— Маш, ну не будь такой лапшой, а? Конечно, так делают. Я сама так делаю — у меня вон сейчас Чеко в чате беснуется, я ему не отвечаю уже три дня, так он до такого градуса дошел, что мне кажется, у меня мобильный взорвется, — хихикает Галка.

— А ты зачем это делаешь?

— А чтобы не расслаблялся, — говорит Галка значительно. — А то он думает, что управляет процессом, а на самом деле управляю я.

— Галь… но ведь это… неправильно?

— Что неправильно?

— Ну если у людей любовь, то все должно быть по-настоящему? Искренне? Без манипуляций?

— Свиридова, ты меня прости, но ты дура. Без манипуляций бывает только с сладеньких книжках про любовь. Они увидели друг друга, потеряли голову, поженились и были счастливы. А в жизни все по-другому. В жизни всегда есть кто-то в прошлом, кто-то в настоящем, есть куча народу, которые знают, как надо жить. У нас самих в головах стада тараканов маршируют. Один одного боится, другой другого. Плюс всякие практические обстоятельства. У тебя с Дикарем твоим — разное социальное положение. У меня с Чеко — разные культуры, языки, визовые границы. И так у всех. У всех, понимаешь? Не бывает розовых пастушков с пастушками, которые готовы к идеальной любви в вакууме!

— И что же тогда… Получается, нужно врать? Манипулировать?

— Нужно повышать градус, Маш. Создавать напряжение. Чтобы партнер беспокоился, чтобы думал о тебе постоянно, чтобы не мог ни на чем другом сосредоточиться… Чтобы у него не было ни времени, ни сил на сомнения. Подхожу я ему или нет. Надо меня добиваться или нет. Надо на меня тратить время, деньги, нервы или проще найти девочку в Испании, рядом с собой, радостно с ней замутить и на этом успокоиться.

Я лежу на кровати, крепко обняв подушку, и смотрю прямо перед собой. Я не хочу всего этого знать. Я не хочу жить в мире, в котором все так устроено. Я хочу, чтобы моя любовь была настоящей, а не собранной из кубиков манипуляций и расчета…

Он спрашивал меня о моем детстве. Он так слушал! Он целовал меня, и мы оба сгорали от страсти. А потом он просто перечислил мне денег и исчез? Значит, он подлец и манипулятор, да? Значит, он все рассчитал и теперь добивается от меня силой… того, что я и так готова была дать ему, потому что влюбилась?

Я влюбилась! О господи!

Да, это факт.

Я влюбилась в Дикаря.

В полном отчаянии я снова начинаю плакать. Галка права. Он опытный соблазнитель, а я деревенская дуроча. Он влюбил меня в себя, а я и не заметила.

И я еще считаю себя умной! Идиотка, полная идиотка…

— Маш, перестань, честно слово, уже невозможно, — сердится Галка.

— Я стараюсь! Я очень стараюсь, Галь, — я вытираю слезы рукавом и шмыгаю носом. — Ты вот только скажи, что мне теперь со всем этим делать-то?

— С чем?

— Ну, видишь… Он знает все эти правила, он их ко мне применил и я теперь и правда думаю только о нем. Это ведь зависимость! И я сама в нее угодила! Как… как… — я не могу подобрать слово, и Галка мне помогает:

— Как последняя овца.

— Да!

— Маш, спокойно. Главное, что ты это все понимаешь. И кстати, не такая уж ты овца. Учиться продолжаешь, работать продолжаешь, страдаешь по своему ненаглядному только в свободное время.

От Галкиного рассудительного тона мне становится немножко легче, и я, еще раз шмыгнув носом, показываю на коробки, которые лежат на подоконнике:

— И что мне теперь с этим делать?

— Надевать!

— Да? Но это же значит, я ему поддалась? Надела шмотки, которые он мне оплатил?!

— А если ты просто не придешь на решающий тур конкурса, это как будет выглядеть? Или придешь в своем сиротском и сама у себя отнимешь шансы на победу? Ты придешь! И ты всех там сразишь! Ты же ему не написала сама ни разу за это время, да?

— Не написала, — киваю я. — Ты же мне запретила. Категорически.

— Вот и отлично! Завтра явишься при всем параде. Отработаешь конкурс лучше всех. И пусть он переживает! И думает, как ему дальше быть!

