Но он знал это.

Не было ничего более интимного, чем это: два измученных войной, сломленных существа, обнаженные и изможденные, очищающие кровь со своей изодранной и ушибленной кожи.

Все еще стоя на коленях, Вульф поднял на меня глаза. На его густых ресницах блестели капельки воды. — Я говорил серьезно, Охотница. Мое сердце склоняется перед тобой и только перед тобой.

Я опустилась на колени рядом с ним, впервые осознав, насколько полностью обнажена. Все мое тело раскраснелось от его прикосновений, а его твердость уперлась в мое бедро.

Слезы все еще текли по моему лицу, но, черт возьми. Руки Вульфа были рядом, вытирали слезы, покрывали поцелуями их огненные дорожки.

Заставляя меня забыть. Заставляя меня чувствовать.

— Вульф, — выдохнула я, позволяя ему откинуть мою голову назад, чтобы поцеловать мою челюсть, мою шею.

— Хм? — хмыкнул он.

— Я не хочу возвращаться к прежней жизни, — призналась я. — Я хочу снова чувствовать.

Он отстранился и посмотрел на меня темными, напряженными глазами. — Тогда позволь мне помочь тебе, — сказал он.

Вся сдержанность, с которой он целовал меня до этого, рассеялась, оставив двух раненых, голодных хищников голыми в душе.

Но я не чувствовала себя хищницей. Не здесь. Не здесь, когда он держал меня, ласкал, смотрел на меня так.

Он поцеловал меня так, будто от этого зависела его жизнь. Я поцеловала его в ответ, запустив руки в его волосы, скользнула к нему на колени, облокотилась на него и прижалась к нему всем телом. Мои соски скользили по его теплой груди, создавая восхитительное трение, а горячая вода, падающая мне на спину, подчеркивала жар между нами, плавя и смешивая наши влажные тела.

Я застонала, когда его рука опустилась к моей заднице, крепко сжимая ее и покусывая кожу, покрытую синяками от его укуса всего за день до этого.

Мой живот сжался от воспоминаний, а вода вдруг показалась слишком горячей из-за огня внутри меня.

— Постель, — выдохнула я, обхватывая его за шею и запуская пальцы в его волосы.

Больше мне ничего не нужно было говорить. Вульф легко поднял нас обоих. Я обхватила его ногами, пока он выводил нас из душа, из ванной и вел к кровати.

Он опустил нас с абсурдной для человека, только что сражавшегося в битве, грацией и укрепился надо мной, положив руку мне на голову.

Но затем он сделал паузу.

— Я хочу, чтобы ты знала: я хотел этого с того самого момента, когда впервые увидел, как ты убиваешь вампира. — Он опустил свои губы к моим, нежно целуя меня. — Ты сильная. — Он снова поцеловал меня. — Ты храбрая и временами невероятно трудная, но ты достойна гораздо большего, Охотница. Ты всегда была таковой.

Я затаила дыхание, когда его свободная рука скользнула по моему обнаженному торсу и коснулась нижней части груди.

— Что случилось с нашей ненавистью друг к другу? — Я задыхалась. — Что случилось с тем злобным, ужасающим Вульфом, который не хотел иметь со мной ничего общего?

Опуская губы к моей ключице, он прошептал: — Он встретил очень жестокую охотницу, которая проглотила его целиком. Самое страшное, что он не хотел бы, чтобы было иначе.

Я снова притянула его лицо к себе и впилась в его губы, сталкивая зубы, языки и когти, отдаваясь ему.

Крылья Вульфа распластались вокруг нас, когда он пожирал мое обнаженное тело, сначала руками, потом ртом. Он двигался по кровати, проводя горячими поцелуями по моей груди, а затем втянул в рот один из моих затвердевших сосков и стал дразнить меня языком.

Я выгнула спину навстречу ему и застонала, желая большего.

Желая его.

С удовлетворенным рыком он двинулся вниз по моему телу. Его руки с невозможной нежностью ласкали мои бедра, а рот скользил по середине живота, оставляя за собой поцелуи. Он целовал меня все ниже, ниже, ниже, поклоняясь каждому дюйму, пока не опустился на колени рядом с кроватью.

Он просунул обе руки под мои колени и потянул. Я ахнула, но не стала возражать, когда он раздвинул мои ноги руками и провел языком по внутренней стороне бедра.

