— Ты жестокий ублюдок!

Шиан скривил губы. Возможно, он проникся бы ее негодованием, если бы не глубокая обида. Годами он ощущал себя третьим лишним, необходимым лишь для прикрытия их беззастенчивого флирта, компаньоном, нужным лишь для того, чтобы не поползли слухи о нездоровой увлеченности друг другом брата и сестры. И теперь, когда он всего лишь обернул назад то, что ощущал годами, он — жестокий ублюдок?

Да он только начал.

— Даже так? А я было думал, что ты порадуешься за наше счастье. Насколько эгоистична может быть твоя любовь? Или она проходит в тот момент, когда мир перестает вращаться вокруг тебя?

— Как ты мог скрывать от меня такое?! Я и подумать не могла…

— То, что твое зрение затмевали твои же собственные чувства — не моя вина.

Рурет не нашлась с ответом. Она молча уставилась на брата, рассматривая его лицо, словно впервые, наконец, прозрела и увидела.

— Знаешь… — успокоившись, произнесла она, — я давно размышляла о том, чтобы оставить вас, оставить орден… Все не решалась. Наверное, на что-то надеялась. Скажи мне, я слишком хорошо скрывала свои истинные чувства? Дело в этом? Если бы я призналась, если бы Шен узнал раньше…

— Ты в самом деле в это веришь?

Рурет промолчала.

— Поверь мне, сестренка, если мужчина заинтересован — он продемонстрирует это. У тебя совершенно нет опыта в отношениях и даже теорию ты знаешь плохо, если полагаешь, что может быть иначе.

Смешать правду с ложью — это то, в чем Шиан являлся мастером. Даже если Рурет не хотела верить его словам, они не могли не зародить в ней сомнения.

В одном они с сестрой были очень похожи — они оба были слишком гордые, чтобы искренне говорить о чувствах. Рурет и так сказала больше, чем когда-либо.

— Что ж, оставим этот пустой спор, — с достоинством произнесла она. — Я спрошу Шена.

— Держу пари, он скажет, что любит тебя. Но лишь как сестру.

— Хорошо. Пари.

Шиан находился в своем кабинете, когда дверь открылась без предварительного стука, и в помещение влетела Рурет. Захлопнув за собой дверь, она резко развернулась к брату и заявила:

— Ты выиграл пари. Я проиграла.

Губы Шиана расплылись в довольной улыбке.

— Что ж, я рад, что ты сама это сказала. Мой выигрыш?

— Я уйду.

— Какая ты эгоистичная, Рурет. Я ведь просил у тебя другого.

— Не надо играть со мной, Шиан! Я слишком хорошо тебя знаю. Ты предложил это лишь потому, что прекрасно знал, что я никогда не соглашусь! Можешь считать меня эгоисткой, но я хотя бы не вру себе, признавая, что не смогу жить счастливо здесь, рядом с вами!

— Да-а… — протянул Шиан, — это очень эгоистично, Рурет. Ты ведь знаешь, что Шен любит тебя и будет очень скучать.

Рурет криво усмехнулась. Отвернувшись, она произнесла:

— Завтра меня уже здесь не будет.

Не оборачиваясь, она пошла прочь, но у дверей ее остановил голос Шиана:

— Если передумаешь — я не скажу Шену об этом разговоре. Все останется между нами.

Рурет обернулась и смерила его внимательным взглядом.

— Меня всегда поражала твоя способность использовать доброжелательность против собеседника. Сразу становится как-то невежливо грубить в ответ.

— Но тебя это никогда не смущало.

— Да, не смущало. Иди на***, Шиан.

Шен дернул руку, привлекая внимание того Шиана, который стоял рядом с ним. Тот обернулся, его глаза лихорадочно блестели, словно бы он находился в панике и безумной радости одновременно.

— Поразительно ловко, Шиан, — признал Шен. — Я чувствовал, что в этих разговорах что-то не так, но и представить не мог такого искажения действительности.

— Презираешь меня? — с улыбкой уточнил тот.

Шен молча смотрел на него. Их руки были связаны, и они стояли довольно близко.

