— Тогда я должна держать тебя в напряжении, не так ли? — сказала она, медленно опускаясь передо мной на колени. С легкостью она расстегнула мой ремень и сжала мой член, когда он приветствовал ее. Не отводя от меня взгляда, ее розовый язычок лизнул кончик моего члена, и я задрожал.
— Блять! — Это было единственное слово, которое пришло на ум, когда она облизала кончик до самого основания, а затем пососала мои яйца. Ее язык скользил по венам, которые теперь болезненно пульсировали. Ее руки гладили меня. — Мел, блядь, блядь!
У меня отвисла челюсть, когда она взяла меня в рот, ее зубы мягко скользнули вниз по моему члену. Она наслаждалась этим, наблюдая за моей беспомощностью… Стон за стоном срывались с моих губ, пока она медленно мучила меня.
Это было все, что я мог вынести. Схватив ее за волосы, я удержал ее неподвижно, прежде чем вонзиться в ее горло. Она охотно приняла это, ухватившись сзади за мои ноги, чтобы удержаться. Чем больше она сосала, тем быстрее я трахал ее рот. Я был так чертовски возбужден, что мой член выскользнул прямо у нее изо рта, шлепнув ее по лицу. Я не должен был наслаждаться этим зрелищем так сильно, как наслаждался, но я ничего не мог с собой поделать, свободной рукой потерся о ее губы. Она целовала меня, прижимаясь ко мне губами так долго, что ее красные губы оставили на мне отпечаток, прежде чем я снова скользнул в ее теплый, влажный, греховный рот.
— Ахх… вот так, детка. — Я застонал, зарываясь в ее горло. Я пытался двигаться медленнее, смаковать каждый толчок, но не смог. Как чертово животное, я трахал ее рот, толкаясь сильнее и быстрее, дергая ее за волосы сильнее, чем раньше. Ее тело было раем, но ее рот, это была церковь, исключительно для моего члена и меня…
— Мел-о-ди. — Я выдохнул, кончая в нее, мое сердце колотилось в ушах, а она просто выпила меня всего, даже облизала до кончика, когда закончила. Поднявшись на ноги, она откинулась назад, вытирая уголок рта.
— У тебя есть еще какое-нибудь оправдание, чтобы не разговаривать со своим братом?
Игнорируя ее, я привел себя в порядок, пока она смотрела на меня, ее соски отчетливо торчали сквозь лифчик.
— Это еще не конец, жена.
— Я уже мокрая, муженек.
Чтоб меня.
Посмотрев в сторону, я кивнул, возвращаясь к двери, не сказав больше ни слова. Нил. Мне нужно было сосредоточиться на Ниле.
МЕЛОДИ
Как только он ушел, Федель вернулся в кабинет, а я налила себе бренди Лиама. Дверь со скрипом закрылась.
— Босс?
Я осушила первый стакан, который был у меня в руке, бренди обжег горло жидким огнем.
— Фу, он покончит с собой этим дерьмом, — заявила я, наливая второй стакан.
— То, сколько он его пьет, я не уверен, оказывает ли на него еще какой-либо эффект, — ответил он, стоя так, словно он военный: руки за спиной, грудь гордо выпячена, глаза бесстрастны. Когда я впервые пришла в этот дом, у меня была целая армия моих людей: Монте, Бен, Джинкс… А теперь остался только он. Джинкс умер в единственном месте, которое он считал своим домом: в небе. ФБР сказало, что это был несчастный случай, что птица влетела в одно из крыльев самолета, но это чушь. Я должна была быть на том самолете, должна была умереть, точно так же, как Монте, точно так же, как Бен. Теперь остался только Федель.
— Босс?
— Эмилио Эстебан Кортес, — заявила я, поднимая его фотографию. — Ты знаешь, на кого он мне кажется похожим?
— Нет, босс. — Он подошел ближе, качая головой.
— На Маркоса Фелипе Карраско.
— Эль Рохо? Мексиканский наркобарон? — Его голос звучал слишком потрясенно для человека, который должен был держать свой разум и глаза открытыми на все, что могло причинить нам вред. — Босс, при всем моем уважении, Эль Рохо мертв уже более десяти лет; вы позаботились об этом, прежде чем вступили в союз с семьей Каллахан.
— И тогда это была твоя работа — убедиться, что его жена и дети тоже исчезли.
— Что я и сделал. О каждом члене семьи Карраско позаботились, мэм.
