.
Утёс слёз находился на востоке полуострова и стремительно срывался отвесными скалами в холодные и глубокие воды моря. Вальгард говорил, что ветер там изгоняет из души всё, оставляя лишь тишину и тревогу.
— Я отправлюсь туда, как только Торри перестанет злиться, и если верить рунам Тьодбьёрг, это случится уже через десять дней, — продолжил Сигурд, поправляя ремешки на своём одеянии. — Заодно должен вернуться Рефил. Скандал в одале уже наверняка улажен. И не хлопай ресницами — не буду ничего рассказывать, секрет. Если хирдман захочет, то сам поделится.
Я нахмурилась: без Вальгарда всё стало унылым, даже новостей ни от кого не узнать. Не желая баловать болтуна просьбами, вернулась к тревожащей теме:
— Зачем мы тебе на Утёсе?
Не то, чтобы я сомневалась в доброте друга — он никогда не обижал, только изредка задирал. Однако такой щедрый шаг наверняка аукнется потом просьбой об услуге — по-другому Харальдсон не умел.
— Давай начистоту, Астрид: твоему отцу откровенно плевать, где ты и что с тобой происходит. Он всегда занят, помогая конунгу, обучая шпионов или тренируя хирд. Уж прости.
— Правда не должна ранить, верно? — фыркнула я, глядя на небо. Ауствин легко парил в высоте: можно ли так просто сбежать от всех дум и проблем? Слишком многого прошу.
— Рефила пока что нет, а оставлять вас с Лив наедине с Сигрид становится всё опаснее, — размышлял Харальдсон. — Твои припадки беспокоят даже воинов и скоро вновь пойдут слухи, что очень понравится Бешеной. Пока я ещё могу это контролировать, надо вызволить тебя оттуда и не позволить опорочить никого.
В словах Сигурда был смысл: молва о колдунье Астрид ходила давно, благо Идэ всегда славилась длинным змеиным языком. Припадки выставляли меня слабой и умалишённой, и как бы не терпела, не старалась преодолеть боль, не молилась богам — всё было бесполезно. Тело не выдерживало и горело изнутри, пока Сигрид возвышалась надо мной и скалилась, явно вспоминая мою мать — теперь Герда была побеждена, а её дочь раздавлена.
— Поэтому хочу свозить вас на Утёс — развеяться, отдохнуть, а заодно пообщаться с местным населением. Там ведь застава: люди годами охраняют дальний берег, так что можно получить советы воинов.
— Ты сейчас передо мной распыляешься? Или речь для господина Дьярви готовишь? — я толкнула друга плечом, сбивая напыщенный вид.
— Златовласка, — елейно, почти томно протянул Сигурд, — будем честны: если мой отец прикажет или одобрит, твой выполнит и даже спорить не станет.
Я не ответила. Ауствин улетел, видимо устав кружить над нами.
В молчании мы проходили мимо хофа, к которому сейчас стекалась толпа. Недалеко от центральной площади — сердца Виндерхольма — высилась громада, под названием Храм. Деревянное строение с карнизами и треугольными дормерами, двускатными крышами, украшенными головами волков, состояло из четырёх уровней и стремилось в небо, словно пытаясь добраться до богов. Подле высокого крыльца замерли статуи Одина и Тора, а по территории стояли идолы остальных асов и ванов. Рядом с ними всегда лежали дары и горели молитвенные свечи, освещая путь просьбы к великим и всесильным. Линн рассказывала, что Храм был построен после войны с кланом Орла: тогда прежний дом богов, стоявший на холме близ бухты кораблей, сожгли, а возводить столь громоздкое сооружение в центре поселения считали неправильным, однако Тьодбьёрг, в то время ещё не столь известная, настояла на воплощении задумки. Она уверяла, что ей явилась сама Фрейя и велела строить Храм подле ясеня, ведь он был отголоском мощи Иггдрасиля. Праздники, жертвоприношения проходили на территории дома богов под надсмотром вёльвы и годи, которые резали мясо и после делили его между людьми. Однако сегодня не было никаких праздников, но люди всё равно шли вереницей и стягивались кругом.
Я выжидающе посмотрела на Сигурда, который наверняка был в курсе происходящего, но друг лишь заторопился пройти мимо, таща меня за собой. Заподозрив неладное, я выдернула руку:
— Что происходит? Почему так тащишь прочь?
Сигурд выпрямился, холодный блеск сверкнул в голубых глазах:
— Казнь. Хочешь посмотреть? Изволь, но потом не смей ныть о несправедливости или бросаться гневными речами.
Стальной, невозмутимый голос заставил меня содрогнуться — Сигурд редко выказывал истинное нутро. Не желая оправдываться или спорить, я ступила на дорожку к Храму, хоть и предчувствовала дурное. Минуя дом богов по дорожке вниз, можно было попасть на центральную площадь, где обычно толпился рынок и оглашались решения конунга. Сейчас годами утоптанная земля была покрыта снегом, а люди, побросав дела, стекались к центру, желая поглазеть. Сигурд круто взял вправо, в сторону хозяйственных построек, и остановился на помосте, скрываемом спинами зевак и брошенными старыми сундуками торговцев. Место вполне удачное для обзора: видно всё, однако для прочих мы стали невидимками. Я привстала на носочки, пытаясь разглядеть происходящее. Сигурд замер рядом, скрестив руки на груди.
