В коридоре перед операционной медсёстры и персонал больницы не верили своим глазам. Их полубог был на грани слёз. Доктор Суториус, который всегда так заботился о своей репутации, который никогда не позволял людям видеть свою человеческую сторону, внезапно дрожал от страха. Хотя было очевидно, что что-то не так, Дэррил ничего не рассказал о своей личной жизни даже любимой коллеге Карле Смит.

— Он просто вёл себя по-другому, — вспоминает Смит. — Не знаю, как это объяснить. Это было странно. Он никогда не упоминал, что у его жены есть пистолет, он вообще никогда не говорил, что ему страшно, а просто слонялся по больнице, будто ему больше нечем заняться.

Когда Дэррил поделился своими страхами с Робом Койтом, кардиологом, с которым делил приёмную в кардиологическом центре, друг принял Дэррила за параноика и не поверил его рассказу. Дэррил, огромный мужчина, боится крошечную Данте – это не укладывалось у него в голове.

— Оставь меня в покое, — сказал ему Койт. – Тебе достаточно махнуть кулаком — и этот бурундучок полетит через всю комнату. Это безумие.

— Ты не понимаешь, — повторял Дэррил. — Она так делала раньше. Эти угрозы реальны.

Койт видел, что хирург искренне потрясён. Настолько, что он пришёл домой и рассказал о Дэрриле своей жене — для него было просто невероятно, что выдающийся хирург мог связаться с безумной женщиной, которая чем-то может ему угрожать. Конечно, Дэррил никогда не говорил Койту, что обнаружил в доме пистолет и недавно передал его полиции. Он слишком стеснялся об этом упоминать.

— Она, должно быть, чем-то его шантажировала, — размышляет Койт. – Вероятно, она знает о нём что-то такое, чем он очень дорожит и о чём не хочет рассказывать. Вот какое подозрение у меня возникло.

Странное поведение Дэррила в офисе продолжалось около трёх недель. Примерно в тот период он ходил к психологу, а также к семейному консультанту с Данте. Он начал официальный бракоразводный процесс, но продолжал колебаться с подписанием бумаг. С тех пор как 22 января он привёз пистолет в полицию, он проводил всё больше и больше времени не дома.

Тем временем он, наконец, рассказал Деборе об угрозах (однажды у Дэррила была встреча с Деборой в офисе) и пообещал дочери, что вернётся к ней, но попросил никогда больше не звонить ему ни на домашний, ни на автомобильный телефон.

И именно тогда Дебора впервые осознала серьёзность ситуации. Она не могла поверить, что всё реально. Такое происходит только в фильмах ужасов.

— Бог никогда не даёт тебе больше, чем ты можешь выдержать, — сказал он дочери, — но в последнее время я совершил несколько ужасных ошибок.

— У Данте не всё в порядке с головой, — сказала она. — Наверное, ей стоит сходить к психиатру.

— Согласен, но я сам расстанусь с ней, Дебби, так что не волнуйся.

— А как поступим с моей свадьбой? Может, мне её отменить?

— Нет, я помогу тебе с этим. Закажи банкет в "Бекетт Ридж" или в "Банкирском клубе", решайте вдвоём сами.

Дэррил сожалел, что не может участвовать в планировании. Данте постоянно идёт по его следу, сказал он дочери:

— Она следит практически за каждой минутой моего времени.

Без его ведома Ольга нашла номер телефона Деборы и связалась с девушкой, надеясь предупредить её о Делле. Дебора сначала скептически отнеслась к Ольге, но прижав отца к стенке в офисе и увидев страх на его лице, решила поддерживать более тесный контакт с матерью Данте. Понимая, что может что-то раскопать, Дебора начала звонить ей каждые несколько дней, и Ольга не возражала.

Дебора просто не могла поверить, насколько милой была эта женщина — она была кем угодно, только не злой ведьмой, какой её изображала Данте. Из того, что Дебора могла сказать, Ольга была просто трудолюбивой женщиной, которой, казалось, было не всё равно, у которой были высокие моральные принципы. Она хотела помочь Деборе справиться с Деллой и чтобы та объяснила другим детям, что как только отец получит развод, жизнь вернётся в нормальное русло.

