Позже в тот же день Мелвин Мармер, агент Дэррила по недвижимости, заявил суду, что встречался с Дэррилом всего за 10 дней до того, как доктор повторно женился. Они встретились, чтобы обсудить, как при соблюдении законов штата Огайо сохранить его пенсионные выплаты, поскольку Делла не подписывала брачный контракт. Они придумали альтернативный план, и Мармер представил соответствующий документ. Это было письмо, предписывающее Делле отказаться от своих прав на его пенсионные выплаты.

— Тогда позвольте мне перефразировать вопрос, — уточнил Лонгано. — Если бы Делла Суториус вышла замуж за Дэррила и не подписала этот отказ, в случае его смерти она получила бы средства от пенсионного плана?

— Да, — подтвердил Мармер.

Когда настала очередь Кросвелла задавать вопросы, адвокат защиты упомянул, что Делла получила образование всего в восемь классов, что она не очень хорошо разбирается в пенсионном законодательстве. Он заставил Мармера признать, что реальными бенефициарами были дети Суториуса, хотя Мармер поспешил указать, что после смерти доктора новый закон позволяет пережившему супругу получать все пособия, независимо от названных бенефициаров.

Для суда Мармер зачитал полисы страхования жизни доктора: полис на 1 миллион долларов – в пользу детей; полис на 600 тыс. долларов – в пользу первой жены Джанет; и полис на 200 тыс. долларов без имени получателя, что означало, что деньги перейдут его нынешней супруге. Мармер засвидетельствовал, что на момент смерти Суториуса в пенсионном плане фактически было всего 650 тыс. долларов. Таким образом, Делла должна была получить в общей сложности 850 тыс. долларов.

— Это может означать, что помимо расследовании убийства, мы также расследуем дело о 850 тыс. долларов? – мурлыкал Кросвелл. — Другими словами, если её признают невиновной, мы не только отпразднуем, что её признали невиновной, но и получаем 850 тыс. долларов, а дети их не получают. Это верно?

Гипотетически, конечно, это было верно. Но незадолго до начала судебного процесса Делла уже заключила сделку с детьми Суториуса о выплате 229 тыс. долларов, утратив все свои права на любое другое дополнительное имущество Дэррила, независимо от исхода судебного процесса. Когда в суде выяснилось, что ей необходимо мировое соглашение, потому что она неимущая и не может оплатить судебные издержки, Кросвелл спросил: почему дети Суториуса согласились выделить ей такую сумму? Зачем им соглашаться с ней?

— Я могу только предположить, что вы, мистер Мармер, как и Суториусы, осознавали возможность того, что доктор Суториус мог покончить с собой, — сказал адвокат защиты. — Зачем ещё вам платить 230 тыс. долларов, если вы не верите, что это возможно?

После торопливых перекрёстных допросов в суде возобладало мнение, что Скотт Кросвелл высказал столько сомнений относительно позиции обвинения, что присяжные признают подсудимую невиновной. Пока Делла спокойно сидела в своей элегантной дизайнерской одежде, а её адвокат делал всё возможное, чтобы подорвать авторитет и дискредитировать доктора, закладывалась основа для оправдательного приговора.

В течение первых нескольких дней процесса судья Ричард Нейхаус и присяжные слышали о деньгах и тщеславии, о потребности Деллы в контроле. Но этого было недостаточно, чтобы заставить их поверить, что она застрелила мужа, пока тот спал на диване, что она была достаточно умна и расчётлива, чтобы инсценировать самоубийство. Она была чопорной женой врача, и Кросвелл пользовался любой возможностью, чтобы вызвать к ней сочувствие, создать впечатление, что она жила с маньяком-самоубийцей. Однако, пока продолжался судебный процесс, телеканал "Court TV", транслирующий дело Суториуса в прямом эфире, рыскал по округе в поисках бывших мужей и членов семьи для интервью. Местные СМИ широко освещали Деллу как "маленькую женщину с большим прошлым".

— Защита считает, что у покойного были мысли о самоубийстве и он рассматривал возможность свести счёты с жизнью, — сказал Кросвелл уже подогретой толпе СМИ, но никто в прессе, похоже, ему не поверил.

