– Ты не такая, как мы. Тебе не место среди мастеров Смерти, это необъяснимая ошибка Пустыни.

– Ну знаете, я не просилась в мастера. Мне просто нужно найти семью. Или хотя бы узнать, кто мои родители.

– Да… Все очень странно. Поверь, Совет думал над этим многие дни. В памяти Смотрителя все, кто покидал Шулай морем. И даже если ты была грудным ребенком, он бы помнил. Однако есть…

– Я знаю про горные врата Пустыни, – перебила Лала, отгоняя Тика от кровати. Анук не сильно обрадовался гостю, который занял место хозяйки.

– Ты ведь не собираешься туда?

– Собираюсь.

– Отбрось эту мысль. Пустыня перестала пускать туда намного раньше, чем ты родилась. А перебивать собеседника не стоит, вдруг он хотел сказать не то, о чем ты подумала!

Лала промолчала, выжидая, и он продолжил:

– Что тебе известно про человека по имени Дакш?

Лала остановила вдох на середине, и запертый в груди воздух мгновенно раскалился. Она постаралась придать лицу спокойное, чуть заинтересованное выражение и долго цедила зунж, успокаивая сердце.

– Дакш? Ничего не знаю, он здешний?

– Был здешним. Более того, Мастером Смерти. Паршивая овца, чуть не перепортившая все стадо.

– Стадо – это люди? Или Братство Мастеров? – невинно хлопнув ресницами, уточнила Лала.

– Неважно! – огрызнулся Шойду, ему явно становилось легче с каждым глотком снадобья. – Это поговорка такая, тебе ли, бывшей скотнице, ее не знать?

– Я знаю ее, простите, что перебила. – Лала решила не раздражать Шойду, чтоб тот не бросил беседу на таком важном месте.

– Предатель, продавшийся Заморью, гнилая кровь. Он хотел пустить сюда всю эту заморскую гадость, этих жадных, грязных и тупых черноголовых.

– Он хотел уничтожить Шулай?

– Правды ради, нет. Он считал, что так добьется большего процветания. Но открыть город для свободного въезда – все равно что сдать его врагу на поругание! Чужаки нам не нужны! Все, что требуется Шулаю из Заморья, мы прекрасно получаем с помощью ограниченной торговли с проверенными купцами. Вековые заповеди Пустыни нерушимы и неизменны! – в окрепшем голосе Шойду зазвучала сталь.

– А… почему вы про него тогда заговорили?

– Потому что он придумал, как можно провезти шуларты мимо Глаза Маяка. Точно так же, я полагаю, можно было вывезти маленького ребенка. Но я не пойму, зачем? Продать в рабство? Смешно. Один шуларт размером с соколиное яйцо стоит как десяток взрослых крепких рабов.

– А как можно вывезти шуларты?

Шойду прищурился:

– Ты не знаешь? Столько лет в Пустыне, да еще в учениках Шая. Удивительно мне, сестра.

Лала решила не врать. Слишком высока сейчас цена ошибки.

– Знаю, что их надо поместить в сосуд со старой кровью и морской водой. Но как вывезти этим способом живое дитя?

– Думаю, если надо, то можно.

– Но… кому это надо?

– На этот вопрос сейчас я не могу тебе ответить. Нужно потрясти память старого Шнэдда, и лучше прямо там, на Маяке.

– Если вы мне поможете попасть туда, я клянусь служить вашим интересам в Совете. А как только узнаю, что мне нужно, покину город и не буду мешать. – Лала взяла Тика и позволила тому обвить ее запястье.

Шойду остановился на середине глотка, отставил бокал и посмотрел сначала на светящегося змея, потом на его золотистое отражение в глазах Лалы.

– Договорились, сестра Лала.

– И Джох остается со мной.

– Да, – вздохнул он.

– А еще вы расскажете мне, чем грозит Триединство Пустыни, почему Совет этого боится.

Шойду поднял брови, коротко рассмеялся и встал.

– Ну уж нет, моя дорогая. Ты становишься ненасытной. Если Пустыня позволит, дойдешь своим умом.

Пошатываясь, он направился к двери. На пороге обернулся:

– Благодарю, что не оставила меня в Пустыне. Надеюсь, мы оба не пожалеем об этом.

На заседание Совета Лалу вызвали через три дня. Шойду предупредил ее, что не стоит говорить о синем соколе раньше времени. И вообще говорить особенно не стоит.

Одиннадцать мастеров разглядывали ее с разными выражениями лиц, и Лала не удержалась от спора с самой собой. Кто из них непременно хотел бы ее смерти? А кто, кроме Шойду, заинтересован в ее способностях? Она не успела загадать. Одиннадцать голосов в ее голове слились в недовольный гул:

– Шойду старый дурак.

