– Я вижу тебя, выходи!

Он и правда был маленьким. Лохматый мальчишка лет девяти в добротном, но жутко грязном камзоле. Сделав несколько шагов из спасительной темноты в круг жалкого света, он остановился.

– Ты кто такой?

– Тиккиндей, можно Тик.

– Что ты здесь делаешь? Только не врать! – голос ее прозвучал рвано и хрипло.

– Я и не собирался… – он на мгновение запнулся, вглядываясь в лицо под капюшоном, – госпожа. Я просто иду мимо.

– Ночью, один? Где остальные?

– Никого нет со мной, клянусь! Мне кажется, я вообще уже один на всем свете. Не прогоняй меня, госпожа!

Он так резко упал перед ней на колени, что Лала вздрогнула. Плаксивым голосом Тик затянул:

– Пожалей, добрая госпожа! Я голоден и мне страшно! Папка пьяный был, гнал коня так, что я свалился, а он даже не заметил! Я не знаю дороги, я не знаю, где искать папку своего, а от голода скоро мои кишки сами себя съедят!

Тут он завыл и стал размазывать по лицу слезы. Лала молча ждала, пока представление закончится. Ждать пришлось недолго. Мальчишку словно выключили, он поднялся и удивленно выдал:

– И что?

– Что? – не поняла Лала.

– Тебе меня не жаль? – удивился он.

– Нет.

– Почему?

– А почему я должна тебя жалеть?

– Все дамы жалели, – уверенно сказал Тик.

– Тогда я не дама. – Лала отвернулась.

– Ты детей не любишь?

– Не люблю.

– Почему?

– Не твое дело.

– Мое. Вдруг ты захочешь меня убить и съесть, пока я сплю.

– Вот и уходи тогда.

Тик вздохнул и сел рядом. Некоторое время они безмолвно смотрели на огонь. Мальчик не выдержал первым:

– Дрова сырые. Хочешь, принесу хороших?

– Тут все мокрое.

Тик молча поднялся и ушел. Вернулся он довольно быстро с охапкой сухих тонких веток. Костер пыхнул и затрещал, радуясь лакомству. Хоть Лала ничего и не спросила, мальчик пояснил, что у стволов больших густых елей всегда можно наломать сушняка, даже в ливень. Не дождавшись реакции, он продолжил:

– Голодно. У тебя найдется что пожевать?

– Нет.

– А покурить?

Лала оторвала взгляд от костра и переспросила:

– Курить?

– Ну да.

Она пошарила в карманах плаща и кинула перед Тиком на землю кисет. Тот радостно схватил, умело набил трубку, и через минуту к дыму повеселевшего костра присоединилась витиеватая табачная струйка.

С видом умудренного жизнью мужчины Тик пускал кольца и довольно вздыхал:

– Курево хорошее. От голода помогает. А что сама не куришь?

– Не мое.

– А чье?

– Одного пирата, которому я горло перегрызла.

Тик охнул, поперхнулся и уставился на нее.

– Правда?

– Угу. – Лала по-прежнему не отрывала взгляда от костра.

Только тут мальчик заметил, что огонь отражается в ее глазах слишком ярко.

– Ты… ведьма?

– Да, отстань.

– Не-а, ты не ведьма! Ведьмы умеют огонь разводить, и одежа у них другая. Но ты странная… Куда путь держишь?

– Не твое дело.

– Можно я с тобой пойду? Я полезный.

Лала не ответила. Признание в убийстве Ростера, сделанное вот так спокойно первому встречному, стало зеркалом, в котором она увидела совсем другую, незнакомую себя. Эта новая Лала получила наконец определенную цель и даже сделала первые шаги по направлению к ней. Но осознание непосильной задачи оплетало ее толстой сетью. Мир вокруг замка был не просто новым – он был чужим и непонятным. Лала знала лишь то, что ей нужно в порт Этолы, а оттуда через море на запад, к людям пустыни. Где находится Этола, как туда добраться, как попасть на корабль, как избежать возмездия за совершенное убийство, как добыть пропитание… Слишком много вопросов, на которые у нее нет ответа.

– Эй, где находится Этола?

Тик посмотрел на нее, потом на кусок звездного неба, прикрытого мохнатыми верхушками елей, задумался на секунду и махнул рукой:

– Там.

– Долго идти?

– Пешими дней десять, – ответил он почти мгновенно.

– Отведешь меня туда? – Лала впервые посмотрела на него с интересом.

– С радостью, госпожа. А как величают-то тебя?

– Лала.

– Отведу, госпожа Лала! А ты отдашь мне эту трубку?

