— Давай я тебя провожу, — предложил Виктор, когда они, тихонько затворив дверь, вышли в коридор.

— Куда? — спросила девушка.

— Ну как куда? В общежитие?

— Там уже все спят, никто не станет готовить мне комнату на ночь глядя, — спокойно проговорила Адалин, проводя пальцем по пыльному листку растения, стоявшего на подоконнике.

Виктор ответил не сразу.

— Ты решила меня подразнить? — он нагнулся, чтобы поймать её взгляд.

— Даже не думала. Мне просто некуда идти и с этим надо что-то делать. — Девушка подняла на него невинный взгляд, хотя лёгкая улыбка выдавала совсем другие намерения, — комната подполковника Адамсона, насколько мне известно, свободна. Могу я там переночевать?

— У меня есть предложение поинтереснее, — Виктор пожирал её пылающим от нетерпения взглядом. Он больше не мог сдерживаться и в ту же секунду прильнул к губам девушки в требовательном поцелуе. С минуту они не могли оторваться друг от друга, упиваясь этой долгожданной близостью. Когда скрип входной двери и шаги в предбаннике сообщили о возвращении майора Готца, Виктор схватил Адалин в охапку и молниеносно скрылся вместе с ней за дверью своей комнаты. Готц возник на пороге. Он прошёлся вдоль коридора, прислушиваясь к подозрительным звукам, несколько секунд постоял возле двери Ларсена, который храпел так, что казалось, камнепад летит с отвесной скалы прямо на крышу дома офицеров, после чего, пожав плечами, неторопливо убрёл к себе. Всю оставшуюся ночь громоподобное дыхание Ларсена, перекрывало другие не свойственные этим стенам звуки, желавшие остаться неуслышанными.

Двое лежали на истерзанной постели. Виктор обнимал любимую сзади и прижимал к себе, жадно вдыхая запах её волос. Порыв был сильнее его воли, и он никак не желал отпускать Адалин, не смотря на духоту, наполнявшую комнату при каждой новой вспышке страсти. Он целовал её шею, плечи. Адалин ёжилась, когда его губы щекотали нежную кожу и старалась не засмеяться. Несколько раз за эту ночь она чуть не вскрикнула от наслаждения, но поцелуи любимого вовремя останавливали порыв. К середине ночи силы покинули обоих, но расставаться даже для того, чтобы выспаться, никто из них не хотел.

— Ты выбрала не самый лучший день, чтобы сделать меня счастливым, — промурлыкал он ей на ушко. — Завтра у меня совещание с утра. Точнее, уже сегодня.

— Вы снова недовольны мной, господин генерал? — ответила она, оборачиваясь к нему через плечо. Я всё ещё могу перейти в комнату Адамсона. Вы только прикажите, — она уже глухо смеялась, ощущая, как её щиплют за все места, куда только могли дотянуться руки мужчины.

— Я не хочу больше слышать про Адамсона, — он уже подмял её под себя и смотрел прямо в вишнёвые глаза. — Завтра мы поженимся.

— Чего? Зачем? Как? — лицо Адалин обрело серьёзность, и она даже подтянулась вверх, чтобы присесть. — И, главное, где?

— Здесь церковь недалеко, — Виктор выпустил её и лёг рядом.

— Но не проще потом, когда вернёмся, расписаться в ратуше? Я не могу в вашей церкви, я православная.

Виктор глянул на неё исподлобья.

— А я протестант в четвёртом поколении и что теперь? Главное, чтобы выглядело натурально и чтобы свидетели были.

— Но зачем так спешить?

Мужчина немного выждал, подбирая слова.

— Есть все основания полагать, что нас ждёт тяжёлое сражение в ближайшее время. Мы долго готовились к нему и отступать теперь нельзя. Я не знаю, чем оно закончится лично для меня, — он взял Адалин за руку и прижал её к губам. — И не прощу себе… — Он не успел договорить, как девушка стремительно обхватила ладонями лицо мужчины, покрывая его поцелуями.

— Пообещай, что будешь беречь себя и не станешь рисковать, если этого можно будет избежать, — она серьёзно посмотрела в голубые глаза.

— Обещаю, — тихо проговорил Виктор, аккуратно стирая с её щеки блестящую слезинку.

