— И что же? Нашел что-то? — юноша немного подался вперед.

— Нет, только сказки. Молхар да Валана.

— Валана?

— Его дочь, иногда внучка. Эту редко поминают. Сбегает со смертным мужчиной, хитростью бережет его от гнева Молка. То старые легенды, с долунных времен. А Столп тот каменный… думал, как такой без Вортана взгромоздить? Но там только самого Молка хитростью и повергали.

— Тебя за это захотели казнить? За книгу? Поначалу ведь обвинения были легче?

— Ха, нет, мой мальчик, — в улыбке Боннара заблестела гордость, — не за это. Просто не сразу они поняли мои записи: видно, Прелат читал. — Он усмехнулся. — А потом дали кому поумней. Достаточно умному, чтобы увидеть там основы мира, но недостаточно – чтобы понять, что я их трогать не собирался.

— В землях Дара я бы об этом помалкивал. Думаю, там не больше ученых, чем здесь, — посоветовалон Боннару Ганнон: он беспокоился о монахе, ведь тот был упорен в своей… своих воззрениях.

— Буду чтить закон, не понимая его. — Боннар склонил голову с притворной покорностью, подпитав тем самым беспокойство юноши. — Но скажи, как ты смог помочь?

— Точно не по закону. — Мрачный тон юноши заставил монаха сбросить свою веселость.

— Куда же меня отправят?

— Неизвестно, но определенно не на первый остров, на котором окажешься. Жди второго плавания.

— А как вообще узнал? Стерегли меня строго. А бранили не столько за проступок, хоть и считали его страшным, сколько за позор, если кому в Арватосе известно станет.

— Иннар. — Ганнон внимательно смотрел в лицо монаха, на его удивление и промелькнувшее чувство вины. Бывший инструктор Дубильни не жаловал «несобранного» воспитанника и часто отправлял будущего ключника в колодки. — Подсуетился.

— Я, даже не знаю, юноша, — Боннар глубоко вздохнул, — воспитывал вас, как мог. Но, видать, мало я знаю. Прошу, передай ему что-то… подобающее. — Монах выглядел абсолютно потерянным.

— Он недавно отвел душу, с избытком, — заметил Ганнон, вспоминая реакцию товарища при виде растерзанных инструкторов.

— Горе. — Боннар совсем помрачнел. — Даже в каземате и тут, в бочке, — он указал рукой в сторону корабля, — я слышал о приюте. Такое святотатство, такой позор!

— Да. — Ганнон отвел взгляд в сторону, что не ускользнуло от внимания монаха.

— Неужто… — у Боннара аж перехватило дыхание. Не то от возмущения, не то от стыда. — Неужто такой кошмарной была жизнь там?

— На мой взгляд, нет, не всегда, — Ганнон мотнул головой, — а вот для Иннара все было иначе. Наверное, для него я недостаточно кровожаден — ужаснулся произошедшему. Но не стану скрывать, что часть меня тоже радовалась. Тут я, наверное, немного Иннар, хоть шкура и не облезла, как у него. — Юноша хлопнул себя по плечу, там, где у Иннара от штормового ветра побелела кожа.

— Спасибо тебе. — Боннар заговорил только после нескольких минут молчания. — Я отправлюсь в новую землю с новообретенными знаниями и смирением. Будет мне о чем поразмыслить. Я постараюсь заново понять законы этого мира. Благо он все еще удивляет меня.

***

Вечером, оставшись один в новых покоях, Ганнон раскладывал на столе листы, к которым долго не решался притронуться: с записями допроса демонопоклонника. На столе стояла бутыль, которую они так и не попробовали с Виннаром. Ганнон все не осмеливался что-то с ней сделать. Как там сказал Хиас’ор? «Таких больше нет и не будет». Вот уж точно. Вздохнув, юноша отодвинул вино, чтобы не мешало работать. Он поиграл пальцами над пергаментом, не решаясь начать, — кольцо сверкнуло в свете свечи. Смешно: о богах и демонах, о святейших Черных жрецах и мерзких культах демонопоклонников знал каждый. О Коуле и его людях – только они сами, те, кто был в услужении у старика. Ганнон – сам большая тайна, чем показания этого культиста. Но все же, несмотря на секретность, разница в силах была несопоставима. Подумать только – общаться с демонами, антиподом ангелов. Строки в докладе, записанные во время самого допроса, были ровными и аккуратными, меж тем более поздние заметки самого Тризара – размашистыми и немного небрежными:

«Обвиняемый: Мы были на месте встречи и готовились спросить совета. – Речь о призыве демона. – Слушающие землю – главы ковенов – выглядели настоящими, но…

Брат Тризар: С ними было что-то не так?