Ущипнув себя за переносицу — привычка, от которой я теперь не могла отказаться благодаря Лиаму, — я покачала головой.
— Тогда ходили слухи, что у Эль Рохо был внебрачный ребенок от какой-то танцовщицы из Америки, которую он прятал у своей сестры…
— Мэм, дитя любви? Вы думаете, что он незаконнорожденный сын одного из самых известных наркобаронов Латинской Америки и приехал в Чикаго, чтобы отомстить? Мэм, прежде чем он смог бы попасть сюда, ему пришлось бы пройти через всех врагов своего отца, не говоря уже о наших шпионах на юге…
— ПОСЛУШАЙ! — Хлопнув ладонью по столу, я встала. — Я занимаюсь этим почти два гребаных десятилетия! Мои инстинкты ни разу не подводили меня! Я смотрю на эту девушку, Лилин; она дочь самого известного человека в Китае, и она идет и выходит замуж за простого мексиканца? Мексиканец, которого я вижу, и автоматически думаю о Маркосе Фелипе Карраско; мой разум не играет со мной злые шутки, я не схожу с ума! Я серьезнее, чем когда-либо была в своей жизни. Ты смотришь на эти фотографии, как это делает мой муж, и видишь что? Юрист? Влюбленная китайская девушка с впечатляющей фамилией? Угадай что. Я была той девушкой, я могу узнать ее где угодно еще, и она выходит замуж за высшего, а не низшего. Найди Эмилио, Федель, и всади пулю ему между глаз, пока я не разозлилась!
Семья Карраско почти уничтожила моего отца. Как только Маркос — Эль Рохо8 —заболел, он украл больше половины моего героина и убил десятки наших людей, обезглавив их и оставив гнить, просто чтобы доказать, что Джованни ничего не могут сделать. И он был прав; мой отец изо всех сил старался просто держать ирландцев на расстоянии, а дела с русскими тоже не шли. У него не было времени сосредоточиться на Мексике; его гордость не позволила бы ему проиграть Седрику. Мы почти потеряли все — наши игру, состояние, ценность — и все из-за того, что какой-то гребаный рыжий мексиканец осмелился выйти на ринг, который никогда не предназначался для него.
— Босс, я с радостью убью его на месте. Вы говорили с Лиамом об этом?
— О чем я говорила или не говорила со своим мужем, тебя не касается. То, что меня беспокоит, дышит где-то в этом городе. Это незаконченное дело Джованни, Федель. Мне все равно, как ты это сделаешь, просто закопай его в землю. Просто произнесение его имени оставляет неприятный привкус у меня во рту, — сказала я, отпивая из бутылки.
— Конечно. — Он кивнул перед уходом. Только когда он ушел, я снова села. У меня было плохое предчувствие по поводу этого… всего этого.
И когда дело касалось моей работы, когда дело касалось семьи, я доверяла плохим предчувствиям.
ЛИАМ
— Кто, блядь? — он заорал, почти выломав дверь, и замер на месте, только когда увидел меня. Он был без рубашки, и его джинсы низко висели. Взглянув ему за спину, я увидела, как Мина натягивает на себя простыни.
— Занят, брат? — Спросил я.
Его бровь приподнялась, когда он внимательно посмотрел на меня.
— Был.
— Было — это прошедшее время. Давай поужинаем.
— Сейчас час ночи, Лиам.
— Отлично, тогда позавтракаем.
— Он с удовольствием! — Мина закричала, рубашка, которую она бросила, попала ему в затылок. Он уставился, не потрудившись снять ее с головы, прежде чем повернулся к ней.
— Видимо, я с удовольствием, — огрызнулся он на нее, прежде чем закрыть дверь. Сняв рубашку с головы, он просунул в нее руки.
Он не сказал ни слова, пока не заметил, что мы действительно идем на кухню.
— Мы действительно собираемся позавтракать?
— Я готовлю убийственные омлеты, — ухмыльнулс я, открывая дверь, и, как я и думал, все, кроме горничной, ушли. Она мыла полы.
— Ты можешь оставить нас, — сказал я, не потрудившись взглянуть на нее, пока шел к холодильнику.
— Когда ты говоришь «убийственные омлеты», это на самом деле не подразумевает смерти, не так ли? — спросил он, волоча табурет по земле, когда он поставил его рядом с кухонным островком.
Поставив яйца, лук и болгарский перец рядом с плитой, я поискал глазами сковороду.
