— Вероятно, он не умел жить в обществе, — признаётся Хильд. — Он был не из тех, с кем можно встретиться в самолёте и завести душеспасительную беседу. Повезёт, если вытянешь из него пару фраз. Дэррил считал, что задача жены — раскрывать его и компенсировать его неспособность быть обаятельным. Ему нужна была жена, которая брала бы на себя все общественные задачи и устраивала замечательные приёмы, а он бы появлялся в последнюю минуту, как хирург, и все бы аплодировали.

Единственное, что Гай мог предложить вместо брачного контракта, это лазейку в доверительном управлении, согласно которой имущество Дэррила будет принадлежать его собственной частной корпорации, и Гай оформил соответствующие документы. Что касается назначения Дэррилом бенефициара в рамках корпоративных пенсионных планов (Суториус хотел передать 1 миллион долларов своим детям в случае смерти), тут вопрос был более деликатный.

Гай сообщил, что Дэррил не может просить Данте отказаться от своих притязаний на эти деньги, пока они официально не поженятся, так что тут есть "подвох-22"[22]. Данте не могла отказаться от супружеских прав до тех пор, пока не станет законной супругой, поэтому Дэррилу пришлось бы сначала жениться, а потом уже решать данную проблему. Гай предложил Дэррилу поручить деловому адвокату Мелу Мармеру составить соответствующие бумаги. Конечным результатом стал документ о выделении Данте единовременной выплаты в размере 10 тыс. долларов в обмен на её супружеское согласие отказаться от своих прав на пенсионные выплаты.

Всего через несколько дней после возвращения из Хилтон-Хед Дэррил вручил документы Данте. Требовались подписи свидетеля и нотариуса, но Данте не спешила ничего подписывать; ей хотелось, чтобы сначала документы посмотрел кто-нибудь из её друзей-адвокатов. Когда Дэррил стал её торопить, Данте сказала, что передумала. Она не хочет ничего подписывать.

В отчаянии Дэррил позвонил Гаю домой, гадая, как ему убедить новую жену. На следующий день Гай пригласил Дэррила в офис, надеясь помочь незадачливому хирургу найти выход из затруднительного положения. Но в конечном итоге Данте отказалась подписать контракт, и юридически никто ничего не мог с этим поделать. Брак вышел на стартовую прямую.

— Хотя всё и так было ясно, я по-прежнему не теряла надежды, что мама с папой снова будут вместе, — настаивает Дебора. — Эта женщина мне не нравилась, она казалась чопорной, и сразу было видно, что она сделала себе кучу пластических операций.

Но что бы Дебора ни думала, они стали мужем и женой. Деборе устроили экскурсию по новому дому на Симмз-ридж, её попросили помочь с переездом из квартиры.

Деборе не понравился новый дом в Симмз-ридж. Подвал был уродливым, выдержанным в жёлтых тонах с синим ромбовидным рисунком на полу; детали оформления совершенно не сочетались между собой. Комнаты наверху были унылыми. Деборе показалось странным, что Данте планировала поселиться в одной из них; но так Деборе было легче принять новый брак — не нужно думать о том, что Дэррил и Данте спят вместе.

Дебора предложила воспользоваться своим пикапом "Toyota". Молодожёнам хотелось самим перевезти личные вещи, и всё это время отец уговаривал её подружиться с Данте. В день переезда Дебора большую часть утра слушала, как Данте жалуется на мать, рассказывая печальную историю своего детства: как её выгнали из дома ещё ребенком, как они с матерью не ладили. Через некоторое время Деборе стало жаль её. Она не хотела нравиться этой женщине, но Данте притягивала её к себе.

Что ей больше всего запомнилось, насколько брезгливо Данте обращалась с просроченными продуктами питания; это было странно. Когда они убирались в кладовке, Данте выбросила всё, даже специи, и Дебора подумала, что это не совсем разумно, даже глупо.

В какой-то момент Дэррил полез в мусорное ведро и вытащил кусочек белого шоколада, который та выбросила. Шоколад был ещё съедобным, но Данте вела себя так, словно муж сошёл с ума, решив его съесть. В последующие месяцы Данте заставляла Дэррила мыть и вытирать все консервы, прежде чем прикасалась к еде, и придиралась к нему из-за срока годности мясного ассорти и другого упакованного мяса, требуя выбросить всё это ещё до истечения срока.

