Конечно, они тут голодают! Столько народу не было даже в Славии. А в Степи вообще можно было ехать весь день и не встретить ни одного человека. Внезапно Лили подумалось, что если Степь заселить так же плотно, там будет еще больше голода, ведь река там только одна, и зимы холодные и порой бесснежные, иногда и пшеница озимая вымерзает. А живут нынче степняки богато и раздольно, и население увеличивается. Во многом это еще и заслуга ее отца: эпидемий стало меньше, от болезней лечат в больницах (их еще на галлийский манер называли госпиталями). Сегодня места и еды всем хватает, а что дальше будет, лет через пятьдесят? Или через сто? Да даже если просто посчитать: у отца с матерью пятеро детей. У этих детей будет по трое-четверо внуков… за двадцать лет семья увеличилась вдвое, за сорок – вчетверо. А у деда и вовсе десять человек детей. И ни войн, ни голода.

Ей сейчас очень хотелось поделиться своими мыслями хоть с кем-то. Дома бы она пришла к отцу или деду, а здесь – Кьяну рассказать? Но он странный. То смотрит на нее с восхищением, то отталкивает от себя. Непонятный человек. Высмеет еще.

– Надо укрытие искать, – неожиданно заявил Кьян Ли, тревожно поглядывая на небо. – Дождь будет.

– Дождь – это же хорошо? – с недоумением спросила Лили, глядя в высокое небо, с одного края стремительно темнеющее.

– Ну… ночевать в поле под дождем – сомнительное удовольствие, – пожал плечами ее муж.

Он задал несколько вопросов пленнику, огляделся, вытягивая шею, и свернул с дороги прямо в зеленое поле.

– Здесь недалеко храм, – пояснил он. – Попросимся на ночлег туда.

– А почему не в деревню?

– Потому что нас там ограбят и убьют, – ровно ответил катаец. – Мы чужаки. К тому же прилично одетые. За одну твою куртку, Колючка, можно купить для большой семьи еды на неделю.

– Здесь всё настолько плохо?

– Нет. Всё гораздо хуже. Взгляни – даже императорские воины, которые должны защищать свой народ, сначала нападают на путников, а уже потом по их вещам решают, доложить о них или нет.

– А Император? Степной хан никогда бы не допустил подобного произвола!

– Вот и хочу задать несколько вопросов императору, – жестко ответил Кьян Ли, сжимая челюсти до желваков и не зная, что у него даже лицо сейчас темнеет от гнева.

Лилиана невольно им залюбовалась. Он ей нравился, но от такого сурового и хмурого взгляда по животу просто бежали мурашки.

– Ясно, – пробормотала девушка, с трудом шагая по мягкой земле, стараясь не раздавить зеленые ростки чего-то явно культурного.

Она видела, что Кьян тоже ступает мягко и осторожно, а вот пленный солдат идет напролом, не обращая ни на что внимания.

Муж мягко прикоснулся к ее плечу, стягивая и забирая ее мешок, не то чтобы тяжелый, но изрядно надоевший, и закидывая себе за спину. Лили сразу полегчало.

Катайский храм сложно спутать с чем-то другим. Его красная многоярусная крыша, кокетливо загнутая вверх, будто поля шляпки, видна издалека. Последнюю часть пути проделывали уже бегом – дождь хлестал сверху с такой силой, словно намеревался смыть путников с лица земли. Лили, конечно, почти не вымокла, только ноги до колен покрыты грязью. А сверху на нее ни одной капли не упало – она же водник. А вода – она и в Катае вода. С Кьяна же и с пленника вода стекала ручьями.

Крышу храма поддерживали тонкие красные колонны, стены были черные с золотыми разводами. Красиво, хоть и очень ярко. Лысый невысокий человечек в мешковатом халате, желтом, как одуванчик, замахал промокшим путникам рукавами, приглашая скорее зайти внутрь. Он был до того похож на степняка, ну просто одно лицо, только глаза чуть другой формы, что Лилиана по привычке сложила руки и поклонилась, как бы она приветствовала жреца храма у себя дома.

Кьян посмотрел на нее с недоумением и насмешкой, а жрец улыбнулся так, что от глаз, как лучики побежали морщинки, и коснулся пальцами ее лба, певуче что-то произнося. Теперь уже Кьян не смеялся, а сам склонил голову. Девушка растерянно поглядела на супруга, смутно сознавая, что сделала что-то не так, но он внимательно слушал старика.

