– Я готов, – заявил катаец, убедившись, что все части тела у него на месте, и повязка на боку не намокла.

– Обедать не будешь? – палач снисходительно кивнул на стоящую на столе деревянную миску с похлебкой. – Подкрепился бы… напоследок.

– Благодарю, как-то аппетита нет, – вежливо отказался молодой человек.

– Ну да, в следующей жизни теперь, – ухмыльнулся мужчина. – Пошли, что ли, тогда?

Сейчас вдруг Кьян Ли заметил, что его сопровождающий одет слишком роскошно для палача. И не такой уж он и страшный, просто очень крупный. Даже Ли с его ростом был мужчине до плеча. И прическа у «палача» не простая: виски выбриты, несколько прядей заплетены в мелкие косички, украшенные бусинами. Как дикарь, право слово. В Катае длинные волосы носили только женщины и бывалые воины, и уж совершенно немыслимо было представить, чтобы мужчина заплетал себе косы и украшал их. Впрочем, в силе и мужестве этого здоровяка усомниться не смог бы никто. Наверное, он все же воин.

Катайца держали не в тюрьме, а в подвальной камере дворца, а это значит, что до площади, где обычно казнили преступников, нужно было идти не менее четверти часа. К слову подобные зрелища были очень редкими, Кьян Ли работал во дворце четыре года, и за все это время казни видел не более дюжины раз. В Катае каждый день кого-то казнили или публично били плетьми.

Воздух был до того свеж и влажен, что Ли не мог надышаться им, хватая его губами и дрожа от холода в одной рубашке. Стояла весна, для Галлии – еще ранняя. Только-только начинали распускаться листья на деревьях. Умирать весной даже обиднее, чем зимой или осенью, но сейчас мужчина был благодарен своему провожатому за эти мгновения острого счастья, которое он ощущал при виде неба и низких тяжелых облаков на нем.

Они вышли в сад. Ни одного человека не попалось им навстречу.

– Площадь в другой стороне, – нервно сказал катаец, оглядываясь. – Куда мы идем?

– В храм, – ответил «палач». – Тебе там грехи напоследок отпустят, ха-а-а!

– Зачем? Я не верю в ваших богов. Я вообще в богов не верю.

– Ну да, а в драконов веришь.

– Драконы существуют.

– Да-да, а я старичок-лесовичок.

Кьян Ли не раз бывал в храме. Он вообще изучил тут, во дворце, всё, что можно было изучить. В храме было тихо и спокойно, он любил там обдумывать свои планы. Кто бы мог подумать, что ему доведется зайти туда перед смертью!

Из дверей храма вышел незнакомый старик, тяжело опирающийся на трость.

– Привел? – густо и насмешливо спросил он. – А рубашки получше не нашлось?

– Узникам приличная одежда не полагается, – пожал плечами конвоир.

– Эх, молодежь, – усмехнулся старик. – В храм – и в рубище! Ты же весь трясешься! Держи, тебе подойдет.

Он снял с себя черный бархатный камзол, расшитый серебряной канителью, оставшись в рубашке и жилете, и заставил Кьяна Ли просунуть руки в рукава. Совершенно отупев от холода и волнения, кружащего голову, катаец послушно надел толстый камзол, еще хранящий тепло чужого тела. Только трясти начало еще сильнее, так, что даже зубы застучали. Зачем это всё? Зачем жалость, зачем этот старик смотрит на него без презрения, без ненависти? Зачем внимательно осматривает его со всех сторон и застегивает крупные серебряные пуговицы?

– Пойдем, Герхард, ждут уже, – заявляет старик, как будто не он тут всех задержал. – Не волнуйся, парень, всё будет хорошо. Всё уже кончилось.

«Что хорошего-то? – тоскливо думает Кьян Ли, подчиняясь повелительному жесту старика. – Издеваются еще». Вбитое палками почтение к старшим не позволяет ему отпустить язвительные комментарии, да и к чему? Побыстрей бы! Внезапно и ясный весенний день, и величественная красота храма, и зеленая трава под ногами опостылели ему настолько, что он почти бегом бросился в большие двери и замер в недоумении.

Представшее перед ним зрелище было достойно самых странных катайских гравюр. У алтаря стояла демоница с большими белыми рогами, а рядом с ней в чем-то воздушном – девочка, которая, как оказалось, не могла быть его кровной родственницей. Почему-то именно эта мысль запульсировала в его измученной голове: «Не родственница, не родственница». Ад представлялся ему каким-то менее сложным.

