Буквы поплыли, будто хотели незаметно соскользнуть со старой бумаги. С трудом удерживая тяжелые веки, Лала убрала свиток под кровать. Последнее, о чем она подумала, – это бугорок на тыльной стороне левой ладони. От него шло благостное тепло, будто кто-то медленно накрывал Лалу толстым, очень мягким одеялом.

Мастер Шай поправился очень быстро и с удовольствием проводил время в обществе Ученицы. Он рассказал, что Хворь Пустыни – загадочное явление, иногда накрывающее все земли ашайнов. На самом деле никто не может назвать даже предположительной причины Хвори. Известно лишь, что с каждым разом она становится сильнее.

– Я слышала ее голос, – сказала Лала и тихо, будто боялась, что Хворь ее услышит, добавила: – Очень страшно.

– Знаю. Дромы и соколы тоже ее слышат. Пустыня хочет нам что-то сказать, но пока не нашлось ашайна, способного ее понять. Сейчас это неважно, Хворь долго еще не появится.

– А что важно?

– Связи с другими землями, которые рвутся, – вздохнул Шай.

– Я не понимаю…

– Шулай закрывается от мира, потому что в Совете никто не хочет перемен, а они неизбежны. Нужно скорее завершить твое обучение.

Лала не решилась признаться, что опять не все поняла, и с радостью подскочила, когда Мастер Шай отправил ее упражняться с кинжалом. По крайней мере, в ипостаси метателя ножей она могла гордиться собой. Чтобы за тридцать шагов лезвие отсекло тычинки у змеецвета, не повредив лепестков, – такого никто не мог повторить. Она раз за разом метала ножи в сооруженную Чигишем цель – шестиглазое чудище с щупальцами вместо лап – и всякий раз точно туда, куда загадал Чигиш. А сам он бегал и приносил ей ножи, как упоенный восторгом мальчишка подает воину оброненную стрелу. Они смеялись во весь голос и не замечали, что Мастер Шай наблюдает за ними и улыбается тепло, но очень горько.

Красный плащ растворился на горизонте по пути на Шулай, как обычно, ранним утром. Но Мастер Шай впервые был ласков с Лалой и пообещал, что через две недели вернется с важным делом, и все навеки переменится.

В ночь, когда должен был вернуться Мастер Шай, Лала проснулась от странного холода, опоясавшего ее грудь. Испугаться она не успела, потому что раньше, чем увидела над собой фигуру в плаще, она услышала голос своего учителя:

– Вставай.

Сглотнув невысказанный вопрос, Лала быстро вскочила, нашарила плащ и через мгновение стояла перед ним, готовая идти куда угодно. Шай осмотрел ее и скривил рот:

– Ты лохматая.

– И что? У нас ведь срочное дело.

– Мастер Смерти никогда не выходит в Пустыню в неподобающем виде. Приведи себя в порядок. И я не говорил, что дело срочное.

Сбитая с толку, Лала обмакнула пальцы в миску с водой и провела по векам. Потом тщательно заплелась и расправила все складки на плаще.

Мастер Шай кивнул:

– Так лучше. Идем.

Они покинули притихший оазис и окунулись в звездное небо над барханами. Мастер Шай шел впереди, песок тоненько пел под ногами, а Лала вспоминала об их первой встрече в пустыне. Тогда она так же пошла за ним, совершенно не представляя, что ее ждет. В этот раз ни страха, ни сомнения не было, только певучее ожидание нового. Шли они непривычно долго, Лала несколько раз оглядывалась, стараясь не потерять ориентира. А еще она удивлялась тому, что не чувствует и сотой доли жуткого холода своей первой ночи в пустыне.

Мастер Шай остановился так резко, что она чуть не уткнулась ему в спину. И тут случилось невероятное: красный плащ упал на песок. Учитель стоял перед ней совершенно обнаженным и улыбался. Лала невольно обернулась, не видит ли кто их. Бескрайние мягкие складки барханов равнодушно серебрились. Пока она восстанавливала дыхание и старалась не смотреть на костлявое старческое тело, он снял с шеи медальон и протянул ей:

– Надень.

– Зачем? – в полном смятении спросила Лала.

– Надевай.

Лала взяла медальон и охнула. Он оказался невероятно тяжелым. Но шею почти не тянул, зато согревал грудь. По-прежнему пряча глаза, она прошептала:

– Учитель, я не понимаю…

– Я не учитель тебе больше, Мастер Смерти, – глухо перебил ее Шай. – Мое время вышло. Я останусь тут.

