– Я всегда буду действовать только в интересах Шулая, – твердо ответил Лириш, пытаясь высвободить руку, но Лала держала крепко.

– А если я докажу, что городу не будет вреда от его спасения?

– Если докажешь, пусть живет. Но сейчас у нас дела поважнее. – Он все же выдернул ладонь, встал и направился к выходу, не заботясь о том, следует ли Лала за ним.

В куполе Совета уже все было готово. Мастера старались вести себя согласно высокому положению, но с трудом скрывали возбуждение. Прочесть мысли собравшихся Лала не смогла. Она примерно понимала, как это у нее получается – нужно скопление людей и ограниченное пространство, например, как вчера на корабле. Или как ранее в этом же зале, но при закрытых наглухо дверях. Сейчас же по звездному лабиринту сновали туда-сюда служители, стражники, ученики мастеров, а на прилегающих улицах виднелись первые любопытные, которые уж не пойми откуда узнали, что будет происходить в куполе Совета. Осталось только привести Тика Ростера. Несмотря на протесты Лалы, Лириш отправил с ней четверых верховых стражей.

– Тогда уже давай и для него дрома! Он все же не пленный.

– Много чести.

– Тогда я дам ему Снега! – с вызовом сказала Лала.

– Снега ты отдашь так называемому Ушашу. Это ведь его дром по праву, – нехорошо улыбнулся Лириш.

Лала замерла с раскрытым ртом. Лириш поразительно четко держал в голове все ниточки гигантского клубка событий. А ведь она и правда не задумалась, что, если Ушаш вернется в Шулай, она должна будет вернуть ему его собственность. Глава Управы наблюдал за ней:

– Ну, теперь ты согласна, что никому здесь не нужен этот огрызок прошлой жизни?

Лириш вышел вместе с ней на улицу и молча стоял рядом, пока она, сдерживая слезы, гладила курчавую шерсть Снега, с которой уже почти сошла хваленая рыжая краска. Проститься с дромом навсегда казалось ей немыслимым. В твердом голосе Лириша появилось сочувствие:

– Ты Мастер Смерти и целительница. Ты знаешь, как убить без боли, а возможно, даже приятно. Избавь всех от мучений, ведь твой дром тоже пострадает. – Лириш положил руку на шею Снега, и тот прижал уши. – На весах с одной стороны твоя бесполезная жалость, а с другой… с другой слишком много всего.

Лала молча оставила Снега у дромовязи, повелительно махнула рукой ожидающим стражникам и пошла прочь не оглядываясь.

– Я верю, ты сделаешь правильный выбор! – крикнул ей вслед Лириш и вернулся в купол Совета.

В гавани уже столпились зеваки. За ночь оставшиеся корабли Тика пришвартовались, но на берег никто не сходил. Пираты и горожане рассматривали друг друга без радушия, но и не враждебно. Те и другие знали о переговорах и давно уже привыкли к тому, что жить или умирать решают не они.

Лала разглядела, что корабль, на котором она вчера ополовинила команду, называется «Везунчик Тик», и невольно усмехнулась: в самомнении Тику Ростеру не откажешь. Усмешка, впрочем, быстро сползла с ее лица. У Жайаса, появившегося на палубе, был растерянный и напуганный вид. Он с облегчением выдохнул, когда увидел Лалу, и замахал руками, приглашая ее на борт. Чувство тревоги, такое же, как вчера после ранения анука, залепило ей горло, и Лала прокашлялась, прежде чем шагнуть по сходням.

– Где ваш хаддор? – довольно резко спросила она у матроса, помогавшего ей подняться. Тот, опустив глаза, прошептал:

– При смерти, госпожа…

Не успела Лала осознать его ответ, к ней подскочил Жайас с прытью, не свойственной старым раненым толстякам, и схватил ее за руку потной ладонью.

– Госпожа, скорее, он боялся, что не дождется вас!

– Да что у вас произошло? – Она нервно освободилась от влажного рукопожатия.

– Скорее, потом расскажу… это он… Ушаш… – Жайас увлек ее в капитанскую каюту и плотно прикрыл дверь.

В каюте, в которой вчера витали ароматы победного ужина, сейчас пахло кровью и внутренностями. Тик Ростер лежал на роскошной, но узкой кровати и смотрел в потолок. Волосы его прилипли к бледному лбу, а губы были серыми, как у древних мраморных скульптур из замка Фурд. Запах шел от пропитанной кровью повязки на его животе.

