– Неисповедимы пути богини, – развел руками хозяин, вспоминая галлийскую поговорку. – Какой чай вы предпочитаете? Черный, зеленый, цветочный? С медом, молоком, морской солью? Я немедленно распоряжусь.

– Зеленый без всего, – попросил Кьян. – И давайте без отступлений. Что вы задумали? Я, простите, сегодня много наговорил Императору. Завтра мне могут отрубить голову, я, пожалуй, предпочту покинуть дворец как можно быстрее. У меня нет времени на деликатные разговоры.

– Хорошо, – кивнул Тайлин, расставляя чашки так аккуратно, словно они были не фарфоровые, а бумажные. Он явно был напряжен, как струна. – Вы хотите стать следующим Императором?

– Исключено, – отрезал Кьян Ли. – Я думал об этом. Во-первых, это попрание всех традиций. Я безотцовщина. Меня не примет народ. Чтобы удержаться на троне, мне придется утопить свою страну в крови. Это неприемлемо. Во-вторых, я не выдержу подобной ответственности. На меня ведь будет давить не только мантия, но и небезызвестный вам канцлер Галлии. Я ему должен и не хочу расплачиваться за свои ошибки экономикой Катая. Признаюсь честно, я ему не соперник. Возможно, пока не соперник. Но вырастить зубы он мне времени не даст. И третье, признание на признание: Император волей неволей должен держать гарем и постоянно доказывать свою мужскую силу. Я не хочу этого.

Кьян Ли прекрасно осознавал, что это не аргумент, но, зная человеческое мышление, понимал, что этот факт запомнят и будут повторять чаще всего. Этого он и добивался. Куда проще управлять людьми, если они считают тебя слабее, чем ты есть на самом деле.

– Почему? – вырвалось у Тайлина. – Ох, простите!

– Нет, не поэтому, – спокойно отвечал молодой катаец. – У меня есть жена, и я не хочу никого другого. Даже думать ни о ком не хочу.

Он придумал эту фразу давно, но только сейчас понял, что самая настоящая правда. Женщины ему никогда особо не были нужны, даже к постельным утехам он всегда был равнодушен. Но Лилиане удалось зацепиться где-то внутри его груди. Он чувствовал себя связанным с ней, и никого другого рядом с собой и представить себе не мог.

В Катае считалось, что женщина и мужчина – две совершенно разные энергии, и они должны взаимодействовать, чтобы сохранять здоровье и жить долгие года. Ли считал это полным бредом, но даже если это истина, то Лили – именно та, кто наполнял его силой. Он пробовал других женщин раньше и уходил от них ослабленным. С Ци все было по-другому. Она была, пожалуй, даже ядовита и часто делала совсем не то, что нужно делать, но она всегда верила в него, и он сам начинал верить в себя. Еще полгода назад он бы не посмел даже думать о том, чтобы свергнуть Императора и занять его место, но сейчас он хладнокровно и со всех сторон рассмотрел эту возможность и счел ее слишком невероятной отнюдь не потому, что он не справился бы. О нет, он бы справился, и куда лучше, чем тот же Цань Мо.

Шань Тайлин смотрел на своего собеседника странно, его рука все же дрогнула и пролила чай мимо чашки. Он суетливо взмахивал салфеткой, убирая капли и понимал, что очень ошибся в этом юноше. А точно ли он не сын Браенга? Потому что сейчас Тайлин воочию увидел перед собой человека, которого просто боготворил. Он всё еще считал, что Кьян Ли довольно просто посадить на трон, более того, зная Императора – тот сейчас назначит преемника, и, скорее всего, укажет на своего непутевого внука. Это просто читалось в его взгляде. Гуань не сказал мальчишке, что не просто так подслушивал где-то за колоннами, а сам организовал эту встречу, сам подал идею Императору приглядеться к внуку, в котором течет иноземная кровь – Катаю давно нужны перемены. Шань Тайлин играл на обе стороны, а, скорее всего, только на себя, но сейчас его выверенный план давал трещину. Не выйдет из Кьяна Ли марионетки на троне, его не удержишь в руках угрозами войны, на него не повлияешь через женщину.

Ли думал, что сознательный отказ от гарема покажет его слабость, но Тайлина больше всего поразило именно это возражение. Он не сомневался, что Кьян гораздо хитрее, чем хочет казаться.

