Но как мне не потерять Машу?!

***

Галка ходит по комнате тихо-тихо, и я благодарна ей за это.

Сначала она, конечно, набросилась на меня с расспросами: куда ты пропала, что ты делала? Но я была не в силах отвечать. Содрав с себя все шмотки, которые накупил мне Вася, я залезла в душ и наверно час стояла под горячими струями в надежде, что вода смоет с меня мое горе.

Это паралич. Это полный провал. Моя первая любовь превратилась… в пепел, в пошлость. Меня тупо использовали.

Я вспоминаю его руки, которые обшарили каждый уголок моего тела. Его губы, которые покрыли поцелуями каждый миллиметр кожи. Между ног сладко и тяжело ноет, когда я вспоминаю, как его мощный член входил в меня, и я таяла, таяла, а потом взрывалась от невыносимого наслаждения.

Черт, черт, черт… Как я позволила этому случиться!

Ведь с самого начала, с нашей первой встречи у кафе я знала, что мне нужно держаться подальше от таких, как он. От него. От его янтарных глаз, от его губ, от его рук…

***

Не знаю, сколько я молчала. Весь вечер, всю ночь, даже все утро, когда уже была в универе — я умудрилась не открыть рта, не сказать никому ни слова. Я просто не могла.

Звонок телефона раздается во время лекции, и я выскакиваю из аудитории, проклиная себя за то, что забыла включить беззвучный режим.

— Да, слушаю?

— Маша, простите, что я звоню без предупреждения, но ситуация острая, нам срочно нужна ваша помощь! — голос Сергея Анатольевича звучит истерично, мне кажется, он чуть ли не плачет. — Маме очень плохо, вы нам нужны!

Через полчаса такси, которое вызвали мне родственники Аглаи Константиновны, с визгом тормозит у больницы. Я взбегаю по ступенькам, меня встречают прямо у двери и ведут в палату. Старушку привезли на “скорой”, но медицинский персонал не может с ней сладить по-хорошему: она кричит по-немецки и отбивается от любых прикосновений. А гасить маму тяжелыми препаратами Сергей Анатольевич, слава богу, не готов.

Конечно, странно срываться с учебы из-за подработки, но честно говоря, я и так сидела на лекции, как манекен — ничего не понимала из-за своих переживаний. А старушке я сейчас реально нужна. Это уже не про работу и не про деньги, мне просто хочется ей помочь. Помимо всего прочего, помощь другому человеку — это лучший способ забыть о своих неприятностях.

Я нахожу Аглаю Константиновну в красивой палате, где стоит всего одна кровать, никаких соседей. Интерьер клиники кричит о богатстве, но сама Аглая выглядит маленькой и несчастной, как взъерошенная птичка. Увидев меня, она слабо вскрикивает:

— Mashenka... endlich. Es ist so gut, dass du gekommen bist! (Машенька... наконец-то. Как хорошо, что вы пришли!) — и заливается слезами, как ребенок. Я сажусь рядом, обнимаю ее хрупкие плечики и осторожно провожу ладонью по растрепанным седым волосам. Удивительно, как мы меняемся ролями: при Васе я чувствую себя крошечной и слабой, а рядом с Аглаей сама превращаюсь в сильное звено.

— Я приехала. Я с вами. Ничего не бойтесь… — говорю я ей по-немецки, и с облегчением чувствую, как старушка успокаивается.

— Liebes Kind, ich fühle mich so gut mit dir. So ruhig. Kannst du ein wenig in meinem Haus außerhalb der Stadt übernachten? (Дорогое дитя, мне так хорошо с вами. Так спокойно. Вы можете пожить немного в моем доме за городом?) — спрашивает она, и я, хоть и не люблю врать, отвечаю:

— Genau, genau. Noch ein paar Tage und ich kann bei Ihnen einziehen (Конечно, еще буквально пара дней — и я смогу к вам переехать).

Мы приезжаем на дачу к Аглае Константиновне, и там разговор повторяется. Ее сын почти умоляет меня пожить со старушкой, ведь мое присутствие так хорошо на нее действует.

— Но у меня скоро сессия. И помимо этого, есть важные дела сейчас в городе. Простите, — говорю я. И хоть никогда не обещала стать компаньонкой старой дамы, чувствую ужасную тяжесть на душе.