Хотя она была и не без странностей, Данте казалась самостоятельной, и Дебору это радовало. Лиза так цеплялась за Дэррила, что это стало причиной большинства проблем отца. Но Данте, казалось, была достаточно уверена в себе, чтобы выдерживать график работы хирурга. Она понимала, что для него работа на первом месте, и, казалось, из неё получится идеальная невеста. Временами она была похожа на снежную королеву, но для Дэррила так было даже лучше.

— Ему лишь хотелось, чтобы она его слушала, умела вести беседу, — размышляет Дебора, — а он будет заботиться о ней, платить за всё, что она захочет, бросит весь мир к её ногам. Ему просто хотелось, чтобы с ним кто-то общался и его любил. Так он мне говорил.

Но чем больше она узнавала Данте, тем больше Дебора начинала считать, что та связалась с отцом только из-за денег. Как только они переехали в новый дом, Данте стала относиться ко всем высокомерно и с трудом скрывала фальшь. Наверху, в комнате Данте, Дебора заметила коллагеновые шприцы и всевозможные разрекламированные косметические средства, странные шиньоны и зелья, которыми та была одержима. Её будто склеили каким-то странным клеем.

Всё в этой женщине начало казаться нереальным. Из-за кремов, отбеливателей и накладных ногтей Дебора решила, что в реальной жизни мачеха довольно страшная. Ей бы не хотелось видеть, как она просыпается утром. Конечно, неважно, сколько Данте проводит времени в ванной; просто казалось, что она зациклена на своей внешности.

— С моими волосами всё в порядке? — постоянно спрашивала она. – Как тебе этот лак для ногтей?

Это просто раздражало.

Глядя на Данте, можно было бы подумать, что у неё вся жизнь посвящена благотворительности, что она подаёт нищим на улице. Одежда, которую она носила, выглядела очень невинно: плиссированные платья, которые бы скорее подошли маленькой девочке. У окружающих создавалось впечатление, что она хрупкая, и иногда Деборе казалось, что Данте сломается, если на неё не так посмотреть. Это было похоже на хождение по яичной скорлупе.

Рядом с ней всем приходилось вести себя предельно осторожно, выражаться официально, вежливо и благородно, и Дебору раздражало, что отец во всём идёт на поводу у новой жены. Деборе хотелось что-то сказать ему, но, конечно, она не могла.

— Она разыгрывала из себя слабую и беспомощную, — признаётся Дебора. – С ней парни чувствовали себя большими и сильными мужчинами. Она носила все эти длинные джинсовые платья с большим вырезом спереди, как у маленькой девочки, и говорила таким детским голоском, что отец на это купился.

В день переезда Дэррил отвёз вещи домой и оставил Данте и Дебору одних, надеясь, что они поладят. Так случилось, что они обнаружили один из старых сундуков Дэррила в дальнем шкафу, и Данте сразу же захотелось в нём порыться.

Сначала Дебора сказала, что так нельзя, но Данте убедила её, хотя и без особого труда. Они нашли там лишь кучу старых медицинских материалов, несколько фотографий медицинского оборудования и старых журналов. Но в одном из них лежало любовное письмо от Джен, написанное, когда они были молодожёнами, и в нём Джен шутила, что ему не хватает секса. Деборе это показалось милым.

— Ну, ладно, замок сломан, так что мы скажем ему, что рылись в ящике, — сказала Дебора, когда они выходили из кладовки.

— Нет, я приклею его обратно, — Данте вынула жевательную резинку изо рта и вставила замочек на место.

— Но мы не сделали ничего страшного, — запротестовала Дебора. — Ему будет всё равно, если мы ему расскажем.

Но Данте не хотела, чтобы Дэррил узнал. Она думала, он расстроится. Мачеха быстро сменила тему и отвлекла Дебору на разговоры о своём обручальном кольце. Она указала на необычный узор на золоте, рассказала ей полную историю установленных камней, будто это был бриллиант Хоуп.