«Везунчик» долго петлял в лабиринте пролива, а когда наконец вырвался на морские просторы, слезы Лалы высохли бесследно. Она вернулась на мостик к Тику, села рядом и глубоко вдохнула терпкий табачный дым, смешанный с соленым ветром.

– Ты обещал выпивку и байки.

Игла-скала уже светилась закатным рыжим, когда «Везунчик» выбрался из плена мощного течения, влекущего корабли в пасть прибоя. Свободные от вахты матросы осваивали умдру и плевали за борт тягучей синей слюной, а Лала с Тиком Ростером так и сидели на мостике, глядя то на оставленный берег, то на крошечные паруса уходящих к Этоле кораблей. Ни Ушаш, ни сопровождающий товары купец Дариш не пожелали присоединиться к беседе за кувшином прекрасного югового вина. Это было к лучшему. Старые друзья, чуть не ставшие кровными врагами, наговорились вдоволь без лишних ушей.

Тик рассказал, что как только Лала покинула Этолу, он отправился в замок Фурд и добился встречи со своим дядькой. Тот долго не хотел признавать мальчика, чуть собаками не затравил, но на всякий случай не прогнал, а приказал держать взаперти. Тику повезло. Всего через три дня туда же явился Жайас, самый верный соратник его отца. Ростер-старший оказался дальновидным. Жайас в случае смерти своего капитана должен был перерыть весь известный мир, найти его единственного сына и служить ему до конца. Отчим-разбойник убедил Жайаса, что мальчишку разорвали волки, но жадность толкает людей к откровенности сильнее, чем сердечная просьба. Когда, уезжая из гнезда лесных братьев, Жайас обмолвился, что за живого наследника Ростера полагалась награда, вслед за ним осторожно пустились две тени. Лихая парочка не мыслила нападать на вооруженного до зубов пирата, для наживы им достаточно было просто рассказать, что на самом деле приключилось с беглецом.

Когда Тик получил наследство, у него мгновенно нашлось несколько любящих родственников. Все мечтали заботиться о сироте и его богатствах, чтобы злые люди не обобрали и не обидели. Но опекуном, согласно воле Ростера, стал бездетный Жайас.

Всю нерастраченную отцовскую любовь, которая есть в каждом, просто иногда очень глубоко, Жайас направил на обучение и воспитание мальчика. Конечно, старый пират видел это воспитание по-своему. Он заставлял Тика делать самую тяжелую работу на корабле, а вместо отдыха упражняться в фехтовании и обучаться грамоте морского дела. Зато кормил и одевал, как принца крови. А когда пришло время, нанял для него учителя хороших манер. Жайас мечтал женить воспитанника на знатной девушке, благо парень по отцу был из благородных. Только вот Тик и слышать ничего не хотел, пока не ограбит далекую Пустыню Самоцветов.

– Знаешь, я спал и видел, как приду и вырежу всех, а ты будешь стоять, испуганная и красивая, посреди луж крови. И я сдержу обещание, и ты будешь смотреть вслед моему великолепному кораблю, который увозит все богатство твоей земли… – Тик опрокинул бокал вина в пересохшее от рассказа горло.

– Ты жалеешь, что все вышло не так?

– Я жалею, что не порешил твоего умалишенного, как только мы прошли цепь. Брюхо было бы целым, – усмехнулся Тик и почесал зудящий шов. – Но если смотреть на всю нашу историю, то нет, не жалею. Я получу больше. Надеюсь, ты тоже.

– И я надеюсь, – вздохнула Лала. – Тем более что прибыла в Пустыню в поисках родни, а не кровавой мести. В отличие от тебя или Ушаша.

– Да, только мы уже отказались от мести и уходим навстречу выгоде. А у тебя впереди неизвестность. Кто знает, сколько еще мертвецов между тобой и тем, что ты ищешь.

Они помолчали, наблюдая, как упругие паруса «Везунчика» становятся оранжевыми.

– К слову, про неизвестность. Карта твоя плохая, – собранным деловитым тоном продолжил Тик.

– Почему? Там же все понятно нарисовано! – возмутилась Лала.

– Не для морехода. Путь корабля показан просто вдоль берега, пока не кончатся скалы. Но ни одной пометки о течениях, отмелях и ветрах. Придется идти почти вслепую. Случись что, мы будем на блюдечке у морского дьявола и даже вплавь не спасемся – прибой размажет нас, как бараний жир по горбушке. Жайас даже упирался сначала, что твой осел.