В первую неделю февраля рано вечером у Ольги зазвонил телефон — это звонил Дэррил. Он поговорил с адвокатом — Делле вручат документы где-то на следующей неделе. Ольга всё это время поддерживала с ним контакт и постепенно узнавала о злодеяниях своей дочери. Во-первых, Делла сообщила о хирурге в налоговую службу, его попросили предъявить документы за 10 лет, над чем Делла позже посмеялась в разговоре с Шерил. Ольга сказала доктору, что Делла проделывает этот трюк не в первый раз.

Миссис Мелло устала от лжи и проделок своей дочери и рассказала Дэррилу о том, как много лет назад отреклась от Деллы, и о том, какой плохой матерью была Делла для Шон. Она настаивала на том, что её дочь эксперт по части обмана, просто номер один во лжи. Она всегда играет жертву и на протяжении многих лет эксплуатирует историю о жестоком обращении, чтобы обводить мужчин вокруг пальца. Она подставляет и отправляет мужчин в тюрьму, а затем лишает их всего, что у них есть.

— Доктор Суториус, весь ад разверзнется, когда она получит эти бумаги.

— Я знаю, миссис Мелло, я думал об этом.

— И если у вас в доме есть что-нибудь ценное, вынесите это заранее, потому что всё ценное она разобьёт и уничтожит.

В детстве Делла увлекалась странными книгами. Она любила роман "Дурная кровь"[23], регулярно брала его в библиотеке, но Ольга не удосужилась прочитать его. Она не знала, что главная героиня — маленькая девочка-извращенка, прирождённая убийца, которая, помимо всего прочего, утопила одноклассника и заживо сожгла соседа.

Ольга познакомилась с отцом Деллы, Джимом Холлом, когда тот служил в Ливерпуле. Он был американским солдатом, родом из Кентукки, и они влюбились друг в друга по уши, оставив разрушительные последствия войны позади. Добравшись до Америки, они поженились и поселились в его родном городе Осье. Это было захолустное местечко в самом сердце Аппалачей — не совсем то, что ей бы хотелось, но Ольга навестила какую-то дальнюю родню в Индиан-Хилл и решила как можно скорее переехать в Цинциннати.

В детстве Ольга Браун прошла через настоящий ад; во время Второй мировой войны её дом разбомбили. Она с братьями и сёстрами видели, как он взорвался у них за спиной. Им пришлось жить в бомбоубежище. Дети потеряли всё, кроме одежды, а война по-прежнему бушевала. Это было начало 1940-х годов, очень трудное время. Конечно, Ольга много плакала, молясь о том, чтобы война поскорее закончилось; и на 5 лет её по просьбе родителей отправили в Северный Уэльс, который она ненавидела, но терпела.

— Самое ужасное было выходить из бомбоубежищ, — вспоминает Ольга, — и видеть, как из разбомбленных домов выносят части тел. У служащих гражданской обороны были специальные холщовые сумки, из которых торчали руки или ноги, которые туда не помещались. Мы были маленькими детьми, стояли вокруг и на всё это смотрели.

Когда война закончилась, Ольгу отправили обратно в Ливерпуль, где, как она помнит, она танцевала на улицах. Она посещала католическую школу и научилась правильно крахмалить наволочки, печь хлеб и пироги; её воспитали идеальной домохозяйкой, и она любила такую работу. Дома она практиковалась в глажке таких вещей, как тряпки для пыли, ленты, носки — всего, что попадалось под руку.

Ольга всегда считала английскую школьную систему превосходной — там не было никакого "дурачества", и годы спустя она была несколько разочарована, когда её дети пошли в государственную школу в Вестерн-Хиллз. В конце концов она оплатила им католическое образование и считала, что им ещё сильно повезло.

— Мне наши школы нравились гораздо больше. Родители платили кучу денег, чтобы ты туда попал и чего-то добился, — говорит она. – Там всё было по-взрослому, никакой болтовни в коридорах.