— Да, вот именно, вот именно... Дело в том, что мама очень пожилой человек. И ее нужно сопровождать к врачу. Иногда. Приблизительно раз в месяц.

— Ваша мама наблюдается у иностранного врача?

— Ах, нет, нет… Врач русский, это очень хороший специалист, лучший в своей специальности в Москве…

— Простите, но я не понимаю, — признаюсь я.

— Дело в том, что моя мама выросла в Германии. Понимаете? — я что-то мычу в ответ, и Сергей Анатольевич, наконец, решается описать ситуацию полностью. — Мама с рождения и до школьного возраста почти не говорила по-русски. Она с родителями жила в Германии, родители много работали, а она ходила в немецкий садик, у нее была немецкая няня и подружки — немки. И когда семья вернулась в Москву, мама говорила только по-немецки. Потом она, конечно, выучила русский и прекрасно говорила на нем всю жизнь. Но теперь у мамы деменция, и когда она нервничает, или беспокоится, она, к сожалению, совершенно забывает русский язык и говорит только по-немецки.

Я секунду потрясенно молчу, но потом включаюсь:

— Это, наверно, очень неудобно!

— Да, конечно. Это каждый раз происходит внезапно. Она может начать говорить по-немецки с гостями, с сиделкой… Однажды напугала сантехника — он возился под раковиной, а мама подошла и что-то громко сказала по-немецки, он испугался и сильно ударился там внизу о какую-то трубу.

Я представляю эту сценку и с трудом сдерживаю смех.

— Да, очень неудачно…

— Не то слово! — подхватывает Сергей Анатольевич. — А главное, врачи! Каждый раз, когда мама видит человека в белом халате, она напрочь забывает русский язык! И мы оказываемся в тупике — ведь врачу нужно, чтобы она отвечала на вопросы о самочувствии, а в семье, к сожалению, немецкого языка никто не знает…

— Значит, нужно переводить на визитах к врачу, да?

— Да! Да! — радостно подтверждает Сергей Анатольевич. — Это деликатное дело, к маме нужен подход, и молодая интеллигентная девушка — как раз то, что нам нужно. Вы, пожалуйста, не волнуйтесь! Она не агрессивная, просто заговаривается. И мы будем платить вам по сто евро за выезд.

Сто евро! Да это же целое состояние! Пока я прихожу в себя, Сергей Анатольевич добавляет:

— Это будет занимать буквально час, может, полтора. И вам не придется никуда добираться самой. Водитель будет заезжать за вами, а после приема будет отвозить обратно. Вы где живете?

— В районе университета, — говорю я расплывчато.

— Это прекрасно. Мама живет на даче, дорога оттуда идет прямо мимо вас. Так что, мы договорились?

Если за мной будет приезжать машина, я спокойно смогу выйти в кедах, и это даже не покажется дикостью. Конечно, я соглашаюсь. Заработать сто евро за час — это как заглянуть в мое будущее ценного высокооплачиваемого специалиста. Первый визит старой дамы назначаем на послезавтра.

***

— Как думаешь, Галь, мне можно признаться, что я живу в общаге? — говорю я, тщательно разглаживая мельчайшие складочки на черной рубашке. Она у меня любимая — подо все.

— Ха, — фыркает Галка. — А чего нет-то? Какая им разница?

— Как-то неудобно, наверно, что за мной прямо к подъезду будет приезжать машина? — продолжаю сомневаться я.

— Слушай, Свиридова, тут тебе не глухая сибирская деревня. Тут, вообще-то, всем пофиг, кто за кем приезжает. Ты чего боишься, вообще?

— Ну… — неопределенно тяну я. — Не то, чтобы конкретно чего-то, но мало ли, что люди подумают…

— Маш, на испорченную женщину ты, прости меня, не тянешь. А если тебя даже в этом и заподозрят — только больше будут уважать, — авторитетно заявляет Галка и тут же спрашивает: — А как думаешь, почему Чеко мне не пишет? Он уже три дня на сайте не появлялся… Может, у него там кто-то есть?

Взглянув в Галкино лицо, я решаю, что ей вовсе не обязательно знать, что я на самом деле думаю о виртуальных романах с горячими испанцами.

