Когда я стоял у ее постели, Дрейвен прижимал ее хрупкую руку к своим губам. Тогда-то я и заметил это: знак спаривания. Увидев это, я нахмурил брови, потому что, когда умирает пара, умирает и метка. Тогда я поднял свои руки только для того, чтобы посмотреть на безымянные ладони. Единственный признак того, что у меня когда-то была пара — это легкий шрам на порезанной плоти.

Но у Дрейвена и Эммы… Хотя он выцвел и его почти нет, следы все еще видны. Тем не менее, Дрейвен все еще испытывает разрывающую душу боль, которая разрушает изнутри, при потере пары. Ничто из этого не имеет смысла.

Обычно тело начинает разлагаться, и это было нечто такое, чего я, кажется, не могу понять. Я не уверен, содержит ли вода в Море Душ что-то, что сохраняет тело нетронутым, или, может быть… Эмма не мертва. Что, если она в глубоком сне?

Мысль безумная, но Море Душ — это неизвестность, которую мы не понимаем. Нет истории или письменных сведений о том, что он может сделать.

Но Дрейвен… Он не может видеть дальше ее неподвижного тела и тишины в ее груди, когда я озвучиваю свои вопросы. И я не виню его. Я знаю, насколько всепоглощающа боль, которая пустила в него корни.

Я дважды видел его в плохом состоянии. Когда он потерял отца и когда ушла Эмма. Но это… Это другое. Он не в ярости. Не стремится к насилию и ни с кем не разговаривает. Он превратился в оболочку самого себя. Почти не спит, а если и спит, то максимум несколько минут, когда его заставляет тело. Даже тогда он остается сидеть у своей кровати, сжимая руку Эммы.

Под его глазами залегли темные полумесяцы, а лицо стало еще бледнее и изможденнее из-за того, что он отказывается есть что-либо, что ставят перед ним. И похоже, что он даже не понимает, есть ли кто-нибудь с ним в комнате и не оставляем ли мы еду.

Нет никакого способа освободить его из того места, в которое он сам себя загнал. По крайней мере, пока он не будет готов. И я это знал; мне потребовались годы, чтобы вытащить себя из состояния саморазрушения.

Бросив последний взгляд на спящую Кору, я оставляю ее отдыхать. Мне нужно проверить Дрейвена, не изменилось ли что-нибудь. Но когда я открываю его дверь, надежда исчезает в одно мгновение. Все на том же стуле, перегнувшись через край кровати и прижимая безвольную руку ко рту. Его тусклые, налитые кровью глаза не отрывались от ее спокойного лица.

Видеть моего друга в таком состоянии невыносимо. И я чувствую, что тону вместе с ним, но ему нужно, чтобы я был сильным. Я нужен ему как опора, когда он будет готов снова встать на ноги. Точно так же, как он сделал это для меня.

Скрипит дверь, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть входящую королеву Зораиду, ее глаза водянисто блестят, когда она смотрит на своего сына. Она коротко кивает мне, прежде чем встать рядом с Дрейвеном, кладя руку на его вытянутую на кровати руку. Но он даже не вздрагивает и не смотрит на нее. Он остается статуей.

— Сынок, — тихо произносит она. — Это еще не конец.

В мгновение ока его мышцы напрягаются, и тяжелая интонация силы сгущает воздух. В следующее мгновение он вскакивает со стула, глядя сверху вниз на свою мать.

Он взмахивает рукой и указывает на дверь.

— Убирайся!

У меня отвисает челюсть, желудок сжимается, задерживая воздух в легких. Мои глаза не верят, что он пошевелился, а уши в шоке, когда я снова слышу его голос. Несколько дней с его стороны не было никакой реакции, и первый день пылает красным от всего, что он запер внутри себя, вырываясь наружу в диком порыве.

Он сам не свой, он любит свою мать и ни разу не повышал до этого на нее голос. Он никогда не был жесток по отношению к ней. Это огромная боль, в которой он потерялся, которая вырывается наружу. Ощущение, как будто его грудную клетку вскрыли и сердце разорвано надвое.

— Дрейв… — она хочет что-то сказать, но он перебивает ее.

— Нет! — его грудь резко вздымается, когда он опускает руку, сжатую в дрожащий кулак. — Почему звезды не могли сказать тебе, что жертвой будет ее жизнь?! — он резко качает головой с глубоким рычанием. — Я бы оставил ее здесь. В безопасности. Даже если бы мне пришлось запереть ее для этого, она бы в конце концов поняла. Но теперь… — его голос срывается, когда он переходит от гнева к поражению и падает обратно на стул. — Она мертва.

