— Ты слышала о суфражистках?

— Слышала, — хмыкнула Пати. — Я даже ходила посмотреть, что они такое.

— И как тебе?

Девушка отвлеклась от изучения пропущенного материала и воззрилась на сокурсницу серьёзным взглядом.

— Кучка обиженных жизнью девок. Собираются, что-то обсуждают в голос. Друг друга не слушают — лишь бы самой высказаться — пьют чай, иногда что-нибудь покрепче — потом расходятся. Всё. Внимания не стоят хотя бы потому, что их никто не воспринимает всерьёз.

— Я слышала, что они добились того, чтобы женщин стали принимать в университеты.

— Это они так думают. Нам просто с деканом повезло — прогрессивный мужик. Суфражистки считают, что их эти митинги, протесты и петиции что-то решают. Ты смотри, даже не думай к ним прибиваться — по кривой покатишься. Если хочешь знать моё мнение, я считаю, что такой вот общественной деятельностью страдают те, кому некуда время своё девать. Если все начнут в партии вступать и протестовать у дверей правительства, кто работать будет?

— Я и не думала. Без этого дел хватает, просто интересно стало, чего они хотят.

— Главная их цель — пробиться в парламент, но этому не бывать. Во-первых, там деньги нужны немалые для взноса, во-вторых, при голосовании учитывается мнение глав гильдий и министерств — а там одни мужчины, которые, как я уже сказала, ни в грош этих суфражисток не ставят. Замкнутый круг. Ты ешь, — она снова склонилась над записями.

Адалин перевела задумчивый взгляд к окну, которое уже успел окутать вечерний сумрак. «Учебник завтра почитаю» — пронеслось в голове. «А сейчас спать.»

Дорога до школы Кэтлуэлла стала привычным еженедельным маршрутом Бьянки. Девушка часто приходила к профессору и если сначала эти встречи носили обязательный характер, и Йозеф всеми доступными ему методами пытался восстановить провалы в памяти девушки, то вскоре её посещения приобрели более неформальный оттенок. Теперь она, казалось, шла в школу, как к себе домой. Встречая в коридорах кого-то из учителей, она могла остановиться и поболтать с ними о жизни, о погоде, если, конечно, те не торопились на урок, а также на очередной потоп или пожар, устроенный бедовым старшеклассником. Ей очень нравилось общаться с Брайаном, который никогда не сидел без дела. Девушку восхищала его воля и боевой дух. Она видела, как тяжело даются парню самые простые на первый взгляд действия, но она всё же находила в себе силы не влезать к нему с благими намерениями помочь, а позволяла довести работу до ума самостоятельно.

Этим утром она быстро взбежала по лестнице, привычно скользнула в узкий коридор, приблизившись к нужной двери, постучалась и, не дожидаясь ответа, приоткрыла её.

— Йозеф, добрый день. Я могу войти? — она приветливо улыбнулась.

Профессор сидел за своим столом с хмурым выражением сосредоточенного на чём-то важном лица. Когда он увидел, кто к нему пришёл, то немедленно просиял и улыбнулся.

— Дорогая моя, как ты? — он отложил карандаш и поднялся со своего места.

— Всё прекрасно.

— Как дома?

— Адалин утром уехала, чтобы успеть на первую лекцию. Сейчас моя помощь в доме не требуется, поэтому решила заскочить к вам.

— И правильно сделала. У меня сейчас как раз перерыв. Чайку выпьешь? — он обошёл свой стол, направляясь к шкафу, где стояли старенькие чайные чашки.

— Не откажусь, — согласилась Бьянка. — Вивьен испекла пирог, угощайтесь. — Она вынула из корзинки свёрток развернула его и протянула профессору, когда оба переместились за обеденный стол у окна.

— Честно признаюсь тебе, Бьянка, в моём арсенале уже не осталось методов воздействия на память. Хотя вру. Есть ещё кое-что, но за такие эксперименты ты меня не поблагодаришь, а декан, если узнает, скажет: «Кто он такой? Я знать не знаю этого коновала.» и будет прав.

— Боже мой, что вы имеете в виду? — Бьянка заинтересованно взглянула на него.

— Терапию электрошоком, моя дорогая. Но уверен, оно того не стоит. Твой случай уникален, как на него ни посмотри, — профессор задумчиво жевал кусок пирога. — Но, не исключаю и того, что я не такой специалист, каким мнил себя все эти годы, — он усмехнулся.

