Она вздыхает.

— В жизни так много неизвестного, что может покончить с нами в одно мгновение. Найти кого-то, кто заполнит пустоту одиночества, помогает скоротать время. Но я понимаю, почему принц такой, какой он есть, ему 500 лет, и он все еще не нашел себе пару. Хочет он быть один или нет, паутина на его сердце, должно быть, душит. Вероятно, поэтому он такой жестокий; держу пари, что весь сотканный шелк затвердел от кислоты, из-за которой он был таким горьким 24/7.

Протягивая руку, я кладу свою на ее руку.

— Кора, ты останешься со мной, даже после смерти и в потустороннем мире. Но если ты считаешь принца Дрейвена таким ожесточенным, почему бы тебе не попытаться подсластить его? — Я подмигиваю.

— Нет, спасибо. Он слишком задумчивый для меня. — Я собираюсь высказаться и сказать, что все это не имеет значения, когда она продолжает: — К тому же, я не хочу Темного принца. Конечно, на него приятно смотреть, и я никогда не откажу своим глазам в удовольствии, которое приносит его телосложение, но он не тот мужчина, которого я хотела бы подсластить, как ты выразилась. — Она хихикает.

— Корааа… Есть ли парень, за которым ты охотишься?

Она смотрит на все еще облачное небо, бесконечные волны молочно-серого цвета, которые простираются далеко за горизонт.

— О, ты только посмотри на это! Мы должны доставить тебя на завтрак. Я полагаю, нам придется вставить в это булавку. — Она выбегает из комнаты и направляется прямо к двери.

Мои руки в раздражении опускаются на бедра.

— Прекрасно, я понимаю, как это бывает. Но знай, я узнаю об этом загадочном парне.

Ее голова откидывается назад с игривым выражением, которое выглядит как вызов.

— Ммм. Конечно. — Драматическое подмигивание — это все, что она бросает мне на прощание, когда выходит из комнаты.

Завтрак небогатый, но вкусный. В комнате царит уныние, она отделана серым камнем, возвышающимся до огромных высот, а вдоль стен расположены открытые арочные окна, через которые проникает тусклый свет пасмурного дня, когда маленькие свечи украшают длинный черный стол. Весь этот замок, кажется, является полной противоположностью Асов во всех отношениях. Там, где наши полы выложены светлыми ракушками, у них гладкие полы из полированного черного мрамора. Стены нашего дворца белые, а здесь они серые, замаскированные туманной дымкой, которая окутывает двор спокойствием.

Во время завтрака я доедаю блюдо с фруктамим, желе и булочки, горками возвышающееся на подносах, слушая вежливые разговоры о встречах и подготовке к балу между королевой Зораидой и моим отцом. Не поднимается ничего важного, что вызвало бы мой интерес, и, похоже, то же самое относится и к Эйдену, который сидит напротив меня, уделяя особое внимание своей еде. Он заговорил, чтобы поприветствовать меня с кажущейся искренней улыбкой, но больше ничего не сказал за оставшуюся часть ужина.

Часть моего сердца не знает, должно ли это вызвать трещину или нет, но напряжение в наших отношениях болезненно. Я чувствую, что мой друг ускользает у меня из рук, и я не уверена, смогу ли вернуть эту часть нас обратно. Но другая сторона моего сердца хочет ожесточиться еще больше, поскольку гнев, темный, как сажа, покрывает орган, окрашивая связь, которую мы укрепляли годами.

Похоже, это то, что происходит с теми, кто мне близок: они умирают или становятся отстранёнными. В конце концов, их внутренние демоны овладевают ими и используют их тела как сосуд. Мой отец раньше был добр ко мне, но когда мне исполнилось пятнадцать, я наблюдала, как он изменился, видя, как его улыбка в мой адрес превратилась в насмешку.

Кора и Кай, кажется, невосприимчивы ко мне, но я жду того дня, когда мое присутствие разрушит их дух, как, похоже, это начинает происходить с Эйденом. Я не знаю, смогу ли я пережить потерю Коры или Кая, которые удерживают меня на земле, когда я чувствую, что соскальзываю в темную бездну депрессии.

