— Спокойной ночи, Джон, — тихо проговорила она.

— Спокойной ночи, любимая, — вторил он ей.

Две девушки в форме работниц городской прачечной шли по улице в направлении здания парламента. Одна из них немного прихрамывала, поэтому двигалась не спеша, тогда как спутница придерживала её за руку. Прохладный день сообщал о том, что август перевалил за середину и скоро стало бы совсем холодно, а порывистый северный ветер только подтверждал сей неоспоримый факт.

Они остановились перед широкой деревянной дверью. Как и в прошлые годы, девушки ждали всего самого гадкого и неприятного от этого места, но тем не менее, одна из пришедших толкнула тяжёлую дверь, прошествовала вперёд и подала руку спутнице, чтобы помочь переступить высокий порог. Оказавшись в холле, они нехотя окинули взглядами обширное помещение, в котором находилось несколько человек — естественно мужчин и непременно в строгих костюмах и высоких чёрных цилиндрах. Завидев гостей, они живо принялись обсуждать что-то, посматривая при этом на девушек со смехом.

— Что такое джентльмен, Лора? — задала вопрос та из них, чьи чёрные волосы были собраны в строгий пучок. Она не боялась быть услышанной.

— Исходя из личного опыта — примитивная форма жизни, дрейфующая между клубом для бездельников, который некоторые из них называют парламентом и собственной бильярдной комнатой, — обе бросили на мужчин высокомерные взгляды и, гордо вскинув головы, скрылись в коридоре. Их путь, как и прежде, лежал в направлении кабинета казначея. Щуплый седой старик с неизменными нарукавниками, надетыми поверх клетчатой рубашки, сидел спиной к своему окошку и что-то записывал. Он всегда что-то записывал и каждый раз недовольно вздыхал, когда кто-нибудь отвлекал его от работы.

— Господин Бриль, здравствуйте, — позвала его Лора. — Вы нам нужны. Нам срочно требуется расстаться с деньгами, — она склонилась к окошку, приветливо улыбаясь.

Казалось, казначей оживился и, насколько позволял ему возраст, резво обернулся, хитро щурясь.

— И вот мы снова встретились, — он поднялся со своего места, прошёл к окошку и облокотился о выступ. — Определенно, вы очень странные женщины. Тогда как другие тратят деньги на тряпьё и безделушки, вы отдаёте такие большие суммы в никуда.

— Вы что же, перестали верить в нас, Аарон? — спросила вторая, прижимаясь плечом к стене и заглядывая сбоку в окошко.

— Мисс Маргарет, я не видел в своей жизни никого более целеустремлённого, чем вы. Если моя вера в вас рухнет, мне уже просто не зачем будет жить.

— Это потому, что вы не вылезаете из этих стен, в которых не сыскать ничего и никого примечательного и хоть сколько-то достойного внимания, — проговорила Маргарет. В это время мимо девушек прошли двое джентльменов, успевших на ходу скреститься гневными взглядами с говорящей.

— В этом году взнос подорожал, — грустно проговорил старик, когда мужчины скрылись из виду.

— Мы знаем. Не пытайтесь нас отговорить, — Лора вынула из своей сумки свёрток и без колебаний передала его казначею.

— Что ж, — протянул он. — Формальности вам известны. Заполните эти документы, и я оформлю вам пропуска. Сколько человек ожидается от партии?

— Десять, — твёрдо проговорила Маргарет. Старик кивнул.

Девушки присели возле тумбы в коридоре и зашуршали карандашами. Они как на автомате заполняли строчки, которые знали уже наизусть и состав которых не менялся вот уже третий год. Окончив работу, Маргарет отодвинула от себя листки и прижалась спиной к холодной стене.

— Зачем они делают всё для того, чтобы мы ненавидели их и каждый раз вызывали на бой? Это так противоестественно, так нелепо, — она, будто бы, разговаривала сама с собой. — Сколько зла они творят и как нам жить среди этого кошмара? Как доверять им свою жизнь, будущее, жизнь своих детей? Чем бы всё ни закончилось, они в любом случае останутся главами семей и их решение будет окончательным. Они не позволят нам одержать полную победу. Но, зная это, и осознавая свою власть, почему они используют её с такой жестокостью? Нам ведь просто нужен рядом заботливый, любящий человек, способный уберечь от опасностей, но вместо этого они сами их и создают. Это какой-то замкнутый круг. Я так устала, Лора, — девушка закрыла глаза.

