– А ты сильный! – говорила Лилиана, заглядывая в лицо мужчины.

Сейчас ее радовало, что она такая маленькая ростом. Смотреть на него снизу вверх было забавно. Она вспоминала бабушку Наймирэ, которая умела показать свою покорность мужчине и в то же время никогда никому не подчинялась. Лили всегда восхищала ее хитрость, а теперь она изо всех сил старалась походить на нее.

– Сила – не главное, – отвечал Цань Мо, чуть хмурясь. – Главное, власть.

– Если бы я хотела сказать, что ты здоровяк, я бы так и сказала, – прикусила губу Лили, лихорадочно размышляя, как исправить свою оплошность. – Сила – это нечто большее… Это быть на голову выше других, и я снова не про рост.

Ренегат вдруг остановился, сжал тонкие девичьи плечи и склонил голову, пытаясь рассмотреть ее лицо.

– Ты пытаешься обдурить меня, маленький воин.

– Убей Кьяна, – отвечала девушка, вскидывая голову. – Ты должен его убить. Иначе он теперь убьет и тебя, и меня.

– Хитрая злая лисица, – восхищенно качал головой катаец. – Ты ведь любишь его.

– Себя я люблю больше, – отрезала степнячка. – И жизнь люблю. Я тебе нужна, или ты просто решил меня использовать, чтобы насолить сопернику? Если второе, то отпусти меня немедленно!

Она вырвала свою руку из его руки и даже ногой топнула сердито. Цань Мо, совершенно очарованный, подхватил ее на руки, собираясь отнести… куда? В свой дом? Лилиана прищурилась и приблизила свое лицо к его морде, распуская волосы, которые скользнули тяжелой волной по ее спине и его рукам и одним движением воткнула ему в шею деревянную шпильку.

Мужчина взвыл, выпуская ее из рук, зарычал и вырвал тонкую заколку из своей плоти, но Лили только широко улыбнулась ему:

– Яд смертелен, – сообщила она ренегату. – Сначала онемеют ноги, потом поясница, а потом остановится сердце. Ты был прав: я люблю Кьяна.

Цань Мо смотрел на нее с восхищением. Какая женщина!

– Хитрый маленький войн, – прошептал он. – Дай мне еще раз до тебя дотронуться.

– Чтобы ты придушил меня? – сделала шаг назад степнячка.

– Нет, я не обижу тебя, – восторженно бормотал сидящий на земле мужчина. – Я бы любил тебя. На руках бы носил. Весь Катай положил бы к твоим маленьким ножкам! Ты красивая и смелая, ты самая прекрасная женщина моей жизни! Мне даже не жаль умирать от твоей руки. Дотронься до меня, Лилиана…

Лили очень осторожно протянула руку и убрала волосы с его лба. Его слова смущали. Никто и никогда не говорил ей о любви. Кьян, кажется, и вовсе не разговаривал с ней. А этот человек, которого она так боялась, который был настолько огромен и силен, что легко мог переломить ей руку напополам, только поймал ее пальцы и поднес к губам, обжигая их своим дыханием.

Из дома вышел Кьян Ли, поводя плечами и встряхивая кистями рук. Как он и ожидал, один из повстанцев, погонщик из рода Цань, готов был служить ему, а второй, у которого явно было слишком много ног, долго еще ходить не сможет, а, скорее всего, и вовсе до конца жизни будет хромать. Сидящий на земле Цань Мо, целующий руку его Ци, стал для него неприятной неожиданностью. Ли закипел, подбежал к жене и дернул ее к себе, но тут же заметил и кровь на шее у ренегата, и сломанную шпильку на земле.

– Ты убила его? – строго спросил он бледную девушку, а она вдруг закрыла рот руками и умоляюще посмотрела на него.

– Дай ему противоядие, – прошептала она. – Ты говорил, у тебя есть.

– Я наврал, – спокойно ответил Ли, прижимая ее лицо к своей груди, чтобы она не видела, как на губах командующего проступает розовая пена.

Противоядие у него, конечно, было, но Цань Мо он его все равно не дал бы. Катаец смотрел в глаза сопернику и скалился. Все было плохо. Всё должно было случиться не так. Он хотел убить его в поединке, а Колючка испортила и план, и зрелище. Он был зол на жену, но в то же время восхищался ею. Смогла ведь, и куда бить запомнила, и не побоялась сопротивляться.

