— Самые что ни на есть вкусные. Вкусы знати. — Самодовольное веселье в голосе первого посланника вызывало тошноту. — Дом Вертол, парень не представился, только перстень засветил, годков шестнадцать на вид, со светлой бородой. Подавать юношей посмуглее, лучше – неардо.

— Ух ты! — раздался в ответ второй голос. — Давненько такого не было.

— И в тот раз тоже был прилив, чтоб их. Но дом был Видевший.

— А почему неардо?

— Ну, тут дело понятное. Эти издавна в Серебряную Бухту… заплывали, — хохотнул предприимчивый курьер.

— Давай монету, до шестого ждать не буду.

Ганнон прикрыл лицо мешком, пока посланники обгоняли телегу. Стараясь не рассмеяться в голос, он вспоминал, как, хромая, выходил из комнаты юного Родкара из дома Вертол. Следующее путешествие по Тропе у парня будет веселым.

Возница оказался на редкость скучной компанией, и дорога тянулась необычайно долго. Но идти весь путь пешком с раной – пусть и не серьезной – было невозможно. Ганнон возблагодарил всех богов, когда, встав на телеге потянуться, наконец увидел Виалдис под вечерним небом. Издалека были видны облака пыли, от Зерновых Врат столпотворение тянулось чуть ли не до Первого столба. Вспомнив обещание, данное себе после пляжа, Ганнон достал знак асессора и, как только его телега пристроилась в хвост очереди на въезд, расплатился с возницей и продолжил свой идти пешком. За три недели в дороге рана успела зажить и почти не мешала.

Протискиваясь между телегами, задыхаясь от пыли и вони волов, юноша дошел почти до самых врат, пока не уперся в сплошную стену из повозок и животных. Стражники обливались потом и работали на износ, докричаться до них не было никаких шансов. Приметив возницу, взявшего на обучение подмастерье или сына лет семи, Ганнон направился к ним, приготовив остатки курума.

— Доброго вечера, долго ли стоите? — поздоровался Ганнон дружелюбно, но без лишней радости в голосе, зная, что путники устали и наверняка раздражены. Скучавший мальчик обрадовался, но не осмелился говорить без разрешения старшего.

— Доброго, путник. Почитай с утра от столба. Чего тебе? — Возница не был зол и даже смог улыбнуться, но было видно, что он смертельно устал.

— Сын твой? — Ганнон кивнул в сторону ребенка, что с любопытством его разглядывал.

— Да, вот взял его учиться.

Ганнон показал горсть курумовых тарсов на ладони и спросил:

— Пролезет малец под телегой? Нужно до стражника добраться.

Глаза мальчика загорелись, он начал тянуть отца за рукав, тот усмехнулся и кивнул. Ганнон отдал монеты мужчине, наклонился к мальчугану и с улыбкой спросил:

— Говорить-то ты умеешь?

— Да, дядя. — Худой, с копной соломенного цвета волос, он немного смущался.

— Повтори «а-се-ссор».

— Асе…ссор. — Взгляд мальчика блуждал, пока он несколько раз повторял чудное слово.

Ганнон протянул ему значок и велел показать стражникам. Мальчик лихо соскочил с облучка и помчался к воротам, протискиваясь между повозками и пролезая под ними. Стража поначалу раздраженно отмахивалась, но, увидев значок, посмотрела в нужную сторону. Ганнон приветливо замахал рукой. Сплюнув и выругавшись, стражник бесцеремонно взобрался на одну из повозок и – где поверху, где, расталкивая людей, – добрался до нужной телеги. Сын возницы легко обогнал его и вернул Ганнону черный с золотым жетон.

— Купи мальцу слив, они только в прилив хорошие, потом портятся, — сказал Ганнон мужчине, потрепав его сына по голове, отдал монеты и тепло попрощался с обоими. — Боги в помощь!

Угрюмый стражник провел его тем же путем, что и пришел. В этой очереди он – и Гирвар, и Ихарион. Проделай Ганнон такое один, получил бы от возниц по первое число, несмотря ни на какие чины. Отдав стражнику остаток тарсов и тан, немало его удивив, Ганнон вошел на Красный рынок.