– Иди вперед и не тушуйся, – подсказал ему черный старик. – В конце концов, от этого еще никто не умирал.

Кьян Ли прошел вперед. Здесь были люди, которых он никогда не хотел бы встретить: степной лекарь, держащий на руках ребенка, и его супруга, канцлер Браенг и сам король, а также незнакомо-знакомая высокая женщина с белыми волосами, рядом с которой встал черный старик. Катаец вдруг узнал их – это лорд и леди Оберлинг. Их портреты он не раз разглядывал в галерее. Неужели знаменитый Огненный Генерал еще жив? Он был легендой даже в Катае. Молодой человек только благодаря присутствию легендарного героя вдруг осознал, что это не сон, не бред, не выдумка воспаленного сознания. Что-то непонятное вокруг него происходит на самом деле.

– По старинному закону преступник, именуемый Кьян Ли, помилован будет, поскольку нашлась дева невинная, пожелавшая взять его в мужья, – скучающим голосом заявил король, и Кьян Ли, как раз пытавшийся сглотнуть вязкую слюну, поперхнулся и раскашлялся, хватаясь за ребра, которые от этого движения отчаянно полоснуло болью.

Дева невинная? Это Колючка, что ли? Да в ней невинности меньше, чем в нём! Она же едва не соблазнила его тогда, пять лет назад! И самое обидное, ведь не родственницей оказалась! А он, дурак, за тот поцелуй себя корил столько лет!

Маленькая Ци, имя которой он никак не мог вспомнить, смотрела на катайца встревоженно. Она была бледна, под ясными глазами залегли черные тени, пухлые губки сжаты так плотно, словно она, так же как и он, боится закричать.

«Я все равно буду твоей женой», – вспоминает он слова Ци, и ему ничего не остается, как признать ее правоту: умирать совсем не хочется, тем более, если можно не умирать. Брак, да еще с Колючкой, теперь вовсе не внушает ему отвращения.

Женщина-служительница (вовсе не демоница, а просто дама в смешной рогатой шапке) выступает вперед и начинает церемонию, которая явно звучит не по шаблону.

– Лилиана Кимак, дочь рода Оберлингов, согласна ли ты принять в свой род Кьяна Ли, быть ему хорошей женой и хранить ему верность до конца жизни?

– Согласна, – мягким, нежным голосом отвечает Лилиана, у которой при виде Кьяна Ли прошли все сомнения.

– Осужденный на смерть Кьян Ли, согласен ли ты взять в жены деву из рода Оберлингов и принять имя и покровительство ее семьи? Готов ли ты хранить и почитать свою супругу и быть ей верным мужем?

– Да, – мрачно отвечает катаец, хмурясь от того, что церемония унизительна для него.

– Отныне вы являетесь мужем и женой, а с Кьяна Ли Оберлинга снимаются все обвинения.

На руки ему и супруге подошедший канцлер Браенг молча надевает широкие серебряные браслеты. Почему-то в этот момент в голове Ли вдруг мелькает совершенно нелепая мысль, что сегодня ночью у него будет секс, которого не было уже так давно, что он почти забыл, что это такое – быть с женщиной. Он попытался выкинуть эту неуместную мысль из головы, но стоило взглянуть на Колючку, которая смотрела на него, не отрываясь, как по телу прошлась горячая волна, и в сюртуке лорда Оберлинга сделалось даже жарко.

– Поздравляю, приятель, – поглядел на него канцлер Браенг, который давно должен был помереть от действия яда. – Ты везунчик, каких мало. Даже жаль, что ты не мой сын.

– А… спасибо, – пробормотал Кьян Ли. – Мне, наверное, тоже жаль.

Король, морщась как от головной боли, кивает, отпуская всех присутствующих.

– Возьми жену под руку, – шипит в ухо Ли черный старик. – Не тупи. И вперед, в карету!

Катаец осторожно сжимает крохотную ладошку своей теперь уже супруги и движется в указанном направлении. Его глаза замечают совсем уж ненужные детали: белый мех на плечах девушки, идущей рядом, серебряный обруч тончайшей работы (в Катае такой красоты не делали) в ее черных волосах, злой взгляд степного лекаря, алые цветы вдоль дорожки, усыпанной гравием.