– Вы… пришли умереть?

– Да.

– Но почему вы улыбаетесь? Вам весело? – чуть не плача, спросила она.

– Мне хорошо. Я очень устал. И я рад, что узнал тебя и выучил нашему делу. Ты станешь великим человеком. Если…

– Если что?

– Если не покинешь эту землю. Если не испугаешься трудностей, а их будет много. Впрочем, ты в любом месте этого мира будешь играть свою роль. Я оставил у тебя в жилище последний трактат – начнешь изучать, как вернешься. И еще: заняв мое место, ты избавишься наконец от проклятия видеть звуки. – Он постарался ободряюще улыбнуться.

Лала открыла было рот, но он повелительно поднял ладонь.

– Разъяснения найдешь сама, в книге. От меня ответов больше не жди. Я готов. Начинай.

Он тяжело опустился на колени.

Лале потребовалось несколько глубоких вдохов, чтобы выдавить из себя первое слово:

– Говорите.

– Мне есть что сказать…

Лала опешила. По ритуалу уходящий должен был ответить иначе. Она чуть наклонилась к нему:

– А так можно?

– Нет. Но мне все равно. Думаешь, только ты склонна нарушать правила? – Шай горько улыбнулся и продолжил: – Это было очень давно. Ее звали Ишьяра. Знатная, небогатая, с невероятно живым умом и веселым нравом. Замужем. Я непростительно много думал о ней. Стремился видеть как можно чаще. Она задавала опасные вопросы, я давал запрещенные ответы. Нам было легко вдвоем. Времени, обязанностей, долга и чести в те моменты для нас не существовало. Неизбежное случилось. Она понесла ребенка. И мне выпало проводить ее в Пустыню.

Шай замолчал, глядя в глаза Лале. Она тоже молчала, не в силах спросить. Время замерзло, скованное пустынным холодом и страшным подозрением. Наконец Лала не выдержала:

– Что вы сделали?

– А как ты думаешь?

– Нет… – Лале показалось, что звезды над пустыней вдруг потускнели и тьма наползла на голые костлявые плечи Мастера Шая.

– Да, – голос его стал совершенно чужим. – Заклинаю тебя не привязываться ни к какому живому существу. А если не сможешь иначе, уходи в Пустыню вместе с ним. Это мое прощальное напутствие.

Пока Лала искала хоть какие-то слова, Шай резко схватил ее руку и глубоко вонзил кинжал себе в грудь. Вздох ужаса и предсмертный выдох освобождения слились в один короткий звук. Так они и стояли под звездами – мертвый старик на коленях и парализованная смятением девушка. Когда Лала нашла в себе силы выдернуть лезвие из окоченевшего тела, кровь его уже почернела и стала густой, как сок юги. Шай упал лицом в песок. Лала спохватилась, судорожно полоснула себя по пальцу, перевернула тело и капнула сразу три капли крови прямо в застывшую рану. Она не смогла наблюдать, как ее учитель становится песком, и отвела глаза. Ей понадобилось все мужество, чтобы пошарить пальцами в песке.

Шулартов было пять. Четыре обычных, искрящихся бордовым, и один непривычно тяжелый, почти черный, как запекшаяся кровь. Лала надела плащ Мастера Смерти, сложила самоцветы в тайный карман и побрела к оазису.

Когда на рассвете к большому куполу подошла фигура в красном плаще, сонная служанка вытаращила глаза и с придушенным писком кинулась внутрь. Не успела Лала расположиться у себя в комнате, как на пороге почтительно застыла Ишиндалла. В руках у нее был большой поднос с драгоценной посудой.

– Доброго утра, Мастер Смерти! Разреши самолично угостить тебя лучшим вином Пустыни.

Несколько дней Лала не могла привыкнуть к своему новому положению. Никто с ней не разговаривал, кроме Ишиндаллы и Чигиша. Люди старались не попадаться ей на глаза, служанки прислуживали с дрожащими руками, глядя в пол. А Чигиш был рад, как мальчишка. Он хвостом ходил за Лалой и вслух строил планы на то время, когда они наконец-то покинут оазис. Лала выполнила данное ему обещание – забрала его себе в услужение. Ишиндалла не противилась. Она вообще круто изменила отношение к бывшей рабыне: ежевечерние посиделки с вином и невероятными яствами, интересные разговоры, удовольствие и доброжелательность. Чигиш начал было разговор о коварстве Ишиндаллы, но Лала оборвала его, и он, памятуя ее прошлый гнев, просто молча ждал.