– Но кому надо, чтобы я думала, что это Шурн?

– Тому, кто хочет управлять твоими поступками. И если я правильно понимаю, этот кто-то меньше всего заинтересован в том, чтобы ты получила ответы на свои вопросы и покинула Шулай. Ты не осознаешь своей силы, не умеешь ею пользоваться. Однако если тебя направить в нужную сторону, то твоими руками можно будет перевернуть этот мир. Отличный замысел. Осталось только понять, кто его придумал.

Мастер Шнэдд сдержал слово. На следующий день он принес к завтраку небольшой кованый ларец, на крышке которого угадывалось изображение свитка. Лала с трудом заставила себя спокойно доесть. Казалось, сам вид ларца жжет ее глаза и разум, будто возможно ощутить жар от созерцания предмета. Шнэдд чувствовал себя значительно лучше, поэтому трапезничал неспешно. И когда наконец посуду убрали и подошел момент достать Свиток Памяти, Лала была обессилена ожиданием, будто полдня шагала по зыбучим пескам пустыни.

Она постаралась сдержать вздох разочарования, но Шнэдд заметил, как на миг скривились ее губы. Он усмехнулся:

– Никогда не следует судить о сильных вещах по их внешнему виду.

Лала промолчала, разглядывая Свиток. Это был небольшой кусок белой ткани, скрученный в тонкую трубочку и перехваченный красной тесьмой с длинной сияющей иглой на конце. Да у обычных глашатаев из замка Фурд грамоты были толще и богаче!

Шнэдд между тем почтительно расправил Свиток на столе, и Лала снова вздохнула. Ни букв, ни цифр, просто множество бурых точек, словно армию клопов раздавили.

– И как мне понять, что здесь записано?

– Тебе – никак, – в голосе Шнэдда слышалось превосходство, – только Смотритель Маяка читает Свиток Памяти.

Он приложил палец, на котором красовалось кольцо Мастера, к одной из точек, сосредоточенно прищурился и выдал:

– Благородный Пиширс покинул порт Шулай в первый день года Синей Феши. Вернулся ровно пять седмиц спустя, как и обещал.

Лала посмотрела на россыпь точек.

– Как вы это видите? Что это вообще?

– Кровь. Каждый ашайн, покидающий порт, оставляет на Свитке каплю крови. Вот этой иглой протыкают палец левой руки. Мое кольцо помогает удержать в памяти все, что сообщалось. Не так уж и сложно. Сама знаешь, как мало наших выбирается за море.

– У Лириша не было с собой Свитка, когда он чуть не скормил меня рыбам! – Лалу передернуло от воспоминаний.

– Конечно. Но у чиновников Управы всегда на руках выписка последнего года. Там было указано, что только благородный Ушаш уплыл в Заморье и еще парочка беспокойных бродяг. И все. Возможно, если бы мы подняли сведения за двадцать лет…

– Ну так поднимите, умоляю! – вскрикнула Лала.

Шнэдд поморщился:

– Не шуми. Ты думаешь, что я до сих пор этого не делал?

– И?

– И ничего. Я веду Свиток три десятка лет. Ты явно моложе, а значит, мимо меня точно не прошла бы.

– А может, кольцо плохо работает?

– Смеешься? Кольцо чует кровь, как кинжал Мастера Смерти, недаром они из одного сплава.

– А если кольцу дать немного моей свежей крови? – вдохновенно предположила Лала.

– Что ты имеешь в виду? – подозрительно спросил Шнэдд.

– Если оно с кинжалами одного сплава, то в руке Мастера Смерти может указать на что-то еще, например на родную мне кровь?

Шнэдд застыл:

– Как? Откуда ты знаешь? Шай сказал?

– Нет… Просто пришло на ум. А что?

Шнэдд молча протянул ей иглу от свитка. Острие казалось тоньше человеческого волоса и при этом искрилось, как росинка под солнечным лучом. Боли от укола не было. Капля крови упала на кольцо с изображением Маяка, и металл впитал ее, как песок Пустыни. Смотритель трижды провел рукой по Свитку. Он медлил, разглядывая Лалу, будто видел ее впервые.

– Ну?

– Кровь Мастера Смерти сильнее крови обычных людей. Кольцо с ее помощью действительно указывает на все родственные узы хоть за сто лет. Только вот твои предки, видимо, были добропорядочными ашайнами и не стремились сбежать в Заморье.

– Вообще никто и никогда?