Уронив голову на плечо Эммы, он прерывисто дышит.

— Моя пара, блядь, мертва.

Его голова наклоняется к нам, и следующие слова теряются, когда он сдерживает волну слез, покалывающих его глаза.

— И я, блядь, не могу дышать без нее.

Его мать мягко кивает, что похоже на понимание. Ей тоже знакома боль потери партнера.

— Мы поможем тебе снова научиться дышать, — ее голос нежен и чист. — Когда придет время, мы все еще будем здесь.

Она разворачивается на каблуках, чтобы уйти, унося прочь печаль, наполнившую ее глаза. Остановившись рядом со мной, она кладет руку мне на плечо, но наклоняет голову вперед.

— Время излечит.

Я не могу оторвать глаз от своего лучшего друга, и моя грудь горит, когда я вижу его таким сломленным. Когда я потерял свою вторую половинку, от нее не осталось и следа. Она просто исчезла. Последним воспоминанием, которое у меня осталось о ней, была ее улыбка перед уходом в море.

Но Дрейвен… Ему будет трудно представить ее улыбку, когда он теперь знает, каково это — видеть, как свет покидает ее глаза. Бледная кожа, которая остается холодной. Боль от потери пары уже ощущается как открытая рана, которая никогда не заживет. Но видеть труп прямо перед собой, может быть пыткой. И все же я не могу заставить его отпустить или похоронить ее должным образом, потому что, если бы моя пара умерла у меня на руках, я бы сделал то же самое.

Я медленно поворачиваюсь, чтобы посмотреть на лицо королевы Зораиды.

— Я думаю, мы с тобой оба знаем, что время его не излечит.

Оглядываясь назад, я вижу, как Дрейвен дрожащими пальцами убирает прядь волос Эмме за ухо.

— Я беспокоюсь о том, что мы скоро потеряем и его.

Она резко поворачивает ко мне голову, и я чувствую волны эмоций, исходящие от нее, но не могу разобраться в них. Ее слабый и дрожащий голос выдает ее страх, когда она говорит:

— Пожалуйста, не спускай с него глаз. Время излечит.

Мои брови автоматически хмурятся, когда она говорит это снова. Когда я встречаюсь с ее глубокими, как океан, глазами, они смотрят в мои, как будто она пытается сказать мне что-то, чего я не понимаю. Умоляет меня выяснить причину ее слов.

Но все, что я могу сказать, это:

— Я буду присматривать за ним.

Она кивает. Бросив последний взгляд на Дрейвена, ее грудь опускается, и она выходит из комнаты. Оставляя меня с мужчиной, который разбит вдребезги, но не может найти ни одной частички, чтобы снова стать целым. Хуже всего то, что я не думаю, что он хочет, чтобы его снова собрали воедино.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Эмма

Последний глоток воздуха покидает мои легкие, когда все становится холодным и темным. Но затем мир вокруг меня расплывается, и я чувствую, что парю. Плыву по беззвучному течению, которое уносит меня все дальше от тех, кого я люблю.

Я знаю, что это конец. Смерть наконец настигла меня, и музыка перестала играть. Пустота наполняет мою грудь, как будто я оставила свое сердце позади. И в каком-то смысле я так и сделала. Я ушла от него. Оставляя меня с настойчивой болью, которая разливается по моим венам, когда моя кровь взывает к его крови.

Но я буду терпеть эту боль вечно. Я умру тысячью смертей, если это поможет спасти его. Небольшой проблеск покоя поселяется внутри меня, зная, что я увидела эти прекрасные голубые глаза в последний раз. То, что я буду лелеять, пока звезды не решат, что мы должны встретиться снова. Я просто надеюсь, что он знает, что у него есть моя любовь до скончания времен.

Холод пробирает мою кожу, и мое тело кажется невесомым, пока я продолжаю плыть к маленькому отверстию, которое мерцает светом и выглядит как конец затемненного туннеля. Когда я приближаюсь к нему, воздушный туман окутывает меня нежным одеялом изломанных лучей, покалывающих кожу, прежде чем рассеяться, когда мои ноги касаются твердой земли. Широко раскрыв глаза, я осматриваюсь по сторонам, не в силах сдержаться, чтобы не приоткрыть рот от благоговения.