– Дочь солнца и ветра, – внезапно обратился к ней жрец на галлийском. – Приветствую тебя в доме Огненного дракона. Раздели с нами трапезу. Дождь закончится ночью, утром ты продолжишь свой путь.

Кьян наморщил нос, явно недовольный, что обращаются не к нему, а Лили снова склонила голову, улыбнулась и ответила в обычаях своего народа:

– Благодарю за приглашение, почтенный арын. Да будет ваш шатер крепок, а ваши кони быстры и выносливы.

Старик вдруг раскашлялся, явно скрывая смех.

– Спасибо, конечно, светлоликая дочь степей, – выдавил из себя он, наконец. – Но коней здешние служители давно отпустили на покой, взяв обет смирения и воздержания. Впрочем, это касается только лаэнов.

Лили залилась краской, заморгав. Кьян за ее спиной сдавленно хрюкнул. Он вдруг понял, что обозначало это витиеватое приветствие.

Старый монах жестом пригласил их пройти внутрь храма, очень похожего яркой ало-золотой отделкой на покои во дворце степного хана. Посередине большого зала был бассейн, а рядом с ним каменная статуя женщины. Ну, во всяком случае, Лили показалось, что это женщина. Высечена она была весьма условно: лицо с едва угадываемыми чертами, силуэт груди и бедер, линия рук. Деревянный дракон у ее ног был куда более детальный – на нем можно было рассмотреть каждую алую лаковую чешуйку, когти на коротких лапах были вызолочены, а рога сделаны из полупрозрачного не то камня, не то стекла. Глаза у дракона прикрыты, поза расслаблена – спит, обвивая своими кольцами условные ноги статуи. Красиво… и странно.

Кьян Ли присел на корточки и коснулся пальцами воды, а затем провел мокрой рукой по лбу. Воин императора поступил точно так же.

– Тебе не нужно, – сказал старик растерянной Лили. – Это для воинов, на руках которых немало крови. Ты ведь никого не убивала?

Девушка покачала головой, сглотнув. Ей живо вспомнились три трупа на дороге.

Старик свернул вправо, провел своих гостей между тонкими колоннами и оставил рядом с широким полотном, скрывающим проход в другое помещение, попросив немного подождать. Золотое полотно было густо украшено черным орнаментом. Нет, не орнаментом – схематичным рисунками… пар. Вдруг осознав, что это за рисунки и чем занимаются эти человечки, Лилиана ахнула и взглянула на мужа. Кьян Ли стоял весь красный, но пары и позы рассматривал внимательно.

– А что, так тоже можно? – пробормотал он, на всякий случай скосив глаза на жену, будто примеряясь. – Хм…

Лили вздернула подбородок и из принципа принялась глазеть на полотно не менее внимательно, чувствуя, как щеки начинают пылать. От прикосновения горячей ладони к спине она вздрогнула всем телом и сжала ноги: по животу прошлась жаркая волна. Кьян прижал ее к себе, будто невзначай скользнув пальцами по груди. Девушка откинула голову на его плечо, а катаец обвил рукой ее талию, нагло забираясь под распахнутую куртку. Его дыхание изменилось, стало глубже и тяжелей, и у Лили от этого, и от его пальцев, легонько гладивших ее бок сквозь вдруг показавшуюся тонкой рубашку, дрожали колени.

По храму тяжелыми клубами вдруг заструился дым. Люди обернулись, с изумлением видя, что у деревянного дракона приоткрылась пасть и засверкали изумрудами глаза. По залу поплыл тяжелый запах благовоний. Появившийся старик смотрел на Кьяна и Лили пристально и лукаво, а потом требовательно что-то сказал по-катайски. Кьян Ли ответил насмешливо и резко. Монах пожал плечами, отодвинул занавес и жестом указал на проем в стене.

– Что он хотел? – шепотом спросила Лилиана у мужа, который всё так же обнимал ее.

– Я тебе потом скажу, – тихо ответил Кьян.

Катаец быстро переоделся в сухую одежду – у него были с собой запасные штаны и широкая домотканная рубаха, а Лили просто сняла сапоги, которые тут же с поклоном утащил куда-то худой бритоголовый юноша. Пленный солдат скрипел зубами – у него сменной одежды не было.