По мере того как от Гранта Бассетта и Дэвида Бриттеона поступали обрывки каких-то страшилок, становилось очевидно, что Делла не была такой уж белой и пушистой. Делле нравилось пожирать мужчин, забирая всё, что она могла получить, путём шантажа и домогательств.

Присяжным рекомендовали не слушать новостные выпуски, но тем не менее Кросвелл и так прекрасно справлялся с работой. Он знал, что присяжные скоро услышат об угрозах Деллы и о её поведении. Тем не менее ему достаточно было убедить одного из них, что доказательства неубедительны. Поскольку все улики были косвенные, он был уверен, что у прокуратуры нет реальных доказательств. И как бы сильно они ни могли подмочить ей репутацию, это бы не означало, что её признают виновной в убийстве.

— Не делайте ей поблажек из жалости, — сказал Кросвелл присяжным. – Нам здесь не нужны поблажки. Но не наказывайте её за то, что она вам не нравится... И я сильно сомневаюсь, что, когда суд закончится, она вам будет нравиться.

Дебора Суториус выступила свидетелем, одетая в бежевый льняной костюм. Она почтительно наклонилась к присяжным, не разрешив камерам снимать себя для судебного телевидения, и тихо заговорила в микрофон. В день, когда она давала показания, ей исполнилось 26 лет; она считала подарком возможность рассказать правду о Данте, чтобы кто-то выслушал её, не подумав, что она преувеличивает. Она рассказала присяжным, что в настоящее время учится в Университете Ксавье, получает степень магистра биологии, планирует стать учителем биологии. Она казалась воплощением американской красоты. Её хорошо воспитали; она хорошо держалась.

Она рассказала о том, как работала у отца, вела делопроизводство и убирала комнаты ожидания в офисе, объяснив, что он платил ей 200 долларов в месяц, чтобы помочь пройти обучение в колледже. Она говорила о невесте — женщине, настоящее имя которой было Делла, — и описала их первый ужин в "Olive Garden", где узнала, что отец и Делла собираются пожениться. Высокая, стройная и сногсшибательная молодая девушка с прекрасным лицом, Дебора была единственной, которому поручили свидетельствовать от имени семьи. Она говорила уверенным, несколько надменным тоном, упомянув, что Делла показалась ей немного холодной, однако Дебора согласилась помочь ей и отцу переехать в новый дом на Симмз-ридж. Когда её спросили, она подтвердила, что Делла поселилась в спальне наверху, но в то время Дебора не обратила на это внимание. Она не думала о динамике их отношений, потому что была слишком сосредоточена на отце. С того момента, как в кадре появилась Делла, Деборе не разрешалось проводить с ним "время наедине".

— Я обо всём говорила с отцом, — сказала она, быстро вытирая слёзы.

— Не торопитесь, Дебора, не волнуйтесь, — сказал Толберт спокойным, отеческим тоном.

— Ей всегда нужно было быть рядом, и это меня раздражало, потому что мои личные дела её не касаются.

Дебора рассказала Толберту о своей помолвке и описала, как был счастлив отец, как он похлопал её по плечу, воодушевлённый этой новостью. По её словам, ей не хотелось пышной свадьбы. Да и вообще не имело значения, о чём она просила, потому что Делла тут же вмешалась и сказала ей, что она всего лишь официантка и не может позволить себе никакого торжества.

Вскоре после этого Делла начала подслушивать её телефонные разговоры с Дэррилом, и Дебора описала несколько таких прерванных звонков. За пару дней до Рождества Деборе надоели угрозы Деллы, поэтому она позвонила и обругала её. Дебора сказала, что дело в принципе: ей не хотелось, чтобы Делла помыкала отцом.

Толберт протянул ей стенограмму с автоответчика, в которой она опознала слова, произнесённые отцом в последние дни жизни. Вещественную улику приобщили к делу — в порядке исключения из правила о передаче слухов, запись была допущена — и весь зал суда слушал голос Дэррила: "Не звоните Данте, не говорите с Данте, — умолял его плачущий голос. — Дебора, я не знаю, смогу ли когда-нибудь снова поговорить с тобой. Пожалуйста, Дебора, ты просто не понимаешь.... Я не знаю, переживу ли я это".