«Ты разыграл хитрый спектакль, обвел вокруг пальца Рурет, заставив ее поверить в то, чего никогда не было, — подумал Шен. — Это низко и подло, но, если бы не случилось той трагедии, я думаю, твой план пошел бы псу под хвост. Кто знает, что бы сделал Шен, если б Рурет объявила, что уходит? Возможно, это подстегнуло бы его наконец признаться. Если бы не то трагичное событие, может, Шиан, твои манипуляции лишь подтолкнули бы их начать действовать, и ты бы сыграл роль свахи. Если бы не… — тут до Шена дошло: — Я. Если бы не я. Рурет собиралась уйти, но из-за встречи со мной решилась на тот ритуал. Что? И кого мне винить? Презирать Шиана? Как я могу его судить после того, как сам не попытался ничего исправить? Я просто стоял перед ней, зная будущее».

Шиан вглядывался в глаза Шена и заметил, когда из задумчивого его взгляд сделался потрясенным. Естественно, Шиан решил, что дело в нем, что Шен осознал, какой подлой и двуличной тварью является его второй старший брат. Он и не думал, что после того, как признается, Шен его простит. Если бы Шиан тогда не затеял ту игру, пытаясь выйти из тени, никакой трагедии бы не было, не так ли? Как такое можно простить? И все же Шиан ощутил некое облегчение оттого, что открыто во всем признался. Странное чувство разрывало его сердце: горечь, смешанная с безумной надеждой и лютым восторгом. Он впервые говорил с ним откровенно, и это было так больно, что душа разрывалась на части. Словно у него нет кожи, нет костей, есть лишь сияющая сердцевина, которой больно на свету, больно без стен.

Он никогда не чувствовал ничего подобного и, кажется, готов был свихнуться от эйфории этого ощущения.

Пока Шен задумчиво уставился в одну точку, о чем-то размышляя, Шиан приблизился к нему и вгляделся в напряженное лицо. Нежно и почти невесомо он дотронулся до его щеки, провел пальцами по волосам и коснулся губ в легком поцелуе. Шен, мгновение назад пребывающий в своих думах, тут же дернулся, пытаясь отстраниться, но хватка Шиана в тот же миг усилилась, его рука надавила на затылок, упреждая движение. Потребовалось несколько томительных секунд, чтобы оттолкнуть его.

Шен отпрянул в сторону и закашлялся, хватая ртом воздух. Ощущения были до того неприятными, что он поразился их яркости, учитывая вымышленность этого тела. Лунг Рит не уточнял, может ли что-то ощущать эта оболочка, но, очевидно, может.

— Ты совсем с ума сошел?! Как тебе только в голову пришло сделать такое?! — воскликнул он, когда смог говорить.

Шиан смотрел на него, хмуря брови. Очевидно, только то, что их руки были все еще связаны, мешало Шену отойти подальше. Шиан ощутил глубокую обиду, словно бы зародившуюся внутри против голоса разума, который с самого начала говорил, что из этой затеи не выйдет ничего хорошего. Он эмоционально воскликнул:

— А что мне терять? Разве, когда мы вернемся, ты еще будешь со мной разговаривать? Я видел твой взгляд! Ты же меня презираешь!

— Я презираю себя! — не выдержал Шен.

Шиан потрясенно уставился на него.

— Что? — недоуменно переспросил он.

Шен фыркнул, пытаясь одновременно с этим вытереть губы краем рукава, хоть и осознавал, что все это тело и ощущения — всего лишь иллюзия, а их настоящие оболочки все так же мирно сидят в беседке.

— Что слышал.

Шиан все еще искренне не понимал.

— Я показал тебе, как обманул Рурет. Признал, что скомпоновал воспоминания, чтобы манипулировать тобой, а ты презираешь себя?

— А чему ты так удивляешься, Шиан? Разве не сам говорил, что я виноват в смерти Рурет? Я — причина всего произошедшего. Если бы меня не существовало, то что же? Возможно, не было бы никакой Глубинной тьмы, и вы с Рурет жили бы в согласии. Так кого мне презирать? Тебя, из-за твоей искаженной любви? Рурет, потому что она ни с кем не советовалась, принимая решения? Или все же себя, ту точку отсчета, что изменила ваши судьбы?

— Не говори так… — Шиан выглядел на самом деле испуганным. — Ты… как давно ты так думаешь?

— Как давно? — Шен рассеянным взглядом окинул пространство, они вновь находились посреди ничего, реальными были лишь он и Шиан. — Понятия не имею, как давно. Может, всю сознательную жизнь?