– Только один, вот. – Он ткнул пальцем в точку, ничем не отличающуюся от соседних. – Оружейник Сишидор из Сайшона покидал порт Шулай на полгода. Но это случилось задолго до твоего предполагаемого рождения.

– А вдруг я действительно родилась в Заморье? Там какая-то женщина встречалась с этим Сишидором и понесла от него? Потом умерла родами, и меня продали…

– Ты Мастер Смерти. А среди нас нет полукровок. И это может быть, например, брат твоей матери или побочный сын твоего деда, а вовсе не отец. Кольцо указывает по крови любую степень родства. А Свиток лишь хранит память о тех, кто уезжал и проходил через меня. Семейные связи искать надо не здесь.

– В Сайшоне?

– Возможно. – Шнэдд пожал плечами. – Если он уже не остался в Пустыне, времени прошло очень много, а у оружейников тяжелая жизнь.

– Мне надо туда! – решительно сказала Лала.

– Сейчас это невозможно, твоя служба на Маяке только началась. Позже, если все сложится, я помогу тебе.

– О, там же Шурн! Может, я через него попробую найти семью этого Сишидора?

– Помни, тебе неизвестно, что Шурн жив! Если, конечно, хочешь узнать, кто пытается тобой управлять.

Лала сникла: снова ждать. Она сглотнула. У слюны был кисло-горький вкус обиды. Но не только обида наполнила ее до макушки. Что-то еще. Смутное чувство тревожной радости было связано с именем оружейника. Лала точно его когда-то слышала. Возможно, от учителя Шая. Она суетливо полезла под плащ и вытащила кинжал. Имя мастера витиеватой вязью уходило по рукоятке под оплетку, и Лала никогда в него не вчитывалась – для этого нужно было расплести почти половину тончайших ремешков. Но сейчас она все же потрудилась и освободила надпись, прочитав ее вслух:

– «Меня выковал Киншай, лучший ученик великого Сишидора из Сайшона».

Лала обернулась к Шнэдду, который выглядел слишком уж безразличным.

– Он не простой оружейник! – воскликнула она.

– И что?

– Как что? Он известный и уважаемый человек! И мне будет легче найти его семью!

– Прошло два десятка лет, сестра Лала. – Шнэдд покачал головой.

– Да хоть пять! Я найду его.

– Пожалуйста, ищи. Но не раньше, чем закончится твоя служба на Маяке и ты поможешь изменить Совет. Согласно, – он чуть понизил голос, – нашему с тобой уговору.

– Изменить?

– Да. Он слишком раздут. Много мнений – трудно принимать решения. И вольнодумство растет, как сорная колючка.

– Хорошо, – живо согласилась Лала и улыбнулась, – все сделаю. Но я ведь не пленница? Могу выходить хотя бы в дроммарню навестить Снега?

– Только ночью.

– Поняла. Благодарю.

Она церемонно поклонилась, опустив ресницы, так что Шнэдд не заметил, как блеснул в ее глазах новый замысел.

На исполнение задуманного у Лалы ушло три дня. Море словно встало на ее сторону: ни шторма, ни самого крошечного паруса на горизонте – идеальное спокойствие для Смотрителя. Мастер Шнэдд, благодаря ее знахарским познаниям, слег, пораженный сонным недугом. Вреда эта болезнь от переедания молотых семян черногорошка не приносила, длилась несколько суток, и ее единственным последствием считалась суточная бессонница. Под мощный храп Шнэдда Лала написала короткое письмо и, не снимая кольца с толстого пальца Мастера, запечатала его. Потом она опробовала на камнях Маяка крошечный ручной Луч. Почему никто до нее не додумался создать миниатюрную копию страшного оружия, она не знала. Ведь это просто – три осколка зеркала, три шуларта, капля крови Мастера Смерти, и готово! На расстоянии пяти сотен шагов можно поджечь дерево, а камень взрывается за сто. Да, большого ущерба не причинить, но это и не нужно. Нужны шум и огонь. И чтобы никто не успел понять, откуда они.

По ночному Шулаю Лала ходила лишь однажды, но легко нашла соколятню в темноте, когда все купола кажутся одинаковыми. До нее оказалось семь сотен шагов, правда, пришлось петлять между куполами. Внутри было тепло и немного душно. Птицы спали, почти невидимые в убогом дрожании небольшого светильника. Знакомый запах перьев, помета и корма заставил Лалу поморщиться – все же свежий морской воздух, гуляющий вокруг Маяка, намного приятнее. Ночной страж тоже спал, притулившись на ворохе старых сетей. Приподняв обмякшего парня за шиворот, она грозно зашипела ему в ухо: