— Да я же не спорю, что он тоже из господ, — Иннар, перегнувшись через стол, долил ему эля, — но не хуже других. Просто ты столкнулся именно с ним. Вот что ты думаешь о кастелянше?

— Ничего не могу сказать, — ответил Ганнон и отпил глоток.

— Вот! — Иннар самодовольно сопровождал каждое слово взмахом указательного пальца. — Потому что не имеешь с ней дел. А с Прелатом – пришлось. Пришлось бы с кастеляншей – получил бы и от нее.

— Ты же получаешь от нее за дело! — воскликнул Ганнон, глядя на Виннара в поисках поддержки. Тот только пожал плечами, мол, не впутывай.

— Так же, как и ты получил от Прелата. — Иннар развел руками. — Господа — они такие. Всегда мы в чем-то виноваты… Основы мира, друг.

Иннар – явно довольный своими рассуждениями – допивал вино. Тем временем Ганнон изо всех сил сдерживался, чтобы не выбросить поганца в море. Перед глазами стояли тюки книг, которые он принес Ганнону в тот злополучный день.

— Ну что ж, раз уж помянули каргу, мне пора. Подъем ранний. — Закончив с напитком, Иннар с тоской посмотрел на восток.

— Ночью надо спать, друг, вот это – основы мира! — одобрил Виннар.

— Ты, как всегда, мудр, — ответил Иннар. Закусив напоследок, он отправился в сторону замка, слегка пошатываясь.

— Да только слушать меня не хочешь, — бросил Виннар ему вслед. Ключник только отмахнулся, не оборачиваясь. — Скоро придется отправляться в Колонии? — спросил капитан Ганнона, когда их друг скрылся из виду.

— Откуда ты знаешь? — асессор наклонил голову.

— Коул велел собрать информацию после твоего возвращения. Хестол имеет интересы и на Аторе, и на остальных трех островах. Пещерники, про которых ты спрашивал, в основном работают на Гирсосе, так что про житницу мы знаем больше. Там все тихо.

— Пещерники работают на нас?

— Да, и некоторые из них – из Дубильни. Самые буйные уходят туда, с добровольцами из Земного у них не очень.

— Веди себя как положено, не то увезут в Отлив… — пробормотал Ганнон старую угрозу братьев-инструкторов и поднял взгляд на Виннара, тот мягко кивал.

— Я был к этому близок в свое время, — усмехнулся он.

— И ты на связи с ними?

— Да.

— Все время?

— Конечно. Ганнон! Право слово, ты иногда ведешь себя так, как будто ты один работаешь! — Виннар беззлобно рассмеялся, сверкнув белоснежной улыбкой к вящей зависти асессора. — Впрочем, похоже, не ты один так думаешь. Старик хочет поднять одного со второй ступени, как ты помнишь. И первым он предложит тебе. Думаю, он сказал мне об этом, чтобы я прощупал почву.

— Я… не приму эту честь, ты же знаешь. — Ганнон замотал головой, представив себе, как рушится тот мир, что он выстраивал для себя долгие годы.

— Твой страх… — начал было Виннар. Он точно захмелел: дела Братства не стоило обсуждать в городе. К тому же они не единожды спорили об этом раньше, всякий раз оставаясь каждый при своем мнении.

— Вполне обоснован, — отрезал Ганнон. — Мы оба видели…

— Знаешь, некоторые говорят, что это лишь спектакль. Неудачников отправляют в Колонии с разумом деревенского дурачка.

— Некоторые? Из толпы? — усмехнулся Ганнон: посвященных было раз два и обчелся.

— Стражи покоев старика, — с улыбкой пояснил капитан, а в ответ на изумленный взгляд друга добавил: — Я тоже был в шоке. Но, да, они иногда говорят.

— Да, со мной тоже недавно говорили, жуть. Но все равно – чушь… — Ганнон помотал головой, сбрасывая морок. — Сказки, чтобы отогнать страх.

— Думаю, ты прав. Не все подводят хозяина при попытке возвыситься. Кто-то встречает более… типичную участь. — Погрустневший капитан поболтал вино на дне кубка и разом допил. — Просто так старик ничего не дарит…

Ганнон уже не слышал последних слов: его мысли занимала судьба тех, кто все же смог освоить искусство Братства. Лишь немногие доходят до второй ступени, но почти никто – до третьей. Он сжал пальцы левой руки, вспомнив о кольце, что лежало в сундуке под вторым дном. Его жест не ускользнул от внимания Виннара — тот положил правую руку на плечо друга и сказал:

— Ганнон, ты же знаешь: чего я не могу выносить, так это видеть, как просирают талант. Тебя выбрали, но это повод для радости, а не страха. И не думай, что я откажусь быть следующим, если ты сдрейфишь. Меня не остановит гордость. А еще один шанс тебе может и не выпасть.