– А почему потом согласился?

– Ты спасла мне жизнь, он в долгу перед тобой.

– Спасибо.

– Не за что, – улыбнулся Тик. – Я тоже в долгу.

Разговор прервался – пора было идти на торжественный ужин.

За обильным столом, где вперемешку стояли ашайнские и заморские блюда, сидело пятеро: Жайас, Ушаш, купец Дариш, толстый боцман, имени которого Лала еще не запомнила, и юный помощник Дариша, который пока ни слова не понимал на чужом языке. Все пожелали ей доброго вечера, но ответила она только Ушашу, потому что не могла оторваться от знакомого лихорадочно-веселого блеска его глаза. Ласково улыбаясь, она протиснулась между Ушашем и Даришем, попутно нашаривая в поясной сумочке пузырек с заготовленным успокоительным. Плечом она почувствовала мелкую дрожь Ушаша и незаметно для остальных взяла его за руку. Он сжал ее ладонь так, что хрустнули костяшки, а перстень Мастера Смерти вдавился в палец чуть не до крови.

– Успокойся, я принесла наше любимое питье, – шепнула Лала ему на ухо и высвободила свою побелевшую ладонь.

– Если бы ты не пришла, я бы…

– Но я пришла. И у нас с тобой уговор, помнишь? – все так же шепотом говорила она, чувствуя обеспокоенный взгляд Тика.

– Помню. Без тебя никого не трогать. Если желание причинить боль станет нестерпимым, укусить себя за руку.

Помощник купца, сидевший по другую руку Ушаша, прыснул, услышав последние слова. Ушаш в это время как раз подносил кубок ко рту, и Лале пришлось осторожно подтолкнуть его, чтобы не передумал. Сама же она обернулась к Даришу и довольно громко сказала по-ашайнски:

– Уважаемый, если твой мальчишка забыл, с кем он сидит за столом, напомни ему про манеры, пожалуйста. Другого помощника у тебя не будет до самого окончания пути.

Дариш сердито зыркнул на юнца, втянувшего голову в плечи, и тут же почтительно ответил:

– Прости его, Мастер Смерти. Молод и глуп. Я освежу его цыплячьи мозги после трапезы.

– Благодарю, – сухо ответила Лала и отвернулась. За столом повисла напряженная тишина. Пираты поняли по интонации чужого языка, что не все улыбки за столом настоящие.

– Очень хочется мяса! – наконец сказал Ушаш на заморском. Его кубок с настойкой был пуст, а лицо спокойно.

Жайас облегченно выдохнул и крикнул, чтобы несли еду.

Когда сытые и осоловевшие участники застолья уже не могли ни есть, ни пить, Лала предложила каждому рассказать о самой дальней точке света, куда их занес морской ветер. У нее кружилась голова, но не от выпитого вина, нет. Море, могучее и бескрайнее, обещало такую свободу, о которой в Пустыне и мечтать было нельзя.

Оказалось, что дальше всех судьба забросила Ушаша, и все слушали его рассказы о неизвестных землях, как малые дети бабку-сказочницу, – раскрыв рты. Помощник Дариша завистливо переводил непонимающий взгляд с одного рассказчика на другого и в конце концов задремал под байки на незнакомом языке.

Спать разошлись уже с рассветом, но к вечеру снова собрались и снова делились друг с другом историями, от которых то захватывало дух, то невозможно было удержаться от хохота, а то и хотелось в ужасе спрятаться под лавку.

Еще один вечер Лала провела с Тиком вдвоем, пока он наносил на свою карту новые пометки непонятными символами. Хаддор пояснил, что морские карты капитанов – бесценная вещь, которую мечтает украсть и перепродать каждый негодяй, и только особый шифр помогает хранить секрет самых безопасных и прямых водных путей. Тик рассказал, как помогают звезды и как долго Жайас вбивал в него эту непростую науку – понимать небесные светила.

Пять дней и пять ночей шел «Везунчик» вдоль острых скал, укрывающих Пустыню от мира. За это время мальчик-ашайн выучил три десятка слов на заморском, шов Тика почти перестал зудеть, а Лала истратила половину заготовленного успокоительного отвара. Морская качка плохо действовала на Ушаша. Он старался, как мог, но нет-нет и появлялись у него на руках следы собственных зубов.