– Кого Император назначит преемником? – задавал прямой вопрос Ли, глядя в глаза гуаню, и тот только пожимал плечами:

– Вас.

Кьяну вдруг стало не смешно, а очень страшно. Это ему было не нужно, но Император настолько безумен, что, действительно, может так поступить.

– А кто может? У Шун Тао огромное число сыновей и внуков. Не поверю, что ни один из них не сможет стать во главе страны.

– Проблема не в том, кто может, – медленно произнес Шань Тайлин. – Могут-то они все. Проблема в том, что есть еще Цань Мо. Нужен тот, кто удержит власть.

– Цань Мо поддерживает Браенг, – небрежно заметил Кьян Ли.

– А вас, как я понимаю, Оберлинг? – тонко улыбнулся гуань. – А в Янгуне именно статуя Максимилиана.

– Это да, – кивнул Ли. – Поэтому я и хочу себе Янгун.

Сказал вслух и выдохнул с облегчением. Столица ему была не нужна, и дворец императорский не нужен, а вот горная провинция… богатейшая горная провинция, где даже алмазы раньше находили, где наверняка есть и уголь, и медь, и серебро – ведь по другую сторону гор они есть – и в то же время самая нищая и обездоленная провинция Катая.

– Вы его получите, – твердо пообещал Шань Тайлин. – Если устраните Цань Мо.

– Я счастлива, – призналась Лили самой себе.

Она лежала на животе на каменной лавке, а маленькие девушки порхали вокруг нее, словно бабочки, втирали ей в спину ароматное масло, расчесывали волосы костяными гребнями, массажировали икры и натирали щетками ее огрубевшие ступни. Купальни в императорском дворце ей чрезвычайно понравились. Сначала ее на целый час запихнули в деревянную бочку, наполненную травяными отварами, потом окунули в прохладный бассейн, потом долго мяли тело и терли его мочалками. От всего этого, а еще от холодного цветочного чая и сладостей, Лилиану разморило. Она лежала на лавке как блинчик, абсолютно не имея сил пошевелиться, только, свесив руку, аккуратно чесала за ухом красивую белоснежную кошку с колокольчиком на шее – кошка пришла в купальни сама и теперь мурлыкала на полу под лавкой.

Однако когда юные девы вознамерились выбрить ей лоб и брови, она категорически отказалась. Они, конечно, настаивали, объясняли жестами, что длинное лицо – это красиво, но у Лилианы опыт скандалов был явно больше. Она-то выходила победительницей из споров с матерью, а это уже показатель. И грудь перетягивать себе не позволила – для женского здоровья это совершенно неполезно.

Девы, недовольно шипя, будто кошки, надели на нее целых три шелковых халата, нижний – глубокого фиолетового цвета, потом сиреневый, а поверх всего нежно розовый, расшитый золотом, а белья совсем не надели. На ноги тут полагались шелковые туфельки. Волосы ей убирали в четыре руки. Заплели что-то причудливое, перевили жемчужными нитями, украсили цветами.

Поесть, правда, нормально не давали. Лили ни дракона не понимала, что они там щебетали, то есть понимала немного – не дура и на память никогда не жаловалась, уж десятка два слов уже выучила. Видимо, они считали ее толстой. Ее, у которой самая тонкая талия в Степи! Ну да, бедра широкие, но ведь это красиво и соблазнительно! А здесь, похоже, в моде были женщины, похожие на десятилетних девочек, отец бы многое сказал о подобных пристрастиях; да не просто сказал бы – орал бы. Лили даже вздохнула – самостоятельная жизнь оказалась мало похожа на приключение. Хотя и приятные моменты тоже встречались.

Прислужницы провели ее через сад в флигель Кьяна. Уже смеркалось – по всему выходило, что девушка провела в купальне несколько часов. Вернулся ли ее муж от Императора, вернулся ли он вообще? А вдруг его и вовсе казнили или бросили в тюрьму? Отчего же ей не пришло в голову, что, пока она развлекалась, он жизнью рисковал? С отчаянно колотящимся сердцем, путаясь в длинных полах своего одеяния, не замечая даже, что халаты ей все же узковаты в бедрах, и оттого распахиваются, обнажая ноги, она влетела в комнаты, с облегчением убеждаясь, что Кьян там. Катаец сидел спокойно на полу и выглядел умиротворенным и веселым. Пожалуй, даже слишком веселым. И он-то сразу заметил и ее ноги, и встревоженный вид.