Богиня, спаси меня. Я никогда не оказывалась с мужчиной в таком положении. Я никогда не была так беззащитна.

Вульф проследил путь губами до самой моей сердцевины, заставляя меня извиваться в ожидании разрядки, которую мог дать мне только он с помощью своего идеального, истязающего рта. Однако перед тем как дать мне то, о чем умоляло мое тело, он отстранился.

— Идеально, — вздохнул он. Он смотрел на мое тело, но не так, будто я была сломлена. Не так, как будто я была покрыта шрамами, повреждена и изранена. Не как на слабую, а как на самое великолепное создание, на которое он когда-либо смотрел.

От его выражения у меня защемило в груди, а к глазам подкатила новая волна слез.

Но затем он снова приник ртом к моему телу, и все мысли исчезли из моей головы. Язык Вульфа двигался по мне, проводя по чувствительному пику и опустошая мою сердцевину, поглощая каждую унцию сдержанности, которая у меня оставалась.

Он подхватил одну из моих ног и перекинул ее через плечо, впиваясь кончиками пальцев в мою кожу и углубляя свое пиршество.

Я снова застонала, позволяя себе закрыть глаза.

— Смотри на меня, пока я пожираю тебя, — пробормотал он, отстраняясь. — Я хочу, чтобы ты помнила, кто доставляет тебе это удовольствие, Охотница. Я. — Он снова лизнул меня, медленно и мучительно. — Только я.

Я покорно застонала. Воин, стоящий передо мной на коленях, посвящающий себя мне, обожающий меня.

Только он. Всегда только он.

А потом он вернулся к тому, на чем остановился, впитывая каждую унцию меня, дразня мой клитор языком так, что у меня закружилась голова.

Но я не отводила взгляд, ни разу. Я не отводила взгляда, когда мои пальцы на ногах подгибались, руки вцепились в волосы Вульфа, все мое тело содрогалось, а освобождение переполняло каждую частичку меня, давая мне облегчение, в котором я нуждалась слишком, слишком долго.

А потом Вульф встал, его член сделался толстым и требовательным от предвкушения. Мне оставалось только смотреть на него в благоговейном трепете.

Я облизнула губы. В тот момент мне ничего не хотелось так сильно, как почувствовать его внутри себя.

Он легко устроил меня на кровати, расположившись напротив моего входа. — Скажи мне, что ты моя, Охотница. Скажи, что ты принадлежишь мне, и никто не сможет этого изменить.

— Блядь, Вульф, — взмолилась я. — Я твоя, так мучительно твоя.

Он скользнул в меня, и я задохнулась от его ощущений, от того, как он заполнил пустую, недостающую часть моей души. Его скульптурная грудь выгибалась, когда он двигался глубже, глубже, глубже, пока не заполнил меня полностью. Я обхватила его за шею, пока он обнимал меня за талию.

Его глаза потемнели, когда он наблюдал за тем, как медленно выходит из меня, ухмыляясь блестящей влажности, и поднял глаза на меня, прежде чем снова войти в меня. Сильно.

Я застонала, выгибаясь на кровати, но не разрывала зрительного контакта — да и не смогла бы, если бы захотела.

Его взгляд держал меня в тисках.

— Ты моя, — повторил он, наращивая темп, входя и выходя с мучительным ритмом.

— Твоя, — выдохнула я. — Я твоя. — Это было все, что я могла сказать. Вульф поглотил все остальные мысли в моем сознании, оставив меня бездыханной.

Он подался вперед, обхватил меня за талию и перевернул на спину. Его тело накрыло мое, и я поняла, как сильно мне нужно ощущать его кожу на своей, его сильные руки, обнимающие меня, его крылья, накрывающие нас обоих, удерживающие в этой теплой, нуждающейся пещере похоти и желания.

Но это была не просто похоть. Это было не просто желание. Больше нет.

Он был нужен мне, как воздух. Я бы ползла за ним, если бы он попросил. Я бы умоляла его; ему нужно было только произнести эти слова.

— Осторожно, Охотница, — пробормотал он мне в губы, целуя меня. — Я чувствую эти твои назойливые эмоции, и ты в нескольких секундах от того, чтобы лишить меня всякой сдержанности.