Я быстро делаю пятьдесят отжиманий и включаю кофе-машину, которая сияет хромом на кухонной стойке из черного мрамора. Выбираю настройки для самого крепкого кофе и минуту спустя получаю чашку ароматного напитка.

Хорошо, Вась, говорю я себе. Это даже прикольно. Может, эта буря чувств разыгралась вовсе не из-за каких-то там уникальных качеств этой студенточки, а от того, что связь с ней по определению запретна? С какой стороны ни посмотри, я не должен хотеть Машу. Это мешает работе. Это ставит под удар мою карьеру в СВЕТе. Но я ее хочу. И хочу зверски, как никогда никого не хотел.

Налицо поломка алгоритма. Его нужно чинить. Делать ненормальное нормальным, вписывать эту неподходящую девочку в обстановку, в которой она максимально быстро перестанет меня волновать. Я должен взять себя в руки и прекратить это безумие.

Я беру телефон, делаю пару мелких дел и открываю компьютер. Бабы — это фигня, меня ждет настоящее дело.

***

— Машка, вот ты счастливая, а!

В нашей общажной комнате не нашлось подходящей вазы для такого огромного букета, и в конце концов я пристроила его в обрезанную пластиковую бутылку и подперла книжками, чтобы не упал.

Мы с Галкой заварили молотого кофе в своих любимых кружках и уселись к столу. Настроение у меня преотличнейшее!

— Мы были в ресторане. Ели рыбу, пили вино.

— Какую рыбу? Какое вино? Что за ресторан?

Я подробно описываю Галке все детали, она охает и ахает, и мне ужасно приятно, что я могу вот так рассказать соседке про свое первое свидание, и она искренне за меня порадуется.

— Так, а о чем вы говорили? В любви признавался?

— Неа, — беспечно отзываюсь я. — Было гораздо лучше.

— В смысле лучше?

— Ну, мне кажется, если бы он сейчас начал бы говорить мне о любви, это было бы странно. Не искренне…

— Машка, ты вообще умеешь отключать голову? — хмурится Галя, а я наоборот — хихикаю.

— Умею. Оказывается.

— Ну рассказывай!!! Что ты томишь меня?

— Он меня спросил о детстве. Так внезапно… Я ведь думала, что он и правда будет… ну тупо клеить меня, понимаешь? Не то чтобы я в этом очень разбиралась, но все-таки мне казалось, что такие циничные парни… Которые с опытом… они ну будут твои глаза хвалить, какие-то комплименты дежурные делать. В общем, соблазнять, как женщину. А он неожиданно повел себя так… как друг, например. Или как тот, кто хочет стать другом. Которому я интересна, как человек, понимаешь?

— Да как это было-то, не пойму!

— Он меня спросил, как я жила, когда была маленькая…

— Ого, ничего себе, — Галка прихлебывает кофе. Похоже, ей нечего сказать — а это очень редкий случай.

— Да! И я ему рассказывала, он так слушал, прям сопереживал, и смеялся, и вообще… Мне было легко рассказывать ему про маму, про нашу деревню, про все-про все…

— Ну это круто, наверно, — говорит Галя с сомнением. — А сам что говорил?

— О себе рассказывал. Он из семьи врачей, оказывается. Но выбрал другую профессию.

— Ага. Ну, что он не врач, это мы и так знаем, — констатирует Галка. — А про ту блондинку он ничего не говорил?

— Ничего, — улыбаюсь я. — Галь, ты хочешь, чтобы я расстроилась, да?

— Ничего подобного! Я просто не хочу, чтобы тебе задурили мозг! Он шикарный кадр, Маш, но ты пойми, что у него таких, как ты, мог быть уже миллион! Нужно быть начеку, понимаешь?

— Неа, — смеюсь я. — Не понимаю. Мне просто хорошо, Галь. Просто очень хорошо. И мы не делали с ним ничего такого…

— Как, вообще?! — Галку распирает от нетерпения, это так забавно!

— Мы целовались, — говорю я со значением.

— И как?

— Обалденно. Галь, я даже не знала, что это так приятно… — наверно, у меня на лице написано что-то необыкновенное, потому что Галка вдруг впадает в мечтательное состояние и слегка розовеет.

— Эх, был у меня один мальчик, как я же по нему скучаю, — говорит она. — Ну а потом?