— До тех пор, пока мы не искореним рабское положение женщин перед мужчинами, Маргарет, ничего не изменится. Наше общество с его чудовищными порядками пробуждает в людях их худшие наклонности. Но мы обязательно победим, — Лора попыталась успокоить подругу, подбирая нужные слова. Но получалось лишь в сотый раз повторять то, что и так было всем известно. Они никогда раньше не разговаривали вот так по душам, и Лора была убеждена в том, что её предводительница — кремень, яростно презирающий в людях любые слабости. Она могла прогнать из партии какую-нибудь сердобольную девицу, которой вдруг показалось, что они как-то уж больно грубо говорят об отце семейства, который проигрался в карты — с кем не бывает. Она яростно дралась с полицейскими и охранниками на митингах, часто была бита в тюрьме, а в последний раз ей сломали ногу, чем обрекли на хромоту. Маргарет никогда не жаловалась, но всему есть предел.

— Так, — мисс Стенфорд стряхнула с себя уныние. — Ты закончила? — Она сложила свои листы в аккуратную стопку.

— Да, пойдём, — Лора тоже попыталась сделать вид, что ничего не произошло и, поднявшись со своих мест, девушки бодро, насколько позволяла хромота Маргарет, направились к окошку.

Казначей принял бумаги, ловко расставил на них нужные печати и подписи, выписал девушкам квитанцию об оплате пошлины и передал стопку пропусков.

— Сами впишете своих, — он облокотился о выступ, пока Лора с Маргарет проверяли всё и укладывали свою ношу в сумку. — Буду молиться за вас.

— Спасибо, господин Бриль, — проговорила Маргарет, сходясь со стариком в крепком рукопожатии. — Нам приятно ваше сочувствие и поддержка. Жаль, что так немного мужчин способны на это.

— Не судите их строго, дамы. Они молоды и глупы.

— При всём уважении, Аарон, некоторым из них уже крепко за шестьдесят. Прошу, не оправдывайте их.

— Мы, мужчины, сопротивляемся возрасту куда более рьяно, чем вы, женщины, — он вздохнул. — Мне уже семьдесят четыре года, и вы не поверите, но лишь год назад я понял, что жизнь прожита, а я столько всего не успел, считая, что всё ещё впереди. Я не умел понять жену, которая часто упрекала меня в чёрствости и в том, что мало внимания уделяю ей и детям, но осознал это я лишь когда она умерла, а через месяц за ней ушла и моя старшая дочь, — старик ссутулил и без того согбенную спину ещё сильнее. — Умение взглянуть на себя со стороны — для одних дар, а для тех, кто упустил все возможности — проклятие, — он медленно развернулся и, шаркая ногами в поношенных ботинках, молча направился к своему столу. Девушки проводили его сочувственными взглядами, и даже твердокаменная Маргарет не удержалась от тяжёлого вздоха соболезнования.

В тот самый миг, когда глава партии «Женщины за равноправие» и её заместитель покинули здание парламента, мимо них проехал работник городской почты с увесистым рюкзаком за спиной. Подкатив к сортировочному пункту на окраине города, парень ссыпал содержимое рюкзака на широкий стол в приёмной. Несколько писем, скреплённых государственной печатью, как особо важные, были немедленно отложены для срочной отправки. Часть из них разошлась по округе. Два других в течение суток катили в почтовом дилижансе до места назначения. На пропускном пункте военной части солдат, дежуривший в тот день, привычно козырнул прибывшим и забрал письма. Вечером того же дня он доставил их туда, куда посчитал правильным, а когда Адалин с Патрицией зашли в медпункт, Габриэль помахал конвертами возле их лиц с многозначительным видом. Девушки с интересом взялись за письма и, спешно раскрыв, принялись бегать глазами по ровным строчкам. Когда они окончили чтение, то в недоумении переглянулись. В написанное верилось с трудом, но всё же это было справедливо.