***

Четыре фигуры попарно выходили из дверей церкви. Двое мужчин и две женщины, о чём-то переговариваясь и весело смеясь, торопились к повозке, возле которой курил солдат. Виктор первым поднялся и подал руку Адалин. За ними подтянулись Габриэль с Патрицией и сели напротив. В кой-то веке девушки наконец были одеты не в солдатскую форму, а в привычные простые платья. Молодожёны сидели, прижавшись друг к другу и насмешливо поглядывали на парочку, пристроившуюся около них. Габе с Патрицией не прекращали пререкаться ни на минуту, чем вызывали умиление у попутчиков.

— А мы когда поженимся с тобой, лейтенант? — Хорес обнял девушку и прижал к себе.

— С чего это? — буркнула Пати. — Я замуж не собиралась и от слов своих не откажусь.

— Не по-людски как-то, — Габриэль сурово свёл брови.

— А меня всё устраивает, — она высокомерно глянула на него. — Ты мой, я твоя и больше ничего не нужно. Вся округа знает, что мы вместе. Считаю, что формальности ни к чему.

— Вот как с ней спорить? — задал Габриэль риторический вопрос в пустоту.

— Даже не пытайтесь, — со знанием дела проговорила Адалин.

— Что вы решили? — Пати переключилась на неё. — Ты останешься или всё-таки вернёшься в госпиталь?

— Останусь здесь.

— Она уедет, — хором проговорили Виктор и Адалин. Мужчина сурово глянул на неё. — Ты опять? Мы же всё обсудили.

— Ну, да, я сяду, поеду, а потом опять вернусь потому, что не смогу уехать. Я хочу быть там, где ты. Работать в госпитале, когда ты дома. Работать здесь, когда и ты здесь. Теперь уже обратной дороги нет, иначе зачем мы поженились? — она ласково взглянула ему в глаза.

— Здесь опасно, — попытался ещё оказать сопротивление побеждённый её очарованием мужчина.

— Я теперь под твоей защитой и мне ничто не страшно, — Адалин потянулась, чтобы поцеловать мужа.

— Смотрю, с твоей тоже не поспоришь, — усмехнулся Габриэль. Пати пихнула его локтем в бок. — Берни, давай поживее! — крикнул он вознице, оборачиваясь к нему. — Ни начальства, ни врачей в лагере. Там уже все на ушах стоят. Поднажми!

И повозка покатила дальше по просёлочной дороге, скрываясь в редколесной дали и в клубах дорожной пыли.

Бьянка сидела в дилижансе, зажатая между двумя тучными пассажирками. Она размышляла о том, что предпочла бы пройтись пешком. Но дойти на своих двоих до порта Пизы она сумела бы лишь к завтрашнему дню, и вся затея потеряла бы смысл. В тесном экипаже было людно, а плачущий напротив неё малыш добавлял колорита и без того утомительной атмосфере. Плантации оливы за окном сменялись видами на пересохшие реки, а редкие домики разбавляли этот полный умиротворения пейзаж до тех пор, пока плотная городская застройка не завладела пространством. Когда дилижанс остановился возле припортовой линии, возница громко, не особо заботясь о вежливости, попросил пассажиров покинуть транспорт. Оказавшись на залитой солнцем улице, Бьянка, несмотря на пылающий зной, вздохнула с облегчением. Кто-то пихнул её в плечо и даже не извинился. Девушка, недовольно цыкнув, проводила прохожего укоризненным взглядом, поправила сумку, чтобы та не подминала под себя подол её лёгкого летнего платья, чуть сдвинула на бок голубую шляпку и уверенным шагом направилась в сторону причала.

На привозе царила суета. Бьянка и раньше видела такое, когда торговый корабль или только пришёл или уже собирался уходить, а рабочие и грузчики сновали туда-сюда с коробками и тюками. Вокруг стоял шум, ругань, смех и лучшим решением в данных обстоятельствах было не попадаться никому под ноги, а влезть на забор и наблюдать за происходящим со стороны. Но так как все места на заборе были заняты местными оборванцами и детьми рабочих, Бьянка встала рядом и тоже с интересом стала наблюдать за происходящим. Дети не обращали на неё внимания ровно до тех пор, пока она не начала есть яблоко, предусмотрительно захваченное с собой. Дефицит пресной воды в это время учил всех от мала до велика любым удобным способом находить, чем утолить жажду, а потому, спустя полминуты испытания умоляющими взглядами, девушка отдала детям своё яблоко, а также все остальные, которые были у неё в сумке. Дети были счастливы, а Бьянка, несмотря ни на что, довольна и горда собой. Неожиданно кто-то подошёл сзади и закрыл её глаза ладонями. Девушка усмехнулась.