— Пусть так и будет. — Ганнон мягко снял руку друга со своего плеча. — Для меня будет честью служить под твоим началом.

«Если ты пройдешь возвышение, — мрачно подумал юноша, глядя на сиреневую кайму над горизонтом. — Но отговаривать Виннара – занятие еще более безнадежное, чем плыть в Шторм».

Верх пера в руках Ганнона казался неподвижным, но острый кончик так и мелькал, с невероятной скоростью выводя аккуратные символы на небольшом пергаменте. Рядом лежал футляр, в котором предстояло отнести доклад Коулу: юноша сомневался, нужно ли это после разговора, но решил не рисковать. Разум без усилий переводил слова в знаки шифра — годы практики давали свое. А вот выводы давались с трудом: хотелось написать больше, показать, что он годится на что-то и без кольца. Возвышение всегда было добровольным, без желания его просто невозможно было провести. Но Ганнон слишком хорошо знал, как человеком можно манипулировать: через посулы, угрозы, стыд или чувство верности. Наверняка ключик есть и к нему.

На пергаменте оставалось место для последнего квадрата: символы шифра следовало записывать по спирали – снаружи вовнутрь. Поэтому весь «абзац» следовало продумывать заранее. Погрузившись глубоко в свои размышления, юноша в последний миг успел поймать каплю чернил, чуть не упавшую на лист. Вздохнув, он аккуратно отодвинул пергамент и убрал перо в чернильницу. Асессор пытался ухватить мысль и составить внятный текст, но раз за разом образ ускользал, оставляя за собой только ноющую пустоту в голове. Тонкие линии символов на пергаменте высыхали на глазах, дождавшись пока последние перестанут поблескивать в свете свечи, Ганнон свернул пергамент и убрал до поры в футляр. Ложные Мученики… природа их ереси могла бы дать подсказку.

В прошлый раз он приходил в Замковую Обитель к Прелату, рассчитывая как можно быстрее ее покинуть. Теперь же придется задержаться подольше. Без особой надежды Ганнон проверил покои Боннара: они все так же были заперты снаружи, на замке начинала скапливаться пыль. Строения обители, где за счет казны Гамилькаров жили и трудились жрецы всех богов, окружали небольшой сад с фонтаном в центре. Вспомнив рассказы монаха, Ганнон проследил за скрытыми под землей трубами вплоть до массивных внутренних стен, в которые был встроен резервуар для сбора дождевой воды, теперь питающий фонтан.

Обритые послушницы и послушники деловито сновали через сад от одного строения к другому: мелькали синие, зеленые, бурые и бледно-желтые одеяния. Попадались и служители Ихариона в белом, ведь только их Братству было дозволено изучать Старшие Книги. Впрочем, здесь их было не в пример меньше, чем в любом другом храме. Королевский род поддерживал жизнь в увядающих культах, создавая противовес Красному Городу, но не нарушал при этом ни единого слова писания.

«Благочестие и дерзость, — Ганнон вспомнил рассказы старого монаха о церковных максимах, — две опоры из трех, необходимых для ереси». Благочестие не могло составлять ересь, как одна из двух опор. Третьей и последней могло стать отклонение от догмы, но чистота исследований блюлась строго, и все они были доступны для проверки, что наверняка не могло не злить Больший Круг Ихариона.

Приблизившись к слугам Вортана, что возились с фонтаном, Ганнон поинтересовался, где находится брат Боннар. Вместо ответа они промямлили что-то неразборчивое и углубились в работу. Это повторилось несколько раз, вызывая все большую тревогу: кто-то пожимал плечами, другие молча уходили, кто-то шарахался от него, как от чумного. Юноша мрачно расхаживал по саду, наблюдая, как люди огибают его, едва завидев, словно косяки рыбы при появлении хищника. Вскоре его внимание привлекла фигура в белом с диковинной хромой походкой. Завидев Ганнона, идущего следом, служка узнал асессора и ускорил шаг. Хромающий на обе ноги помощник Прелата не мог далеко уйти, бесплодные попытки вызывали чувство сострадания, но дело было важнее.