Обвиняемый: Да, они знали начало, – ритуала вызова, – но они не слышали, не слышали, хотя и знали, куда приложить уши. Золотые глаза – ??? – были слепы. Это были не они!

Брат Тризар: Они не знали, к какой сущности обратиться?

Обвиняемый: Они не знали, где мы сами.

Брат Тризар: Как они могли не знать этого?

Обвиняемый: *смеется* Ты так слеп, раб.

Брат Тризар: Стой, Саур! Стой, я сказал! – До сих пор болит рука. – Что ты имеешь в виду?

Обвиняемый: Ты не видишь, насколько прекрасен этот мир, как он един. – Бредит? – Дух Мира остался цел, хвала Мерхариону. – Баал, добавить к обвинению. – Он всеобъемлющ, понимаешь? Прошедший по нему может оказаться, где угодно, – сообщить братьям старшего круга, – но надо указать путь. (Плюет). А вы поминаете столп, как «основы мира», заменив их нелепыми максимами».

Дальше страницы были измазаны чернилами, ниже стоял короткий комментарий Тризара: «Чрезмерное рвение, стремится оправдаться. Завтра принять меры».

Стопка пергаментов захламляла добрую половину стола, а ведь это только за вчерашний день, да и большую часть труда брал на себя Кессад. Поставив подпись и печать на последнем листе, Ганнон передал стопку решений Иннару, который нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

— Сегодня снова судилище на рынке? — осведомился он.

— Да, слава богам, осталось всего два дня, — ответил Ганнон, держа в руках ставшую ненавистной шапку. — Нет желания помочь?

— Из огня да в полымя? Нет, благодарю. — Иннар весело поклонился. — Мне хватило одного дня. Пусть этот надменный тип работает. В замке все лучше, даже с каргой.

— Сказал ей, что все еще помогаешь мне до полудня?

— До обеда и вечером еще. — Ключник был явно доволен собой.

— Меньшего я и не ожидал. — Ганнон криво ухмыльнулся и водрузил на себя головной убор судьи. — Как твои исследования?

— Хорошо, даже очень! — Иннар сразу оживился. — Достал нужные карты, осталось только…

— Прости, друг. — Ганнон прервал его. — Я бы с удовольствием послушал, но пора на каторгу.

Путь на Внутренний рынок был мучительно долгим, хотя юноша уже успел немного приноровиться к ношению громоздкого наряда. Стражники, положенные ему по статусу, были отобраны из людей Виннара. Они знали, что Ганнон был его другом, а их верность своему командиру не подлежала сомнению. О том обожании, которое внушал свои людям капитан стражи, не шло и речи, но мрачная решимость почтить его память тоже сгодится. Юноша поморщился от тяжелых мыслей. Тоска по другу все чаще затмевала мышление с тех пор, как жизнь снова стала чуть спокойнее.

Кессад – темноволосый, высокий и худой помощник – уже ждал его. Судя по его строгому взгляду, Ганнон снова припозднился. Казалось, писарь состоит сплошь из острых углов: четко очерченные подбородок, скулы, прическа и даже складки на одежде — все было аккуратным и лаконичным. Рядом с ним уже выстроилась небольшая очередь.

С неподобающим статусу кряхтением Ганнон поднялся и занял положенное место на деревянном помосте. Кроме его стола там помещались еще три, полностью заваленные свитками, книгами и табличками. Навес над помостом защищал книги от возможного дождя, а заодно – слава богам – и судью от солнца. День еще не начался, а из-за молкова одеяния он уже задыхался от жары. Кессад же был свеж и бодр, а ведь он успел принести сюда все эти бесконечные своды законов.

Жестом Ганнон позволил помощнику начинать. Опытный писарь служил многим судьям и прекрасно знал ремесло. Оставалось только догадываться, какое презрение у него вызывал полуобученный судья, появившийся неизвестно откуда.