— Собираешься задушить своего «любимого» младшего брата? — с усмешкой уточнил Шен, сделав издевательский акцент на слове «любимого». — Ты еще помнишь про Глубинную тьму, которую я удерживаю? Неужели только это сдерживало тебя все эти годы…

Шиан резко убрал руки с его шеи и, схватив за правое запястье, вывернул его руку так, чтобы видеть ладонь. Там, где на месте проклятой звезды было только белесое пятно.

— Думал, я не замечу?!

— Думал, я не замечу?! Что ты с собой сделал?!

Шен готов был мысленно рыдать от того, как все так обернулось, и Шиану вновь удалось перехватить контроль над ситуацией. А заодно оттого, с какой силой он выкручивал его запястье.

Казалось, ситуация вряд ли может стать еще хуже, ведь Шен, все еще собираясь использовать Глубинную тьму как свой козырь, понятия не имел, как теперь объясниться. Если он теперь скажет, что Глубинная тьма мирно почивает в старейшине Рэне, который, в свою очередь, мирно почивает в черном замке, не сделает ли это его позицию еще более шаткой?

И Шиан все еще остается единственным, кто может пролить свет на прошлое и историю дяди Шеина. И что еще Шен должен сделать, чтобы заставить его сказать правду? Возможно, если б Шен был более гибким, сказал бы ему несколько теплых слов, Шиан бы успокоился и все ему рассказал. Но Шен даже представить не мог, что его губы шевелятся, чтобы выдать такое. Шиан вызывал в нем слишком сильные эмоции, в которых злость была смешана с раздражением и опасением, а еще и с обидой, так что он и эмоционально, и физически не был способен успокоиться настолько, чтобы притвориться и произнести нечто ласковое.

— Как ты избавился от проклятой метки?!

— Я не избавлялся. Зимняя стужа выжгла ее, чуть меня не прикончив. И это не важно — я все еще могу сдерживать Глубинную тьму.

Шиан, нависающий над ним, от такой информации резко поумерил свой пыл и присел прямо на столик.

— Зимняя стужа? Чуть тебя не убила? Ты не говорил об этом.

— Мы вообще мало общаемся, если ты не заметил, — пробормотал Шен, выдергивая, наконец, из его пальцев свое запястье. Забавно, они всего-то говорят не больше десяти минут, а у него уже столько синяков. Конечно, это мелочь, которая исчезнет в следующие десять минут, и все же. Не драться же с ним, в самом деле, при каждом разговоре.

Шен потер ладонь левой руки, в центре которой распускался красный цветок ликориса. Трудно сказать, действительно ли эта печать была способна сдержать Глубинную тьму, если бы та полезла из Рэна и попыталась захватить мир, но ее щупальца, направленные на самого Шена, отражать все же получалось. Естественно, он не собирался вдаваться в подробности и посвящать Шиана в неудобные детали.

Шиан взял его ладонь в свою руку и провел большим пальцем по красному цветку в ее центре. Жест, особенно в контрасте с предыдущими, казался нежным и даже в какой-то мере интимным. Шен напряженно замер.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас? — с возмущением произнес Шиан, вновь подняв на него взгляд. — Ты не можешь не понимать, как это может быть важно! Что, если мы сможем найти другой способ сдерживать Глубинную тьму?! Тогда тебе больше не придется так страдать!

Шен криво усмехнулся, аккуратно вынув из захвата свою руку.

— Скорее, это лишит меня защиты и права здесь находиться. Что тогда будет? Вместе со старейшинами изгоните неугодного заклинателя, вставшего не на тот путь?

Шиан строго посмотрел на него.

— Ты же видел воспоминания! Ты теперь не можешь говорить, что ничего не знаешь и не помнишь! Ты знаешь, что ради тебя я убью кого угодно.

У Шена мороз пробежал по коже. Эти слова звучали слишком просто, без всякой бравады. Шиан в самом деле лишь констатировал факт.

На языке завертелись вопросы, но в горле пересохло, и он не смог ничего произнести. Он вдруг осознал, что все это время, с самого начала разговора был словно зайчонком, играющим с тигром. Даже «признание» Шиана и его «любовь» делали уязвимым Шена, а не Шиана!

