— Почему вы вызвали нас сюда? — решилась Адалин задать вопрос, который мучил её все последние дни. — Мы ведь не большие специалисты и о вакцинации знаем только в теории. Не лучше было бы пригласить более опытных представителей гильдии?

Виктор молча продолжал вести её в танце. Молчание затягивалось, а потому девушка успела пожалеть о своих словах.

— Приказы командования не обсуждаются, лейтенант, — ответил он с типичной улыбкой человека, желавшего отшутиться тогда, когда не хотелось говорить правду.

— Мы ничего не знаем о фронтовой жизни. Часто попадаем в неловкие ситуации. Будь здесь мужчины-доктора, они быстрее бы со всем справились.

Виктор позволил себе притянуть девушку ближе и шёпотом проговорил.

— Ты прекрасно знаешь, почему ты здесь. Зачем спрашиваешь? — после этого добавил. — Работа в военное время — ценный опыт для врачебной практики. И если бы я не был в тебе уверен, то в жизни бы не командировал сюда. Я верю, что ты со всем справишься, — подытожил он.

Внезапно за окном раздался шум. Кто-то быстро бежал и кричал что-то, что нельзя было разобрать при закрытых окнах. Офицеры немедленно оставили спутниц и кинулись к двери. Виктор первым выбежал на крыльцо. В темноте перед собой он увидел бегущего в их сторону человека. Чуть поодаль от него шли ещё двое, удерживая на плечах третьего.

— Генерал Легран, — прокричал бегущий, еле дыша. — Разрешите обратиться! — он с трудом переводил дух, но при этом старался держаться смирно перед главнокомандующим.

— Разрешаю. Говори! — рявкнул тот. — он всматривался в темноту.

— Я лейтенант Дотсон, господин генерал. Мы из седьмой диверсионной группы. У нас есть сведения, — тяжело проговорил он. — А также раненый, — он махнул рукой назад.

— Ты в штаб, раненого на носилки и в медпункт, — приказал Виктор, возвращаясь в дом. Докладчик последовал за ним.

Когда раненого уложили на носилки, девушки, не прощаясь покинули дом офицеров. Они решили, что их помощь понадобится Габриэлю, а потому последовали за солдатами в медпункт. В вечерней темноте было не разобрать, что произошло с несчастным. На вопросы о его состоянии выяснилось лишь то, что он получил огнестрельное ранение в бок и потерял много крови. Когда пациента внесли в комнату, Габриэль велел уложить его на стол. Не церемонясь с грязной и окровавленной одеждой, он разорвал её, освобождая рану. Адалин и Патриция оказались к месту, взяв на себя обязанности медсестёр. Они принесли всё, что нужно: чистые полотенца, кипяченую воду, антисептик, морфий, а также всё, что получилось найти в незнакомом доме по кратким наводкам доктора Хореса. Пациенту промыли рану, обработали и зашили, после чего Пати вызвалась поставить несчастному капельницу. Пациент не приходил в себя, но был жив, а значит оставалась надежда на благополучный исход.

— Жизненно важные органы не задеты, — проговорил Габе, тяжело усаживаясь на стул. Девушки, тоже порядком уставшие, приземлились по обе стороны от него.

— Надо антибиотик поколоть. Рана глубокая, — проговорила Пати.

— Согласен. Коли, — кинул ей Габриэль.

— Подождите, — Пати замерла и прислушалась. — Земля не разверзлась и мир не перевернулся. Как странно. Неужели вы и впрямь согласны со мной, доктор Хорес? — Язвительно спросила она.

Габриэль перевёл на неё недобрый взгляд.

— Ты сейчас договоришься у меня, — процедил он.

— Всё, всё, — Пати примирительно развела руки. — Молчу и подчиняюсь. — Она устало откинулась на стуле и закинула ногу на ногу.

Доктору стоило некоторых усилий отвести взгляд от стройной ножки в чёрной туфельке, которая ритмично покачивалась из стороны в сторону. Партиция впервые за время знакомства предстала перед ним в своём обычном образе — простом сером платье с зелёным орнаментом по подолу юбки и к этому требовалось привыкнуть. В таком виде их застал Виктор, заходя в медпункт. Он встал у входа, поставил руки на пояс и, обводя присутствующих тяжёлым взглядом, проговорил:

— Вакцинация переносится на неопределённый срок. Возникли непредвиденные обстоятельства.