— Галь, не дергайся. Либо он занят и напишет потом, либо он тебя не ценит и тогда он просто дурак и тебе такой не нужен.

— Да? Ты правда так думаешь?

Галка готова говорить на эти темы часами, и за минувшие два дня мы обсудили Чеко и его поведение не меньше ста раз. Но в этот момент мне, слава богу, звонит водитель старой дамы.

— Галь, прости, мне пора! — я еще раз придирчиво осматриваю себя в зеркале. Выгляжу прилично. Джинсы, черная рубашка, кеды, сверху куртка. Я даже немного подмазала губы, хотя обычно этого не делаю. — Пожелай мне удачи!

— Ни пуха! — кричит Галка мне в спину. И через пять минут я уже сажусь в теплое и благоухающее нутро черного “мерседеса”, на заднем сиденье которого улыбается миленькая старушка с безупречной укладкой.

***

— Здравствуйте, милочка, — она протягивает крохотную руку с искривленными, унизанными кольцами пальцами, и представляется: — Аглая Константиновна.

— Очень приятно, — отвечаю я. — Маша.

— Маша, какое прекрасное имя…

Машина мягко катит по проспекту, а я в растерянности думаю, что пока переводить совершенно нечего.

— Сколько вам лет, деточка, откуда вы, чем занимаются ваши родители?

Этот допрос меня немного смущает, но раз уж я решила стать личным переводчиком старой дамы, нужно соответствовать.

— Мне двадцать, я учусь на третьем курсе университета. Приехала из Сибири. Мама у меня учительница, а отец… инженер, — выдаю я, решив, что совсем необязательно рассказывать, что отца я в последний раз видела года в три — и конечно, не имею понятия, кем он на самом деле работает. — А вам, Аглая Константиновна?

Старушка слегка опешив, смотрит на меня:

— Eigentlich ist es nicht üblich, Damen solche Fragen zu stellen… — “Вообще-то дамам такие вопросы задавать не принято…” машинально перевожу я и дальше слушаю ее немецкий язык, который звучит немного старомодно и очень изысканно, как будто со мной говорит актриса из черно-белого кино. — Но вам я отвечу. Мне восемьдесят три года. И я давно не работаю. Вообще, мне в жизни мало приходилось работать. Я рано вышла замуж — и очень удачно, знаете ли. Мой покойный супруг был очень порядочным человеком и ценил женскую красоту. Он всегда так заботился обо мне. Я никогда ни в чем не нуждалась. Одно время работала в… как это сказать… Министерстве образования. Да. Но там мне было очень скучно. А вы уже замужем, Маша? Или имеете молодого человека?

Ну вот, а я волновалась, что не отработаю свои деньги. Интересно, почему вдруг Аглая Константиновна перешла на немецкий? Вспомнила. что едет к врачу, или ее действительно так расстроил мой вопрос про возраст? Она говорит так красиво, что я совсем забыла о своем волнении и дальше продолжаю щебетать по-немецки:

— Нет, у меня никого нет. Все время занимает работа и учеба.

— Но это ведь совершенно неправильно! Aber das ist völlig falsch! — возмущается Аглая Константиновна. — У вас обязательно должен быть молодой человек — кто-то, кто заботится о вас, дарит вам духи, цветы, водит на концерты!

Похоже, тут не прокатят мои мысли о женской независимости, самостоятельности и профессионализме. В конце концов, зачем разубеждать старушку? И я решаю ей подыграть:

— Natürlich haben Sie recht. Разумеется, вы правы. Просто до сих пор мне не попадался ни один человек, который мне показался бы привлекательным.

— Вы очень красивы, Маша. Вы это знаете? У вас очень необычные глаза, они похожи на льдинки. Это обязательно нужно подчеркивать. Вы зря носите у лица этот черный цвет. Вам нужна голубая блузка! Пообещайте, что вы будете носить голубой!

Похоже, Аглая уже мысленно распланировала мой будущий гонорар. Хорошо, что я не надела порванные сапоги — от нее такая деталь не укрылась бы, это точно.

— Хозяйка, мы приехали, — произносит водитель с переднего сиденья, и я мысленно благословляю его. Старушка, безусловно, приятная, но разговоры, которые она ведет, поддерживать довольно трудно. Похоже, в ее время понятия личных границ не существовало.