– Забирай, – равнодушно позволила она.

– Благодарю тебя, добрая госпожа! На рассвете пойдем.

Тик тщательно выбил трубку, спрятал в один из бесчисленных карманов, подбросил веток в костер и свернулся клубком рядом с Лалой.

Утром оба проснулись от далекого лисьего тявканья и уставились друг на друга. Отблески ночного костра – не лучшее освещение, чтобы разглядеть собеседника. Солнечный свет познакомил их заново. Тик первым нарушил молчание:

– У тебя глаза как у рыси. И ты совсем-совсем нездешняя. Откуда ты, госпожа Лала?

– Я не знаю, – со вздохом ответила она, – но если ты сделаешь, что обещал, то смогу узнать.

– Обещал – значит, сделаю.

На Лалу смотрели большие темно-карие глаза любопытного ребенка, которого она видела впервые в жизни. Но она готова была поклясться своей новой целью, что давно знает их и многократно смотрела в самую их глубину.

Завтракали они сладковатой ледяной водой из ключа, обнаруженного Тиком неподалеку под трухлявой корягой. Напились впрок – брать воду с собой было не в чем.

За несколько часов пути Лала узнала о своем спутнике все: жил в деревне на берегу, папку не помнит – моряк слишком редко наведывался, так что мамка нашла себе другого, который оказался лесным разбойником и после ее внезапной смерти забрал шестилетнего мальчишку к себе. Лесные братья приняли его хорошо, научили премудростям ремесла и вовсю пользовались его необычайной ловкостью и умением разжалобить путников. Мальчик был сыт, одет, согрет, при деле. А чего еще нужно? Оказалось, нужно. Очень ему хотелось папку найти, который, со слов матери, был храбрецом невероятным, удачливым мореплавателем, к тому же красавцем и довольно богатым по меркам деревни. Отчим же дал понять, что из братской лесной семьи никто никогда не уходит. Только если на тот свет.

На тот свет до встречи с отцом Тик не собирался, поэтому стал тщательно готовить побег. С каждой удачной охоты за богатыми путниками ему полагалась доля, которую отчим брал себе «на хранение». Хитрый мальчишка в присутствии авторитетных братьев попросил выдавать положенное, чтоб Тик сам мог хранить свое, ведь он уже мужчина. Отчим при всех согласился, а когда они остались одни, аккуратно и больно побил его без видимых следов, чтобы мыслей таких больше не возникало. И на следующую ночь Тик сбежал, прихватив тугой кошель с деньгами.

– Так ты богатый разбойник? – Лала впервые его перебила.

– Нет. Когда я был уже в полудне пути от гнезда, наткнулся на парочку наших, которые ездили в город. Пришлось купить у них историю, что меня волки порвали. Так что я просто разбойник с двумя монетами, что провалились в дыру за подкладку.

Такие речи никак не вязались с детским лицом, и Лале впервые стало жаль кого-то, кроме безвременно умершей Асмы. В ее жизни Тик был первым ребенком, который не дразнился, не кидался грязью и не убегал от нее. Она с трудом подавила желание взять за руку маленького человека, который был ей ниже пояса.

Однако откровенностью за откровенность Лала платить не стала. Вернее, посчитала, что ребенку не стоит знать всех подробностей ее жизни в замке. Ей нужно в Этолу, а потом дальше, в Пустыню на западе. Ей нельзя встречаться ни с кем из замка Фурд. Человек, которого она убила, был чудовищем, но она не хотела убивать, так вышло. Это все, что она сообщила Тику.

Они шли лесными тропами, избегая дорог. Лишь изредка Тик выскакивал из подлеска возле какой-нибудь деревеньки и возвращался с куском съестного. Деньги решили не тратить, если удается раздобыть еду бесплатно – как именно, Лала догадывалась, но Тик неизменно делал честное лицо и хвалил сердобольных крестьянок.

Лала не сомневалась, что хозяин уже отправил на ее поиски Эрла и Дикуса – охотников за беглецами. Она видела, что сотворили эти двое с бедняжкой Дарой, которая сбежала со своим любовником, пастухом из соседней деревни. Лучше бы ее просто убили… Но Лала не боялась погони. Вместо исчезнувшего страха перед Ростером у нее в душе поселился новый: страх никогда не найти пустынных людей с рысьими глазами. Места для других опасений попросту не оставалось. Поэтому Лала даже не вздрогнула, когда, поджидая Тика в кустах у дороги, увидела двух всадников в знакомых темно-лиловых плащах. Вздрогнула она позже.