Лошадкин помялся, и понял, что тут нужно или выть, или курить и писать стихи, или совершить прогулку, например к пирамиде. Так он и сделал, попутно ощутив, что за ним наблюдают. Пираты возвели себе поселок быстро, из типовых блоков, не особо думая об эстетике и удобствах, но сканеры и камеры поставили, как и живых наблюдателей, в дополнение к электронике.

Михаил ожидал оклика, но его не прозвучало.

Он вышел за условную "границу" поселения (заборов, конечно, никто не возводил) и пошел к пирамиде, оставляя жилье сектантов по левую руку. По правую высились горы и Михаила немного тянуло туда. Будь он один, может и сбежал бы туда, дождался вырезания пиратов сектантами и потом вышел бы, прибился к ним и улетел прочь.

Идиотский, глупый план, не иначе как навеянный трехлунием.

Сектанты! В жопу сектантов! И пиратов туда же, пусть там подерутся и последний умрет от ран. Под ногами похрустывали какие-то местные веточки или камушки, трава, Михаил шаркал ногами, словно пытался оживить, разогнать мертвенную пустоту вокруг. Затем манопа подсказала ему, что впереди кто-то живой.

— Кудый-т! - раздалось не совсем понятное.

Словно дальний родственник Бырга, оживший камень с глазами, поросший мхом и нацепивший... нет, разрисовавший себя в стилистике "Священных писаний", выскочил из травы и теперь целился в Лошадкина.

— Иду восхититься Ушедшими и их творениями, - произнес Михаил.

— Човой-т? Ты не товой-т!

— К храму нельзя приближаться ночью? - поинтересовался Лошадкин. - Не расскажете, почему?

— Товой-т! Наглый самка!

— Полегче, приятель, я же не называю тебя камнем, - притворно обиделся Михаил.

— Не камень-т! Сам-т! Плохой-т!

— Плохой, - согласился Михаил, садясь прямо на траву и подгибая ноги. - Сегодня у меня ничего не вышло, хотя я пытался раскрыться навстречу величию храма Ушедших. Но все мы когда-то были плохими.

— Човой-т?

Камень держал Лошадкина под прицелом, при этом наполовину прикрывал глаза - глаза ли? - словно боялся, что Михаил в них плюнет.

— Живые рождаются, не зная об Ушедших, - философски заметил Михаил, указывая на пирамиду и в небо.

Он откинулся и теперь полулежал, опираясь на одну руку. Отрегулировал скафандр и больше не ощущал холодка, и легко можно было бы вообразить, что он на Земле, в каком-нибудь походе на природу. Лежит и философствует в ночи, глядя на звезды. Здесь, на этой планете, их было видно в разы, если не на порядок больше, чем с Земли и это только усиливало ощущение величия.

Безбрежности космических просторов, перед которыми любой живой был даже не пылинкой, а атомом. кварком, или что там было еще меньше кварка. И в то же время, эта подавляющая бесконечность опять подхватывала и возносила Михаила, возвышала мыслями о том, что живые в космосе летают, действуют, любят, сражаются и преобразуют эту самую бесконечность.

— Раз не знают, как я, то, стало быть, они плохие. Затем они вырастают, и кто-то узнает об Ушедших, пытается стать лучше и некоторые становятся.

Камень молчал долго, очень долго. Михаил окончательно лег и просто смотрел в небо, ощущая какое-то странное умиротворение в душе. Потому что он был с Дионарой? Возможно. Ему следовало бы тогда беспокоиться о ней и остальных, строить планы на взлом баз сектантов, переживать из-за загадки храма и что будет дальше.

Но вместо этого он ощущал полное умиротворение и странную уверенность, что все будет так, как он захочет. Не сразу, не полностью, но будет. Словно сама вселенная должна была уступить его спокойствию и воле.

— Я был плохой-т? - спросил камень, словно в недоумении.

— Не знаю, - откликнулся Михаил. - Возможно, ты родился сразу со знанием об Ушедших?

— Наша-т память не так-т.

Лед оказался сломан, и они разговорились, если так можно было назвать эти философствования Лошадкина и короткие не всегда понятные реплики, слова в которых зачастую заканчивались на т. Камня звали примерно как Бырга - язык сломаешь, и Михаил про себя так и продолжил звать его Камнем. Тот поклонялся Ушедшим, как и прочие сектанты, и особенно восхищался вот этими пирамидами-храмами. По мнению Камня, только боги, всесильные создания, могли сотворить такую идеальную красоту.