Вокруг молча стояли воины. Они были здесь с самого начала, видели, и как Цань Мо вывел из дома Лилиану, и как она ударила его. Вмешиваться никто не стал – потому что до этого только слепой не видел, как командующий и чужак приехали вместе; а сейчас они были откровенно растеряны. Но катаец не зря прислал сюда своих сообщников. Вот в толпе кто-то прошептал:

– Дочь Оберлингов поразила Цань Мо…

– Огненный дракон Галлии всегда был на стороне простых людей…

– Да здравствует Кьян Ли Оберлинг! – крикнул какой-то голос (Кьян Ли готов был поклясться, что он принадлежал его учителю Линь Ору).

И всё войско вдруг качнулось и словно осело. Повстанцы один за другим опускались на одно колено, склоняясь перед новым лидером. Ли сжал зубы. Какого дракона! Он тут вообще ни при чем! Конечно, они не могли склониться перед женщиной, но и так принимать власть он не хотел, только, похоже, его сумасбродная супруга снова всё сделала за него. Что же он за мужчина такой, если всем, что у него есть, он обязан Колючке? Но выбора у него уже не было, и он взмахивал рукой и отдавал свой первый приказ:

– Принесите голубой шелк. Цань Мо будет похоронен по всем правилам.

Это был совсем не тот расклад, который был ему нужен. До чего же глупо все получилось – слов не найти! Он злился на Лилиану, как никогда и не на кого в жизни. Даже ночевать не пришел в тот дом, где их поселили – всю ночь разбирался с бумагами ренегата, благодаря Великого Дракона, что тот был грамотным и в делах довольно аккуратным. Скрипя зубами, велел, чтобы тетки из деревни за Колючкой присмотрели и во всем ее слушались, а сам даже видеть ее не хотел. Боялся, что как только увидит, сразу потащит в постель, а что это за главнокомандующий, из которого жена веревки вьет?

Он уже знал, что Ци – его слабость. Ей он был готов простить любую глупость. Кажется, она этого еще не понимала, и Ли предпочел бы, чтобы она узнала об этом позже. Потом. А лучше никогда.

А наутро, когда он едва на ногах стоял и тер глаза, в которые словно песок был насыпан, в лагерь приехали двое: мужчина и юная девушка. Оба были старыми знакомыми. Стражник, которого они оставили в живых на дороге, проникся к Кьяну Ли самыми теплыми чувствами и сообщил, что войско Императора выдвинулось к Янгуну.

А девушка была Шесса.

Когда Ли увидел, как она выросла, даже и не узнал ее сразу. Он помнил тощую девчонку со смешными косичками, а теперь перед ним была юная красавица. Шесса была такой же внучкой императора, как он сам, только отец у нее имелся, а еще имелся дед, который в свое время ее у Императора выкупил. Деда звали Линь Яо, и он был сейчас самым известным в Катае врачом. Внучка была его помощницей едва ли не с пеленок, именно она всегда заботилась о нем после встречи с кнутом палача.

Ли даже не вспомнил о ней, когда был во дворце. А она, узнав, что ее «старший братец» вернулся, бросилась за ним следом, да еще сопровождение себе вытребовала, хитрая лисица. Девочка, пожалуй, была единственной его родственницей, которой он доверял безоговорочно.

Кьян даже засмеялся от радости, увидев Шессу. Он от всей души обнял ее и расцеловал бы, да в Катае это не принято. Потому он просто подхватывал ее на руки и кружил, а Шесса вырывалась и требовала немедленно показать ей спину – она-то видела, в каком состоянии его отправляли порталом.

Увлеченные друг другом, хохочущие, они не видели Лилиану, которая отправилась разыскивать супруга, а теперь медленно бледнела, глядя, как он обнимает другую девушку.

Она вернулась в «свой» дом, дрожа. Ждала его, боясь даже выглянуть наружу – ей казалось, что все там будут смеяться над ней, все уже знают, что у ее мужа не одна женщина. Для него, наверное, это почет, как для степняков; Лилиане казалось, что нации очень похожи, а, значит, и традиции близки. Здесь совершенно точно заводят себе гаремы. Конечно, Кьян теперь большой человек тут, отчего бы ему не упрочить свой статус, взяв вторую, третью, четвертую жену? Он ведь все равно ее не любит, да она даже не катаянка! Только Лили подобного терпеть не собиралась. Конечно, она, выросшая среди степняков, знала, что ни один мужчина не будет терпеть таких претензий от жены (если, конечно, он не любит ее так же сильно, как ее отец любит мать), но и держать всё в себе не могла, заранее изнемогая от боли. Ее всю трясло от злости и волнения, и тем хуже было для Кьяна, который ничего и не подозревая, входил в дом совершенно спокойный.