Шеф удовлетворенно кивает:

— Но смотри, на этом банкете мне нужно не больше пяти твоих студентов, чтобы они не разрушили там всю атмосферу. Все же мероприятие не для развлечения делали.

— Да, хорошо, — подтверждаю я. — К этому времени отсеем всех лишних.

— А запись аудио? Нанимаешь актеров? Или будешь использовать ИИ?

— Для обучения ИИ все равно нужен образец голоса. Актеры… — мне неудобно говорить Шефу, что на деньги, которые он выделил на проект, невозможно нанять нескольких переводчиков, да еще и актеров. Но я снова подавляю гнев и произношу только: — актеров будем выбирать из своей же среды. В идеале у нас будет пара человек с хорошим запасом языков и с приятными голосами, которые будет имитировать ИИ.

Шеф снова кивает и смотрит на сына Петю, который с отстутствующим видом копается в телефоне. Мне кажется, что на его лице написано сожаление.

— Значит, после майских сразу надо засадить их за работу, — говорит Шеф с легким вздохом. — Иначе к международной выставке не успеешь обучить алгоритм.

— Я тоже хочу участвовать в отборе, — внезапно заявляет Петенька, и Шеф смотрит на него с сомнением. После короткой паузы он говорит:

— Это проект Василия. Он решает, кто в нем участвует.

Эта сцена чем-то похожа на Совет волчьего племени из «Маугли». Зрелый самец решает, кто из молодых будет следующим вожаком. По людским законам, наследником Шефа является Петенька. Но в честном волчьем бою со мной шансов на победу у него почти нет. Петя — не тупица и не бездарь, но наличие у папы огромной передовой компании мешает ему всерьез чем-нибудь увлечься. Зачем напрягаться, если твое будущее гарантировано? Рано или поздно Петя унаследует компанию, название которой известно каждому жителю страны. Но Шеф, который строил эту компанию с нуля, относится к делу серьезно. Он не хочет видеть, как сын угробит все созданное с таким огромным трудом. И он сталкивает нас с Петей, чтобы дать сыну возможность повзрослеть. А меня — проверить на прочность. Если я справлюсь с запуском и раскруткой гаджета-переводчика, мне дадут карт-бланш на следующие проекты, миллионные инвестиции и даже пакет акций СВЕТа. Если нет — проще будет уволиться сразу. Издевательств Петеньки я точно не перенесу.

— Петь, конечно, я пришлю тебе все документы по проекту, и подумаем, на каком этапе ты сможешь присоединиться, — отвечаю я максимально дипломатично.

— Готов помочь тебе с тестированием самых хорошеньких студенток, — глумливо отвечает Петька, и я уже еле сдерживаюсь, чтобы не нахамить ему.

— Так, спокойно, мужчины, — вмешивается Шеф. — Василий, ты свободен. Иди, занимайся. А ты, Петр, подключайся к проекту, если сможешь принести пользу. Реальную пользу!

Вернувшись к себе, я с силой несколько раз бью по столу кулаком так, что письменный прибор слегка подскакивает. Петенька, только его мне здесь не хватало! Мало того, что он уговорил Шефа урезать бюджет! Мало того, что у меня гора работы! Теперь еще и с ним возиться, держать его под контролем, чтобы не мешал, и отвечать на его идиотские шуточки! Конечно, ему не нравится, что отец готов сделать меня акционером СВЕТа — тогда Петенька пожизненно будет связан со мной общим бизнесом. Но и Шефа я понимаю — пристегнув к сыночку профессионала, он защитит СВЕТ от бездарной гибели. В общем, мы повязаны с Петей деньгами и перспективами, и с этим приходится как-то жить.

Чтобы восстановить ощущение контроля над происходящим, я снова открываю облачную папку с анкетами. Кандидаты с двумя языками, с тремя… А где же эта Маша с льдистыми глазами, о которой мне битый час вещала замдекана? Ах, какая талантливая девочка, какая работоспособная, и ей очень, очень нужна перспективная работа в вашей компании, она ведь из провинции и совсем без связей… И где же ее анкета? Или звезда филфака с пятью европейскими языками решила, что работать со мной ей не интересно?