– А может, уже вернуть ее в Совет, было бы забавнее отсиживать заседания?

– Женщине не место в Совете и вообще среди мастеров, это наша погибель!

– Да что она может, чужачка?

– Великая Пустыня, ну почему я должен тратить на это свое время? Надо было вчера уехать!

– И все же, почему Шойду передумал оставить ее при себе?

– Совет надо сокращать наполовину, зря я доверился этому трусу Уштиру, его только прибыль от торговли интересует!

– Интересно, неужели ей нужна другая дозировка яда?

– Ну, давай, Шнэдд, как договаривались!

– И все-таки Шай был слишком хитер, нельзя с нее спускать глаз.

– Хворь ее забери, свалилась на нашу голову!

Лала растерялась. Она переводила взгляд с одного Мастера на другого и не могла привязать услышанное к их лицам. За вежливыми непроницаемыми масками почти все оказались врагами или же недоброжелателями. И тут ее осенило, что в последний раз она слышала их мысли тоже на Совете. В любом другом месте, если Мастера порознь, думы их были надежно от нее скрыты. Стало быть, именно общность позволяет узнавать, что у них на уме. Но при этом они явно не догадывались, что думает каждый из них, иначе Мастер Уштир вряд ли бы самодовольно улыбался, зная, что кто-то из сидящих рядом считает его трусом.

Слово взял Шойду, и хор мыслей затих.

– Уважаемый Совет! Я свидетельствую, что наша сестра Лала из Небесного Ока проявила себя как надежный и умелый помощник. Однако я считаю, что ее особое положение требует особых навыков. Возвращаться в Совет ей можно, но я бы предложил повременить и направить ее на помощь еще кому-нибудь из нас. Например, – он замолчал, оглядывая удивленных таким поворотом мастеров, – к ведающему Стеной.

Мастер Шудр, до того высокомерно и не очень внимательно изучавший складки на плаще Лалы, вздрогнул и широко раскрыл глаза:

– Что? Зачем это мне надо?

Лала удивилась не меньше, но не успела она поймать взгляд Шойду и прочитать там объяснение, раздался глуховатый голос Мастера, подслушанная мысль которого некоторое время назад была наиболее терпимой к Лале:

– Мне не помешает хороший помощник. Если, конечно, брат Шойду ручается за нее.

Мастер Шнэдд, а это был именно он, кивнул Шойду. Тот в ответ приложил руку к груди.

– Не возражаю! – поспешно выдохнул Шудр.

– Не возражаю… не возражаю… не возражаю… – прошел по кругу облегченный возглас и остановился на Первом Мастере.

– Да будет так! Благодарю Совет за единодушие. Все бы вопросы решались так согласованно.

Он улыбнулся Лале:

– Надеюсь, твои знания и навыки умножатся после пребывания в обители Мастера Шнэдда, и место в Совете ты займешь заслуженно и согласно чаяниям твоего учителя. Вечером Мастер Шнэдд будет ждать тебя. А теперь прошу извинить нас, еще остались внутренние дела Совета. – Он приветливо, но недвусмысленно указал на выход.

На этот раз Лала не обиделась, не расстроилась и не разозлилась. Ожидание бурлило в груди, как кипящее зелье бодродуха. Она чуть не бежала по черному лабиринту со звездным полом. Вдохнув прохладный с утра воздух Шулая, такой непохожий на пряный и теплый дух купола Совета, она рассмеялась. Скоро она будет на Маяке! А там уж постарается сдружиться с Мастером Шнэддом настолько, насколько возможно. И тогда он не откажет в помощи.

Чтобы скоротать время, Лала решила наконец добраться до расписной пещеры Дакша, куда так ни разу и не сходила за все эти месяцы. Она захватила большой бурдюк югового вина в дар отшельникам и погнала Снега к скалам.

Тропинка бежала вверх, Лала задыхалась и часто останавливалась – тащить подарок в гору оказалось тяжелее, чем она думала, когда выбирала самый большой бурдюк. Упираясь ладонями в колени и восстанавливая дыхание, Лала оглядывалась на уменьшающийся город и долго не могла понять, что не так с видом. И только на третьем привале, на самом верху, до нее дошло: Шулай потерял почти все цветы. Купола, как и прежде, сияли белизной под полуденным солнцем, деревья и кусты все так же пышно зеленели, но крупных и мелких разноцветных клякс не осталось. Лала никогда не отличалась трепетной любовью к цветам, но сейчас ей стало неуютно. Осени и зимы, таких, как в Заморье, здесь не было, и списать исчезновение цветов на окончание жизненного круга не получалось. Приказав себе непременно разобраться по возвращении с этой загадкой, она сделала последний рывок наверх и остановилась, бросив бурдюк и раскинув руки, как крылья навстречу ветру.