Лала, медленно шаркая, как незрячая, подошла к нему, не отрывая взгляда от окровавленной ткани. Тик повернулся к ней и улыбнулся так, что ее бросило в холод.

– Успела…

– Что произошло? – шепотом спросила она у Жайаса, сопевшего у нее за спиной.

– Ночью Ушаш стал буянить, биться в двери и стены, требовал срочно хаддора на важный разговор… Я не знаю, о чем они говорили, услышал крики, прибежал… Хаддор в крови, рядом на полу еще двое наших с перерезанными глотками, а того и след простыл… Говорят, прыгнул за борт…

– Почему сразу… – отчаянно закричала Лала, но спохватилась, когда Тик вздрогнул, и тише добавила, – меня не позвали?

– Но, госпожа, как бы мы тебя нашли? – чуть не плача, просипел Жайас.

– Глупо вышло… – с натугой улыбнулся Тик, – не увижу я твой город и твою Пустыню.

– Ну уж нет! – Лала достала поясную сумочку с зельем, которое готовила всю ночь для Ушаша.

В знахарских свитках не было сказано, как ашайнское снадобье действует на черноголовых, но снять боль и дать немного жизненных сил должно было, уж очень мощные травы и семена использованы. На всякий случай Лала чуть уменьшила дозу – Ушаш хоть и худой, но больше Тика почти в два раза. Если она все сделала верно, то боль Тика отпустит, и он доживет до момента, когда она соберет все необходимое для лечения.

Зелье сработало. Тик снова улыбнулся, уже не так мучительно, губы его чуть порозовели. Лала приказала Жайасу не отходить от него и выскочила на палубу. Не задумываясь о том, что подумают зеваки, она крикнула одному из стражников скакать что есть духу к Приюту Мастеров и привезти ее анука. Стражник испуганно потряс головой, но Лала пообещала его тут же убить без права на белую жизнь. Потом пришла в себя и пояснила, что анук болен, лежит в закрытой корзине и вреда не причинит. Второго стража она отрядила на улицу Знахарей за сушеным кровостоем, а двум оставшимся приказала охранять причал и никого не пускать на корабли. Потом она взяла у Жайаса бумагу, написала несколько фраз и свистнула в утреннее небо. Джох появился с грязным клювом и полным зобом.

– Прости, малыш, что отрываю от завтрака.

Лала погладила синие перья, привязала записку, сказала «Лириш» и подбросила сокола. Когда Джох растворился в лазури над куполами Шулая, она вернулась к Тику. Тот был бледен, дышал прерывисто, но обреченности во взгляде поуменьшилось.

– Чем ты меня опоила? Зельем, которое помогает умереть без страха?

– Почти. Оно уводит боль, забирает страх и дает силы бороться за жизнь.

– Ладно врать-то. Из меня почти вся кровь вытекла и кишки чуть не выпали… – Он перевел дыхание. – Пусть я не знахарь, но представляю, сколько крови должно быть в человеке. Во мне столько уже нет.

– Ты плохо знаешь свое тело. Ну-ка, отвернись!

Лала осторожно отодвинула волглую от крови ткань и бесшумно ахнула. В широком разрезе виднелись блестящие петли кишок, но края раны были ровными, а внутренности целыми, будто мясник не хотел повредить потроха.

– Ого, все брюхо вспорото, а мне не больно… – с удивлением сказал Тик, который не послушался и с интересом разглядывал живот. – Значит, недолго осталось?

– Нет, глупый, это зелье работает. Ты лучше расскажи, что случилось.

– Да я толком и не понял. Он позвал меня среди ночи и сказал, что вспомнил, куда его мать-покойница спрятала самоцветы. Обещал показать место, если я прямо сейчас его отпущу. А я-то знаю, что тебе он тоже не особо ко двору, и без совета с тобой не решился. Говорю, мол, давай утром. А он как с цепи сорвался, выхватил нож у Барфа, что в дверях стоял, и перерезал тому глотку, никто пикнуть не успел. Данис кинулся на него с ножом, да какой там! Точнехонько рядом с Барфом и лег. А этот безумный ко мне подскочил и по-змеиному так шепчет: «Продать меня хотел? Совету сдать?» И не успел я рот открыть, он одной рукой меня на стол опрокинул, что твоего ягненка, а глаза такие бешеные, я чуть не обделался. Смотрит и говорит: «Предателю долгой смерти!» – затыкает рот какой-то дрянью и аккуратненько так вспарывает меня, чтоб ни кишок, ни печенки не задеть. Как я сразу не помер, до сих пор чудно.