— Что это? — пренебрежительно спросил он, не касаясь бумаг.

— Это партийные билеты вашей матери и вашей супруги.

Эрде помрачнел. Он перевёл недоверчивый взгляд с лица Лоры на брошенные ею документы и не спеша подтянул их к себе. Он лишь мельком взглянул на подписи, затем вернул бумаги туда, где они лежали минуту назад.

— Глупо, — проговорил он. — Сейчас я пойду у вас на поводу, а потом они снова вступят в эту вашу партию, — он выделил последнее слово, понизив голос.

— Они не станут, мы договорились, — отвечала Лора. — Сьюзен и Барбара знают, как бьёт по вашей репутации их участие в нашем объединении, а потому готовы идти на эту жертву.

Взгляд следователя изменился. Казалось, он что-то обдумывал. Минуту спустя он заговорил:

— Какие гарантии вы мне дадите, мисс Томсон? — он склонил голову на бок. — Мать и жена ничего мне не должны, я договариваюсь сейчас с вами и всю ответственность за невыполнение обязательств вы возьмёте на себя. Каким образом вы можете гарантировать, что Сьюзен и моя мать не станут помогать вам, так сказать, подпольно?

Теперь пришла очередь Лоры нагнетать ожидание. Она молчала, не отводя взгляда от лица следователя. В конце концов она проговорила:

— Испугайте меня, господин Эрде.

— Что? — не понял тот.

— У вас же могут найтись рычаги влияния на меня. Воспользуйтесь ими и заставьте меня быть смирной, — проговорила она всё так же спокойно.

Мужчина некоторое время хмурил сведённые от недоумения брови, затем встал из за стола, подошёл к одному из шкафов и вынул желтоватую папку. Вернувшись на место, он продемонстрировал девушке обложку личного дела, на котором крупными печатными буквами было выведено «Дуглас Макларен». Лора дрогнула и перевела испуганный взгляд на следователя.

— Полагаю, у меня получилось, — проговорил он. — По делу этого человека совершенно неожиданно могут отыскаться новые отягчающие его вину обстоятельства. — Он положил папку перед собой и свёл руки в замок, — согласится ли партия в вашем лице на такую жертву?

Лора опустила взгляд, затем выпрямилась и заговорила.

— Полагаю, мы с вами поняли друг друга, — она поднялась со своего места, возвращая лицу спокойствие. — Маргарет Стенфорд не заслуживает того наказания, которое ей предъявляют.

— Подождите, — процедил Эрде. — Вы понимаете, что сейчас ставите на кон жизнь другого человека? Что будет, если Дуглас Макларен узнает об этом? Как вы сможете продолжать жить, зная, что отправили его на виселицу?

— Он будет счастлив знать, что мы не опускаем рук и продолжаем борьбу.

— Почему вы говорите за него?

— Потому, что он сам требовал от меня этого. Я участвую в деятельности партии не от острого стремления создать идеальное общество социального равенства, а потому, что Дуглас, который всё ещё верит в то, что в этом мире можно добиться справедливости, пожертвовал собой ради меня. Теперь мне приходится платить по счетам.

— Чего же вы лично хотите?

— Членства партии в парламенте. Для этого нам нужно, чтобы Маргарет вернулась и представляла наши интересы на голосовании. Без неё мы не справимся. Затем я уеду к Дугласу потому, что больше не могу без него. Я очень устала, господин Эрде.

— Вы говорите «мы», «нас», а сами намереваетесь сбежать. Я не понимаю, зачем? Вы приходили на допросы еле живая от голодовки, рисковали свободой, Лора, — протянул он. — Я пытаюсь понять, но не могу, как бы ни пытался. Разве всё это того стоит?

— Поговорите с матерью, она расскажет вам много интересного о своём печальном прошлом. А если вы придёте на голосование осенью, то услышите ещё много пугающих своей безнаказанностью историй.

— Я могу понять мать, которая натерпелась от моего отца, но чем я не угодил жене, понятия не имею и признаюсь вам: я тоже очень устал от всего этого. Непохоже, чтобы она воспринимала вас, как очередное модное веяние, хотя это в её духе.