Там творилась настоящая фантасмагория: горели огни и лилась нестройная музыка, всюду были торговцы и покупатели, гуляки и проститутки, лоточники предлагали еду и вино, а заодно – отвар штормовых ракушек. Но всеобщее внимание было приковано к циркачам в середине площади: факиры выдыхали огонь и жонглировали факелами, акробаты и силачи показывали чудеса, на которые способно тело, разодетые карлики сновали по толпе, собирая щедрые пожертвования, и зазывали народ на главное представление за городом, обещая чуть ли не коней и драконов. Похоже, «настоящий» цирк все-таки прибыл с Атора.

Растерявшие выправку гвардейцы из Верхнего квартала и легионеры с обветренными – только из Колоний – лицами яростно препирались у винного прилавка. Вся площадь утопала в выпивке на любой вкус и кошелек, спорщикам, видимо, просто не терпелось найти драку. Конфликт был быстро разрешен, когда показалась группа мрачных легионеров в черных пенулах с низкими воротами и в окрашенных черным же доспехах.

Странные Откликнувшиеся прошли сквозь толпу, расталкивая плечами всех, кто был достаточно неосторожен, чтобы попасться им на пути. Досталось и спорщикам, причем как гвардейцам, так и собратьям-легионерам. Что одни, что другие предпочли промолчать и побыстрее скрыться, пока глава группы в черном плаще без застежки-герба отсчитывал курум торговцу. Подбежавшего карлика-циркача он проигнорировал, но один из его людей – невысокий и светловолосый – не был столь добр: его удар повалил несчастного зазывалу на землю, зазвенели рассыпавшиеся монеты, медь заскакала по камням, несколько курумовых тарсов раскололись от удара. Ловко встав, карлик быстро подхватил то, что можно было собрать, не приближаясь к обидчику, и поспешил дальше. Ганнон проводил его сочувственным взглядом: похоже, бедняге было не привыкать. На странных Откликнувшихся пялиться было неразумно. В темноте в глаза бросалась только их бледность, превосходившая даже обычный «ветряной загар» людей из Дара.

Покинув рынок, Ганнон почувствовал себя так, будто вышел из натопленной забитой комнаты трактира в ночную прохладу. В пустом городе, словно вымершем вне рынка, было темно и тихо. Редкие прохожие, пошатываясь, шли в сторону своих домов. Тусклые огни подсвечивали небо там, где располагались два других рынка, но этот свет было не сравнить с заревом за спиной. Быстро преодолев пустые улицы, Ганнон увидел грустного стражника у ворот замка. Тот прищурился, пытаясь разглядеть редкого прохожего, а когда ему это удалось, он кивнул асессору, разрешая пройти. Ганнон медленно шел через ворота, пока стражник переминался с ноги на ногу, поглядывая на сторожку, где был его сменщик.

***

Несмотря на поздний час, Ганнон хотел расспросить Боннара о Ложных Мучениках прежде, чем писать донесение. Он прошел мимо астрономической башни монаха, надеясь застать его, но там не было ни света, ни дыма из трубы, значит, скорее всего, отсутствовал и брат Боннар. В окнах его покоев тоже было темно — заходить в здание, где жили церковники, юноша не рискнул. «Придется обойтись своими силами», — с этой мыслью Ганнон отправился к дому. Там перед комнатой его уже ждал один из привратников, что обычно стерег вход в покои Коула. Вместо привычного молчаливого кивка он заговорил:

— Хозяин ждет. — Голос собрата немного срывался, как у человека, который не успел прочистить горло.

— Знаю, — ответил Ганнон. — Я напишу свиток и отнесу без промедления.

— Нет, он велел идти сразу и доложить, — твердо сказал брат. Вместо пояснений он только пожал плечами: было видно, что привратник и сам удивлен не меньше.

Ганнон повторял про себя детали миссии, пока ноги сами несли его по привычному пути. Дверь в кабинет Коула была открыта — что-то было нет так. Вернее, чего-то не было… из двери не шел жар. Юноша ступил в прохладную комнату, удивившись, как быстро под землей исчезает тепло, даже копившееся годами. Продолжая череду сюрпризов, хозяин стоял напротив пустого очага, заложив руки за спину.

— Заходи скорее, к сожалению, у меня мало времени. — Голос старика звучал живее, чем обычно. На столе в хрустальном кубке была налита вода. Если бы в мире существовал кто-то, способный обыграть старика в его же игре, Ганнон бы заподозрил, что перед ним личина. Коул отпил из бокала, показав руку и серебряное кольцо с сапфиром, будто бы отвечая на подозрения.