***

Я наливаю чай в любимую кружку с котиком и в задумчивости подхожу к окну. Сегодняшний день выдался суматошным и странным. Никогда я еще не была в клинике, где лечатся состоятельные граждане. Стены там покрашены в красивые теплые цвета, в холлах висят картины в затейливых рамах, лифты сияют чистотой, а персонал приветливый и дружелюбный. Там нет вечных фикусов в кадках, которые обязательны в каждой бюджетной поликлинике — сколько я их насмотрелась, когда возила маму по врачам! Врач с внимательными и ласковыми глазами, который осматривал Аглаю Константиновну, ничем не похож на замученных жизнью, мрачных участковых у нас в провинции, и времени на пациента у него сколько хочешь — по крайней мере, так кажется. Но самое удивительное — это, конечно, сама старушка, для которой что этот врач, что шикарная машина с водителем — привычная повседневность, которой она не замечает. Интересно, она хоть представляет, как живут обычные люди — такие, как Маша, как ее мама? Она ведь даже из ума выжила не как обычные люди — забыла родной язык, это же надо! И эти ее разговоры... Я и подумать не могла, что женщина, которой перевалило за восемьдесят, может предаваться воспоминаниям о поцелуях! Выходит, крышесносная страсть из кино и романов случается на самом деле?

Я чувствую ладонями тепло от чайной чашки и прикрываю глаза, чтобы лучше вспомнить его прикосновения. Дикарь — ему подходит это слово. Несмотря на весь внешний лоск, в нем чувствуется что-то необузданное, сильное, властное. Интересно, он хотел меня поцеловать, когда обхватил своей мощной ручищей в лифте? А я, я бы этого хотела?..

***

Звук открывающейся двери прерывает мои мечты. Это Галка идет из душа с полотенцем на голове.

— Представляешь, Чеко предложил созвониться с видео! — говорит она возбужденно. — А у меня на голове такое безобразие, что я сказала: сегодня не могу, давай завтра вечером. Метнулась в магазин, купила краску, чтобы себя в порядок привести. Я отзывы на эту краску читала, она французская и вроде бы хорошая.

Галка садится на свою койку и озабоченно хмурится, разглядывая мокрые после мытья волосы.

— Что-то корни какие-то рыжие… — говорит она.

— Галь, да не страшно, сейчас высохнет и изменится цвет. Так же всегда бывает.

— Так-то да, — тянет Галка, — но что-то мне не нравится… обычно это по-другому смотрится.

— А цвет ты какой взяла?

— Пепельный блондин.

— Ты его уже пробовала? — спрашиваю я не потому, что невнимательна к людям, а потому, что за Галкиными экспериментами с внешностью уследить вообще невозможно. На моих глазах она была уже и брюнеткой, и рыжей, и даже фиолетово-зеленой.

— Нет… — удрученно говорит Галка, не отрывая взгляда от зеркала. — Это дорогая краска, я ее не покупала еще. Там вложена маска для нейтрализации рыжины, и я когда ее нанесла, еще подумала, что может, не надо так долго держать, как в инструкции написано… Она прям ярко-синяя, знаешь… я еле-еле от нее отмыла раковину… Нет, я так не могу, мне надо видеть, что получилось!

Галка вскакивает, хватает фен и яростно дует горячим воздухом на волосы. Честно говоря, волос у нее не так уж много, поэтому результаты эксперимента становятся очевидны почти сразу. Галка, которая на аватарке на сайте знакомств выглядит блондинкой в стиле Мэрилин Монро, стала сине-серого цвета — если, конечно, не считать удивительно противных по цвету желто-рыжих корней волос. Выглядит она, как…

— Это трындец!!!! Маша! Маш! Я выгляжу, как мышь! Как мышь, побитая молью!!! — Галка орет, не отрывая возмущенного взгляда от зеркала. — Что мне делать?

— Может, еще раз помыть голову? — неуверенно предлагаю я. Мое знакомство с окрашиванием волос ограничивается наблюдениями — за мамой, которая красится в каштановый, и вот за Галкой. Свои волосы у меня русые, я никогда их не красила. Весь мой уход — это помыть, дать им высохнуть да раз в несколько месяцев подровнять ножницами концы.

— Это стойкая краска, — стонет Галка… — Ее хрен смоешь! Мне трындец!