Я молчу уже неделю. Не пишу и не звоню Маше. Но если я думал, что так смогу вернуть себе контроль над ситуацией — я был идиотом. Да, формально это так — это я замолчал и вроде бы держу веревочку между нами натянутой. Но на самом деле, я с ума схожу от сомнений. Она не пишет, не звонит. Значит, ее все устраивает? Она не волнуется? Я был уверен, что наши поцелуи были для нее чем-то особенным, по крайней мере, она казалась невинной и взволнованной. А сейчас от нее ни слуху, ни духу. Это совершенно не вяжется с образом невинной девушки, которая говорит то, что думает. Выходит, я попал на опытную манипуляторшу? Дал себя переиграть?

Моя рука так и тянется ей написать. Хотя бы что-то нейтральное, типа “Маша, вы не забыли, что на банкет завтра нужно приехать к 19?” Но я стискиваю зубы и заставляю себя молчать. До 19 часов завтрашнего дня осталось меньше суток. И даже если она не придет, я это как-нибудь переживу.

***

Я изо всех сил настраивалась с самого утра, но едва вошла в банкетный зал, почувствовала словно удар в живот.

Вот он. Стоит рядом с какими-то мужчинами в костюмах, улыбается, как ни в чем не бывало. Увидев нас, разворачивается и совершенно спокойно произносит:

— Коллеги, я хочу вам представить наших конкурсантов. Сегодня мы посмотрим на них в деле.

Высокий мужчина с проседью на висках здесь, кажется, главный. Рядом с ним стоит еще один, молодой блондин, по виду ровесник Дикаря.

— Владимир Петрович, — представляется главный. — Это мой сын Петр, — делает жест в сторону молодого.

— Очень приятно, — нестройным хором отвечаем мы. Нас, студентов, сегодня пять человек. Четыре девушки и парень. Все нарядно одеты, все взволнованы.

Дикарь упирается взглядом в мою шею и представляет:

— Маша Свиридова, третий курс, — а затем так же спокойно перечисляет имена других конкурсантов. Я держусь изо всех сил, чтобы не распуститься, не дать волю эмоциям. Сейчас важнее всего — перевод. Я должна победить в этом конкурсе, во что бы то ни стало! Победа нужна, чтобы быть свободной. Я смогу работать с ним или отказаться. Но решение должно быть за мной!

Я отказываюсь от шампанского, которое приносит официант, и Владимир Петрович обращается прямо ко мне:

— Зря вы отказываетесь, чуть-чуть расслабиться не мешает.

— Спасибо, но я не хочу, — отвечаю я и удивляюсь, как спокойно звучит мой голос.

— Тогда, может, воды? — он внимательно смотрит на меня, и его сын Петр тоже поворачивается, хотя еще секунду назад шутил с другими студентками.

— Нет, большое спасибо. Вечер впереди долгий, я не хочу, чтобы что-то отвлекало от работы.

Черт! Зачем я это сказала? Все мгновенно подумали, что я могу захотеть в туалет, а отойти будет некогда! Вроде бы в этом нет ничего такого, но краска стыда заливает мое лицо. Могла бы прямо так и сказать: боюсь описаться при ваших гостях. Вот я идиотка! Как назло, в этот момент подходит ближе и Дикарь, который отходил в сторонку за бокалом для Иры. Ира, кстати, пьет шампанское — ничего себе.

Но Владимир Петрович смотрит на меня очень спокойно, как будто ему и в голову не пришло представить меня на унитазе.

— Честно говоря, я и слова “шушутаж” не знал, это все Василий придумал. Как вам, вообще, наш конкурс?

— Отличный. Думаю, вы реально отобрали лучших, — и обалдев от собственной наглости, быстро добавляю, — в том смысле, что испытания так построены, что каждый может показать свою подготовку.

— Вас Маша зовут? — спрашивает Петр.

— Да.

— Это вы сейчас первая по результатам всех туров?

Я не успеваю ответить, потому что в наш разговор вмешивается Дикарь:

— Да, у Маши сейчас наилучший результат. Но другие участники отстают от нее буквально на несколько очков.

Он снова смотрит на меня в упор, и мне кажется, что он злится. Напряженная челюсть едва двигается, в янтарных глазах застыл лед. Я чувствую жгучую обиду и не отвожу взгляд. Какого черта?! Он просто маниуплятор. Мерзкий, гадкий манипулятор! Который едва не задурил мне голову!