Знакомые коридоры городского следственного изолятора давно уже перестали пугать Лору Томсон безнадёжной пустотой старых стен, покрытых кое-где чёрными пятнами плесени, гулким раскатистым эхо, которое преследовало идущих при каждом шаге и гнетущей бесконечностью тёмных лабиринтов. Она знала дорогу и направлялась уверенной поступью к кабинету, в котором её хотели видеть меньше всего. Она шла, размышляя о том, что нет ничего зазорного в том, чтобы иногда поступаться принципами во имя спасения друга. За очередным поворотом забрезжил свет. Лора вышла из коридора и оказалась в зале ожидания, где уже находились люди. Некоторые из них подняли на неё безучастные лица, другие, погружённые в свои мысли, никак не отреагировали, продолжая глядеть в пустоту невидящими опустошёнными бессилием взорами. Из-за двери, которая сливалась со стеной и которую вряд ли заметил бы человек, впервые оказавшийся в этом месте, медленно вышла пожилая женщина, прижимая к лицу застиранный серый платок. Сидевшая ближе всех к ней молодая девушка в коричневом платье, быстро поднялась с места и кинулась в её сторону. Женщина позволила себе не сдерживать слёзы, оказавшись в объятиях юной особы, после чего, поддерживая друг друга и утирая глаза, обе направились в темноту коридора. Лора опустилась на свободное место.

Прошло три часа. За это время девушка несколько раз поднималась, чтобы вернуть к жизни затёкшие ноги и измученную долгим сидением спину. Никто из тех, кто входил и выходил из кабинета, не светился счастьем. В этом месте радость вообще была редким явлением. После очередного искажённого горем лица, скрывшегося в бесконечности коридоров, Лора поднялась со своего места, отворила дверь и ступила за порог знакомой комнаты. Всё здесь было неизменно: шкафы, набитые папками с бумагами, широкий стол, покрытый зелёным штофом, тусклая настольная лампа и человек, склонившийся над своей работой, как церковный прихожанин над образом святого.

— Добрый вечер, господин Эрде, — поздоровалась Лора.

Следователь поднял лицо, которое тут же скривила гримаса недовольства.

— Не вижу ничего доброго в нашей встрече, — хрипло проговорил он и тяжело откашлялся.

Лора села на тот самый стул напротив, где сидела уже не первый раз. Но теперь она не была узницей, а потому ощущение свободы и некоего смутного преимущества перед этим заваленным работой чиновником прокрадывалось в душу.

— У меня, как и у вас, господин Эрде, нет никакого желания быть здесь, — начала она. — И я бы не пришла, не будь на то серьёзной причины.

— Что на этот раз? — спросил он, не удостаивая девушку вниманием. — Говорите быстро, у меня полно работы.

— Я пришла к вам по делу Маргарет Стенфорд. Я бы просила вас, — она запнулась. — Мы все просим вас повлиять на пересмотр её дела.

— С какой стати? — раздражённо проговорил мужчина.

— Ей светит два года колонии и выплата штрафа, который она не потянет. Дело рассматривают, как нападение на полицейского, но по факту налицо превышение необходимой самообороны…

— Вы что же, — следователь отбросил бумаги и злобно глянул на Лору, — пришли сюда договариваться по делу вне зала суда? Может, ещё взятку мне предложите? — он снова сильно закашлялся.

— Маргарет — наш лидер. Мы не можем допустить её длительного заключения. Партия готова на всё, — спокойно проговорила Лора. — В пределах разумного.

— Вы, я вижу, совсем потеряли страх, мисс Томсон. И всё-таки как бы мне ни хотелось поскорее распрощаться с вами, я спрошу. Так, из любопытства. Вдруг, у вас получится удивить меня, — он выдержал паузу, откинувшись на стуле. — На что конкретно готова партия и вы в частности?

В кабинете повисло тяжёлое молчание. Двое сверлили друг друга не мигающими взглядами, затем Лора медленно раскрыла свою сумку, вынула из неё два плотных листка и, подойдя к покрытому зелёным сукном столу, положила их перед следователем.