Мне очень плохо. Я с трудом переживаю все, что на меня свалилось. Лучше не иметь совсем никаких иллюзий, чем на что-то надеяться, а потом терять…

***

Никто не предупреждал нас об этом. И вот внезапно после шушутажа компания СВЕТ решила пригласить конкурсантов в свой офис на экскурсию. Всех пятерых — потому что, хоть в конкурсе и будет один главный победитель, все участники последнего тура уже большие молодцы, и компания решила поблагодарить нас за наши усилия.

Ненавижу внезапные перемены в планах. Не выношу экскурсии. Чего я там не видела, в этом офисе? Но делать нечего. Раз я ввязалась в этот конкурс, надо идти до конца. Собираюсь и еду.

Мы собираемся в современном открытом холле перед стойкой администратора, за которой на стене красуются огромные буквы СВЕТ/SVET. Нам объявляют, что экскурсию проведет представитель руководства компании, и я напрягаюсь, ожидая увидеть Дикарева.

Но к нам выходит тот самый блондин по имени Петя, который видел мой позор на банкете. Настроение, которое и так было ужасным, портится еще сильнее. Я изо всех сил держу себя в руках и пытаюсь изображать интерес к происходящему, но получается плохо. К счастью, другие финалисты конкурса ведут себя более адекватно: крутят головами, восхищаются, задают Петру кучу вопросов.

Офис у СВЕТа и правда очень крутой. Они занимают целое здание, которое было специально спроектировано для них. Поэтому в интерьерах есть не только много воздуха и света, но и всякие прикольные штуки — например, круглая переговорная, в которой все чувствуют себя равными. Горка типа детской, по которой можно спускаться между этажами, если лень идти по лестнице или ехать в лифте. Зимний сад с расставленными тут и там диванчиками. Кафе и несколько уголков для перекуса. И даже игровая зона, где стоят бильярд, настольный футбол, стол для пинг-понга и набитые шариками кресла-мешки, которые можно перетаскивать с места на место. Словом, выглядит это все, как работа мечты. Хорошо бы, конечно, приходить каждое утро в такой офис…

— Для нас очень важно, чтобы каждому сотруднику было комфортно на рабочем месте. Потому что любая работа в компании СВЕТ связана с креативом, а творчество требует особых условий, — разглагольствует Петр, водя нас по опенспейсу, где сидят за компьютерами люди в самых разных и неожиданных позах и одеяниях. Некоторые из них одеты вполне стандартно. Другие выглядят так, будто собрались на фестиваль фриков. У обычного с виду парня в джинсах и футболке рядом с рабочим столом стоит небольшой вольер, в котором тусуется какая-то крыса. — Вот Вадик и его питомец, дегу Мануэль. Вадик приносит Мануэля с собой на работу, чтобы тот не скучал дома в одиночестве.

Однокурсницы бросаются к клетке с крысой и начинают ворковать над питомцем парня, а Петр неожиданно подходит вплотную ко мне и спрашивает:

— Маша, а у вас есть домашний питомец?

— Нет, я живу в общаге, — машинально отвечаю я.

— А как вы думаете, у нашего Василия есть?

Мне кажется, что этот Петр ведет себя, как мудак, или так оно и есть на самом деле?

— Понятия не имею! — отвечаю я.

— А если бы был?

— Наверно, он мог бы завести себе крокодила. Очень подходящий для него зверь, — отвечаю я, чтобы только отделаться от этих расспросов.

— Вы правда так думаете? — раздается у меня за спиной голос Василия.

И мое сердце мгновенно проваливается в желудок, в потом они вместе падают еще ниже, и я чувствую, как от слабости подгибаются колени. Решаю, что вопрос был риторический и ничего не отвечаю.

— Не знал, что у нас сегодня экскурсия для студентов, — обращается Дикарь к своему коллеге.

Я очень стараюсь держаться естественно, но при этом не смотреть на Васю прямо, чтобы не наткнуться на его прямой взгляд.

Он осунулся, и резкие черты лица стали еще жестче. На нем нет пиджака, рукава рубашки закатаны, и я с ужасающей ясностью вижу его руки, которые всего несколько дней назад обнимали и ласкали меня. Мое тело отвечает на это мгновенным приливом жара, и я боюсь, что не выдержу…