— А потом он довез меня до общаги и проводил до двери.

— И все?! Вы что, не трахались? Даже не пытались?

Я говорю очень серьезно и печально:

— Нет, Галь. Мы пытались, но у нас ничего не вышло. Не смогли!

— Машк, ну перестань! — она тоже смеется. — Но как так-то? Почему только поцелуи? У него что, дома кто-то есть? Почему он тебя не повез к себе?

— Я не знаю… Просто… зачем торопиться, Галь? Мне и так все очень нравится!

И я снова, уже в двадцатый, кажется, раз, фотографирую Васин букет. Как бы я хотела отправить фотографию маме! Но нет, пока я не готова рассказывать ей о своих новостях… это значит, что я взрослею?

Пришедшая из банка смс повергает меня в ступор.

Плюс сколько?

Сколько?

Я пытаюсь осознать несомненный факт, что на моей карте вдруг образовалась сумма, равная примерно годовой зарплате моей мамы, и тут приходит сообщение от Васи.

“Машенька, я помню наши споры, но сейчас очень важно, чтобы ты уверенно себя чувствовала на банкете, где будет шушутаж. Пожалуйста, потрать эту сумму на одежду для мероприятия. Если хочешь, воспринимай это как аванс в счет твоей будущей зарплаты” — и смайлик.

Первый смайлик в нашей переписке. Поцелуй. О господи…

Ну, наверно, можно соглашаться, да? Будет же очень глупо, если я сейчас устрою скандал, пойду на принцип… Вот и Аглая Константиновна говорит, что мужчины делают подарки, чтобы выразить свою любовь… Может, в этом и правда нет ничего плохого?

“Я очень и очень сердита, но ты меня уговорил”, — отвечаю я. На самом деле, это невероятно приятно получить такой подарок… Да еще от парня, который тебя целовал…

— Галь, а как ты считаешь, на маркетплейсе реально найти платье для банкета компании СВЕТ?

***

— Не звонил?

— Неа…

До банкета осталось меньше суток, а мы с Васей так больше и не увиделись. Он даже не пишет. С тех пор, как я получила букет и деньги на платье, от него не было ничего. Я ждала, что он хотя бы поинтересуется, что я купила — ведь это его деньги, и он писал, что ему важно, как я буду выглядеть. Но он не написал больше ничего. Вообще ничего. Как будто эти поцелуи для него ничего не значили.

Я стараюсь держаться, но получается плохо. Поминутно смотрю на его статус в вотсапе. Заходил недавно, но мне не написал. В соцсетях в его аккаунтах пусто — впрочем, там всегда пусто.

Еще месяц назад я знать не знала никакого Василия Дикарева, и жила спокойно. А сейчас… Я хожу в универ, занимаюсь и делаю переводы, но все это происходит, как в тумане. В черном тумане, если совсем точно.

Он не звонит.

Не звонит.

Что происходит?

Может быть, он решил, что я ему не нужна? Может, он сейчас с той блондинкой? Галка права, тогда в ресторане мы вели себя так, будто бы этой девушки не существует — но на самом деле, оба раза, когда я встречала его не в универе, он был с ней. Значит…

Ох, какая же я дура!

Слезы наворачиваются сами собой, и я в который уже раз за прошедшую неделю начинаю всхлипывать.

— Маш, ну перестань! Перестань, я тебя прошу! — Галка говорит сердитым голосом, и я ее понимаю. Если бы рядом со мной кто-то начал разводить болото, я бы тоже бесилась. Но я ничего не могу с собой поделать. — Перестань реветь, слышишь?

Я продолжаю рыдать, и Галка, бросив телефон, подсаживается ко мне на кровать.

— Вот ты дурочка, Свиридова, а? Он же просто играет с тобой! А ты и повелась…

— Он… не играет… Ему правда пофигу…

— Ему не пофигу! Он специально замолчал, чтобы ты думала о нем! Только о нем и больше ни о чем!

— Зачеееем? — я сама себе противна, но я правда не могу остановиться и плачу, как ребенок.

— Ну чтобы влюбилась в него! Чтобы в следующий раз, когда его увидишь, была на все готова! Он пальцем поманит, а ты и побежишь!

От этих Галкиных слов я вдруг трезвею, как будто меня окатили ледяной водой из ведра.

— В смысле? А почему ты раньше мне этого не говорила? Так делают, да?