Интересно, станет ли мое сердце таким же твердым, как у принца Дрейвена, который отсутствовал за завтраком. Его мать, казалось, не возражала, как будто пропускать трапезу с гостями — нормальное поведение для него. Кто знает, может быть, он занят улаживанием дел с этим двором, но я не могу не задаться вопросом, какими еще делами он мог заниматься в своей комнате…

Приди в себя!

Я внутренне выбиваю себя из мыслей, которые формировались. Очевидно, я напряжена, причем во многих отношениях. Я не только не испытала чувства облегчения после бурных моментов с Эйденом — это моя собственная вина, что я остановила это, — но я также не доставила себе удовольствия остудить огонь, который не угасает. Позже мне придется найти для себя какую-нибудь разрядку, достаточную, чтобы утихомирить ад до кипения, прежде чем я взорвусь. Прямо сейчас я отчаянно хочу найти уединенное место на улице, где-нибудь глубоко в лесу, чтобы почитать мою любимую книгу, которую я спрятала в своих сумках.

Я бреду обратно в свою комнату, а новый охранник следит за каждым моим движением. Как раз в тот момент, когда я захожу в свою комнату и беру книгу, меня останавливает тихое эхо моего имени. Голос ласкает мой позвоночник, оставляя покалывание везде, где он прикасается. Я оборачиваюсь на звук и вижу Эйдена, приближающегося ко мне из конца коридора, неспешно идущего ко мне в своей накрахмаленной синей тунике и выкрашенных чернилами штанах, звук твердой кожаной набивки по камню при каждом шаге.

Я поворачиваюсь к нему лицом, поднимаясь во весь рост, чтобы подготовиться к тому, что он собирается сказать. Он останавливается менее чем в футе от меня, ближе, чем кто-либо осмелился бы, и не скрывает, как его глаза скользят по моему покрытому бархатом телу.

— Оставьте нас, — приказывает он охраннику, и я наблюдаю, как он быстро кланяется, прежде чем исчезнуть из поля зрения. Я вопросительно смотрю на Эйдена. — Я забыл сказать тебе, как прекрасно ты выглядишь.

Не моргая, я наклоняю голову набок и пристально смотрю ему в глаза. Я позволяю его словам повиснуть в воздухе между нами на мгновение, пока пытаюсь разобраться в этом горячем и холодном поведении. Он причиняет мне боль хлыстом.

— Хм. Кажется, ты совсем разучился говорить, — говорю я спокойно, с оттенком раздражения в моих словах. Этого достаточно, чтобы заметить мое неудовольствие.

Его грудь высоко вздымается, когда он глубоко вдыхает, прежде чем сделать долгий выдох, ткань его туники натягивается на скрытые под ней мышцы. Он делает полный шаг вперед, чтобы закрыть пространство, но в духе язвительности я делаю полный шаг назад.

Его глаза мечутся взад-вперед между моими, прежде чем заостриться, когда он воздерживается от очередного шага вперед.

— Что это должно значить, Эмма?

Он действительно не осознает, как он вел себя по отношению ко мне?

— Ты скажи мне, Эйден. В одну минуту ты задираешь мне юбки, а в следующую превращаешься в совершенно незнакомого человека, который едва способен смотреть на меня, — шиплю я. — С тех пор, как ты оставил меня в библиотеке, ты решил оказать мне холодное гостеприимство, и, по-видимому, самое холодное, которое у тебя есть.

— Я пытаюсь дать тебе пространство, Эмма! Ты сказала мне, что тебе нужно время, и каждый раз, когда я пытаюсь сблизиться, ты отталкиваешь меня. Чего ты от меня хочешь? — я вижу смятение, пылающее в его глазах.

— Я хотела поговорить! Словами, Эйден, а не твоим членом.

Рычание вибрирует в его горле, но от него у меня по рукам пробегают мурашки.

— Я парень, у которого есть потребности, Эмма. Я теряю контроль, когда эта потребность становится непреодолимой, особенно рядом с тобой. Но ты продолжаешь отвергать меня, даже когда я знаю, каким желающим было твое тело для меня. Твое возбуждение было таким сильным, что мне захотелось попробовать его на вкус, насладиться им.

Я чувствую, как румянец поднимается по моей шее и покрывает лицо. Он, должно быть, замечает, потому что его рука протягивается и берет меня за щеку, нежно потирая большим пальцем мою теперь розовую кожу.