Возможно, прошлый Шен не попался бы на эту удочку, ведь ему было плевать на всех, включая и самого себя. Но этот Шен так не мог.

— Я видел воспоминания, — тихо произнес он. — Ты явно держишь меня за дурака, если полагаешь, что я просто поверю им. Твои недомолвки сильно меняют смысл, не так ли, брат?

— Недомолвки?

— Не делай вид, что не понимаешь. Ты специально составил воспоминания таким образом, чтобы настроить меня против Рурет, не так ли?

— Ты сам все видел!

— Я видел лишь то, что ты пожелал показать! Пари? Что еще за пари? Хочешь уверить меня, что Рурет только развлекалась?

— Как еще можно назвать пари на любовь?

— Этого не может быть! Пусть я многого не помню, даже того, что осталось, достаточно, чтобы понимать, что Рурет не была жестокой и ее не могли развлекать такие игры.

— Ах, ну да, святая Рурет! Как я мог забыть? Святая, которая превратила твою жизнь в ад!

— Тебя там не было! Откуда тебе знать, что там случилось?!

— Да, не было! И не проходит ни дня, чтобы я не жалел, что меня там не было!! — Шиан вскочил на ноги, задев и перевернув столик.

Глядя, как он мечется из стороны в сторону, Шен почувствовал усталость. Шиан изматывал его. Говорил недомолвками, специально смещал акценты, не отвечал на вопросы. Они говорили на одном и том же языке, но каждый будто бы о своем.

— Давай не будем говорить ни о Рурет, ни о произошедшем двадцать лет назад, — предложил Шен. — Я в самом деле устал пытаться отделить правду от лжи. Просто расскажи мне историю дяди Шеина, вскоре нам придется выступить против секты Хладного пламени. Давай сосредоточимся на будущем.

Шиан прекратил метаться по комнате и остановился, уставившись на него.

— Ты так и не ответил мне, — негромко и напряженно произнес он. — Неужели снова пытаешься уйти от ответа?

Шен протяжно выдохнул. Он опустил взгляд на перевернутый столик, скользнул по чаю, вытекшему из треснувшего чайничка, положил руки на подлокотники и, восстановив видимое спокойствие, поднял взгляд на Шиана и произнес:

— Что ты ожидаешь от меня услышать? Что я никогда не любил тебя? Уверен, что это не так. Вы с Рурет были самым дорогим в жизни Шена. Оба. Те семейные узы, которыми вы были связаны, были столь ценны для него, что он готов был всю жизнь играть роль вашего брата, никогда не признаться, что влюбился в Рурет. Разве ты этого не понимал?

— Прошло двадцать лет. Рурет нет.

— Да. Но того Шена тоже больше нет.

Шиан долго смотрел на него, и лицо его больше не могло сохранять маску. Оно искажалось гневом и болью, губы дергались, но не произносили ни звука. Наконец, он сделал шаг вперед и присел перед Шеном, опершись на одно колено. Он взял его руки в свои и заглянул в глаза, словно пытаясь разглядеть нечто за холодными золотыми сполохами.

— Это ведь не так, правда? Не говори о себе такого, прошу тебя.

Шен долго вглядывался в его лицо, прежде чем произнести:

— Того Шена больше нет.

Ему показалось, или на ресницах Шиана блеснула влага? Он заморгал и отвернулся, все еще не выпуская его рук.

— Я знаю, что такой как есть, я тебя не устраиваю. Но это все, что я могу предложить.

Шиан вскинул голову и посмотрел на него, искривив губы в усмешке.

— Почему? — произнес он.

Шен смотрел на него.

— Почему я никогда не был достаточно хорош для тебя? Я столько делал для нашей семьи, но вы с Рурет даже не доверяли мне свои исследования!

— Доверие подразумевает искренность.

— Искренность? Я защищаю тебя!

— Нет. Ты любишь все контролировать, в том числе и меня. Но Шиан, я не согласен так жить.

Шиан долго молчал. Он опустил голову, и Шен видел лишь темные волосы и сверкающие в них украшения.

— Что, если я все расскажу? — Шиан вновь взглянул на него, на сей раз в зеленых глазах брата читалась отчаянная решительность. — Целиком и полностью, все, честно. Как насчет такого? Тогда… Тогда что-нибудь изменится?