— Я знаю, что вы неплохой человек, господин Эрде. Сьюзи никогда не сказал о вас дурного слова. Она пришла к нам из-за сестры, которую убил в порыве ревности муж.

— И отделался условным наказанием, — заключил следователь.

— По-вашему, это справедливо?

— Он застал её в постели с любовником.

— Она предупреждала его, что хочет развестись, что встретила другого. Муж не давал ей развода, избивал и не выпускал из дома. К сожалению, мёртвые уже не могут свидетельствовать в свою пользу. Да даже будь она жива, кто стал бы спрашивать её? Женщина в синяках в искривлённом представлении нашего общества о нормах сама виновата в подбоях, — Лора тяжело вздохнула.

— Министерство юстиции не станет голосовать за вас, — продолжил следователь, нарушая молчание. — Но я всё же желаю вам победы. Иначе, рано или поздно вы пустите мою карьеру под откос, — он кашлянул.

— Спасибо, — проговорила Лора.

Когда она развернулась, чтобы направиться к выходу, следователь остановил её:

— Заберите это, — он махнул рукой в сторону партийных билетов. — И позовите следующего, — он снова сел за стол и склонился над документами.

Лора удивлённо возвела брови и нерешительно подошла к столу. Документы исчезли в глубине её сумки.

— Прощайте, Стефан, и будьте здоровы.

С тех пор, как Бьянка, мучимая тяжёлыми воспоминаниями, покинула резиденцию семейства Коул, прошло чуть меньше месяца. За это время она не виделась с Джоном. Вероятнее всего, мужчина, который мог добиться всего, чего угодно, когда ему это было нужно, просто решил не смущать девушку излишней напористостью после и без того жаркого признания. Бьянка же, в свою очередь, считала, что это она ловко и виртуозно избегает его общества. Каждый раз, завидев у ворот школы черный экипаж, девушка собирала в кулак всю свою внимательность и осторожность, после чего мелкими перебежками просачивалась к чёрному ходу и покидала помещение обходными дорогами или закрывалась где-нибудь в отдалённом кабинете, пережидая перемену, чтобы её точно никто не нашёл. Как-то раз она даже позволила себе закончить урок пораньше, после чего, мучимая угрызениями совести, всё же провела дополнительное внеурочное занятие. Дети, к счастью, не особо сопротивлялись.

Бьянка не боялась Джона, она опасалась того, что выстроенная ею стена самостоятельности и независимости рухнет, когда он снова заговорит о близости или зажмёт её где-нибудь в школьном закутке. Джон нравился ей и как же обидно было осознавать сей факт девушке, которая искренне и самоотверженно намеревалась посвятить свою жизнь профессии.

Прозвенел звонок. Окончательно развенчав в глазах учеников героический образ Наполеона Бонапарта, Бьянка попрощалась с детьми и села заполнять журнал. В этот день она немного потеряла бдительность. Возможно, потому, что тема урока захлестнула её, полностью овладев вниманием, или потому, что благодетель давно не приезжал и она отвыкла прятаться, но скорее всего, девушка, как и все молодые люди, к какому бы поколению они не относились, ощущала беззаботную легкость наступающих летних каникул и была в последние дни чуть более рассеянной, чем всегда.

Она напевала еле слышно песенку своего детства, привычно заполняя журнал. Золотистая прядь волос то и дело накручивалась на указательный пальчик руки, подпершей голову. Учительнице оставалось ещё проверить стопку контрольных работ, которые совсем не хотелось тащить с собой, после чего она намеревалась возвратиться домой. Увлечённая работой и мыслями о прогулке в лесу этим вечером, она не заметила человека, появившегося в дверях. Она не слышала тихих шагов по направлению к партам. И только когда некто приземлился за стол напротив неё, Бьянка подняла глаза. Ей сразу захотелось выругаться, как только она увидела его, однако, сжав в кулаке всю свою волю, она глубоко вздохнула и тихо проговорила:

— Здравствуйте, Джон.

— Здравствуй, Бьянка, — ответил он. — Я полагал, мы перешли на «ты»?

Бьянка отложила карандаш и откинулась на стуле.