Попутно Михаил ознакомился с взглядом секты на Ушедших - по их мнению, боги ушли, оставив свои творения для того, чтобы живые восхищались ими тянулись к прекрасному. Как Камень к пирамиде. Ушли - Ушедшие, но это не означало, что они умерли, тогда они были бы Умершие.

Услышав эту нехитрую сентенцию, Михаил едва не поперхнулся.

— Ушли куда? - спросил он, не особо рассчитывая на ответ. - Зачем?

Ответ оказался ожидаем, ушли, чтобы творить пирамиды там, где их еще не было. Им не требовалось молитвы и поклонение, но они оставили возможность связаться с ними, если бы живые разгадали их тайны.

— Или сами стали бы богами, - небрежно заметил Лошадкин.

Камень неожиданно разволновался, даже глаза приоткрыл, словно не мог поверить услышанному.

— Как-т стать бог? - защелкал камень. - Стать Ушедший-т?

— Раз мы пока еще здесь, то было бы правильнее стать Неушедшим, - добродушно заметил Михаил.

— Быть-плохой-т! Стать бог-т?

— Такова жизнь, мой каменный друг, - философски заметил Михаил. - Она развивается, улучшается, становится сильнее, из амеб и инфузорий-туфелек вырастают офисные хомячки, и идут дальше, эволюционируют в электриков.

— Лектрик-т?

— Ага, электрик - вершина эволюции, - согласился Лошадкин, - особенно, если коснуться не того провода, сразу на небеса подкинет!

— Электрик-т - бог-т? - продолжал волноваться Камень.

Волнение его выражалось в легком скрежетании и осыпании крошки, словно он линял на ходу. Михаил уже успел немного просканировать его манопой и ничего похожего на систему кровообращения, железы, нервы и прочие желудочки там не обнаружил. Также он уже знал, что у камней нет разделения по полу, и именно поэтому Камень перепутал и назвал его самкой, так как не различал людей.

Но в то же время, Камень явно и ощутимо нервничал, разве что не подпрыгивал.

— Может ли электрик стать богом? Да запросто! До того, как прилететь сюда, я жил на одной планете и там меня считали посланцем богов. Не богом, будь я всесилен, хо-хо, разве я сидел бы здесь?

— Стать бог-т! Стать-т! - подпрыгнул Камень. - Ушедшие-т вернуть!

— Интересная мысль, - кивнул Михаил, - но как видишь, у меня мало что получилось.

— Идем-т! Идем-т! Стать бог-т! Электрик-т!

— Из тебя бы вышел отличный электрик, приятель, - согласился Лошадкин. - Работал бы без резиновых ковриков, враз бы все исправлял!

Умиротворение все еще было с ним, и Лошадкин вдруг представил, как он сумел и вошел в храм. Стал богом или заполучил продвинутую технику и стал выглядеть, как бог. Так как он и остальные в экспедиции выглядели в глазах хрокагов и прочих племен. Он уже размышлял на эту тему в прошлый год, но тут вдруг посмотрел на все это в новом ракурсе.

Могли ли живые вокруг, эти вот сектанты, скажем, выступать в роли отсталых технически мордахов, поклоняясь Ушедшим? Верна ли была такая аналогия и если да, то насколько вперед ушли эти Ушедшие? Возможно ли, что все потуги его манопы храм воспринимал как детский лепет и давал играться, включая защиту от детей и дураков?

— Хорошо-! - согласился Камень. - Идем-т?!

— Идем, - согласился Михаил.

Они поднялись и пошли к пирамиде, которая все еще сияла лунными цветами, но уже только двумя. Третья луна "закатывалась" или тускнела, тут следовало бы спросить Дрею, что там со спутниками планеты. Лошадкин шагал спокойно и умиротворенно, одновременно с этим обнаружив, что решение одной из проблем все это время находилось у него под носом.

Камень тоже пользовался каким-то чипом и тот легко уступил, раскрылся перед манопой. В то же время, Камень стоял достаточно высоко в секте, а почитание пирамид позволило ему стать почетным Стражем Храма. Именно этим он и занимался, охранял и любовался идеальностью и совершенством форм пирамиды, когда Лошадкину вдруг ударил в голову свет трех лун.