— Перестаньте, — ответила девушка. — Знаете, я всё чаще думаю о том, что, может быть, это к лучшему и хорошо бы мне не вспоминать никогда того, что произошло, — она сделала глоток чая. — Может быть, именно так должно было случиться, чтобы я оказалась здесь и нашла себе применение, начав жизнь с чистого листа в буквальном смысле.

Йозеф некоторое время молча переводил задумчивый взгляд от своей чашки к лицу девушки, не решаясь задать вопрос. Затем всё же спросил:

— Ты не думала о том, чтобы преподавать у нас?

Бьянка удивлённо взглянула на него и не сразу ответила.

— Вы знаете, думала и не раз, но меня останавливает страх, вдруг я и по программе что-то забыла, хотя не похоже. Даже не знаю. Спасибо, конечно, но…

— Подожди, давай так, — Йозеф слегка подался вперёд, ловя растерянный взгляд собеседницы. — Ты знаешь, где у нас библиотека, там материала по мировой истории достаточно. Не торопись — время ещё есть. Просто наша Сара, к счастью для неё, но к несчастью для процесса обучения, скоро подарит этому миру новую жизнь. Мы договорились, что ещё пару месяцев она поработает, а потом уйдёт и занять её место было некем до сегодняшнего дня, — он сделал паузу. — Ты очень выручишь меня если согласишься.

Бьянка колебалась считанные секунды, а затем, недолго думая, протянула мужчине руку.

— Договорились, профессор. Почту за честь и спасибо вам. Полагаю, это именно то, о чём я говорила.

— Жизнь с чистого листа? — Йозеф лукаво сощурился.

— Точно. И новое применение. Историю вашей страны мне ещё предстоит изучить.

— Вот и прекрасно. Подожди меня немного, провожу тебя домой.

***

Осеннее небо Кэтлуэлла предвещало ясный тёплый день начала бархатного сезона. Листья начинали опадать, покрывая землю золотистым ковром, птицы чирикали в вышине что-то прощальное тем, кто оставался там внизу зимовать в ожидании, когда холода сменятся теплом и солнечным светом.

К крыльцу дома кожевника Вильяма Стюарта редко подъезжали экипажи. Чаще всего на их месте оказывались старые телеги, разбитые повозки или редкие верховые всадники, коим велено было передать письмо от заказчика из города. Тем не менее, чёрный экипаж, запряжённый парой сильных, здоровых лошадей, подъехал этим утром к ничем не примечательному деревенскому дому, что вызвало интерес не только у многочисленного потомства Стюартов, немедленно высыпавших на улицу, но и у соседей семьи. Сам хозяин был в отъезде. Его жена Анна вышла на крыльцо следом за детьми, удерживая на руках плачущую трёхлетнюю девочку и с подозрением оглядела карету. По её опытному суждению такой экипаж мог принадлежать только очень состоятельному человеку, что в общем-то и было правдой. Только вот что такой человек забыл около их дома, она не понимала, ведь обычно её муж принимал заказчиков в ангаре на другом краю деревни. Из кареты вышел рыжеволосый мужчина в чёрном костюме и тёмных очках.

— Добрый день, мистер, — недоверчиво поздоровалась она. — Если вы ищете Вила, его нет, он уехал в Эмберли, вернётся через неделю.

Коул тяжело вздохнул и некоторое время, казалось, обдумывал дальнейшие действия. Затем он поднялся по ступеням крыльца и подошёл к женщине.

— Добрый день, миссис Стюарт. Меня зовут Джон Коул. Раз Вильяма нет, не могли бы вы мне помочь? — он прекрасно видел, что женщине, поглощённой домашними заботами, нет до него никакого дела и она была бы счастлива, оставь он её в покое, но Джон привык доводить начатое до конца, преодолевая все препятствия.

— Проходите, — нервно кинула она.

Мужчина зашёл в дом. Здесь было тепло и очень шумно. Вильям мог позволить себе обставить дом всем необходимым, а потому жилище семейства Стюартов казалось довольно уютным. Посреди главной комнаты располагался большой стол, а вокруг него — множество стульев. Две широкие кровати для детей были застелены стёганными покрывалами, на окнах висели кружевные занавески. Некоторые из детей прижимали к себе игрушки, которые выглядели вполне прилично и не казались наследием от прабабушки.