— Что ж, выше Крепости нашей? — почти обиженно спросил хозяин.

— Да.

— И выше маяка?!

Ганнон кивнул и грустно пожал плечами. Аторец, что-то бормоча и покачивая головой, потянулся к амфоре, чтобы налить еще.

— Хозяин, подожди! — окликнул его Ганнон, огляделся по сторонам и взял небольшую бутыль, первой попавшуюся под руку. — Попотчевал, и хватит, не могу же я весь лучший эль выпить. Давай другого, попроще.

— Этот… я бы тебе не советовал, — с сомнением сказал Аторец, поглядывая на стаканы, стоявшие на ящике возле фигурки.

Ганнон осторожно принюхался, ожидая худшего, но аромат оказался на удивление приятным: слабые нотки кислого зерна и брухта терялись на фоне сладковатого запаха, он никак не мог определить, чего именно... Как будто смешались все известные ему ароматы цветов и фруктов. Ганнон уверенной рукой протянул амфору хозяину. Тот, смерив глазами ящик, посмотрел на юношу и прищурился:

— Гость просит?

— Да. — Ганнон все еще держал сосуд на вытянутой руке.

— Тогда Адисса не велит отказывать. — Хозяин плеснул по небольшой порции в каждую кружку. Не успел он притронуться, как Ганнон уже осушил свою.

Юноша ощутил подъем, сердце забилось быстрее, пульс отдавался в висках, глазах и в пальцах, а потом наступило… Нет, не расслабление – ясность ума и спокойствие. Нужно было уходить, он слишком задержался. Скоро местные устанут ждать, пока их вожак играет с добычей.

— Хозяин, боги в помощь, — сказал Ганнон, поставив кружку обратно на ящик рядом со второй, нетронутой, и положил палец на голову фигурки. Аторец водрузил свою руку сверху, не давая юноше убрать его пальцы.

— Да что ты так торопишься? Не рассказал же еще ничего… А Ступени? А жрецов черных видал в Красном Городе?

— Хватит! Мне нужно в город! — твердо произнес Ганнон, и собственный голос гулко отозвался в его голове, а виски запульсировали болью. Аторец отпустил руку и секунд пять таращился на юношу стеклянными глазами. Потом он несколько раз моргнул и проговорил:

— Дай хоть провожу, чтобы сброд наш к тебе не пристал.

Остаток пути береговой провел молча, он шагал слева и немного впереди, то и дело потряхивая головой. Местные провожали пару подозрительными взглядами, но приближаться не рисковали. Когда они дошли до вырубленной в скале каменной лестницы, что вела к площадке перед воротами, Аторец немного пришел в себя. Он огляделся по сторонам и немного смущенно проговорил:

— Ну, так ты это… землякам-то поможешь? Вон сколько добра у тебя из путешествия, ты ж видишь, мы небогатые. Отсыпь чего у тебя там.

Юноша вздохнул и с усилием подвинул сумку, дав спутнику посмотреть. Аторец глянул, затем уставился на Ганнона ошалевшими глазами и приложил палец ко лбу, сотворив охранный жест от нечистой силы. Не произнеся больше ни слова, береговой бандит повернулся и почти что бегом отправился восвояси.

На середине подъема с небольшой площадки открывался прекрасный вид на морской простор. Там Ганнон остановился и всмотрелся вдаль, на север. Говорили, что в хорошую погоду можно было заметить Атор, как точку на горизонте. Остров разглядеть не удавалось, зато было отчетливо видно сиреневую кайму над горизонтом – Вечный Шторм. Юноша снял плащ и вывернул его наизнанку: на спине был пришит небольшой, похожий на курумовую монету, жетон с отверстием в центре. Ганнон разрезал нитки кинжалом, оделся и продолжил путь, держа черный блестящий знак в руке. Оставалось одолеть около пятидесяти ступеней.

Увидев запыхавшегося от подъема странника, стражник разбудил напарника. Тот стоял, опершись спиной о стену, держась за копье и прижавшись щетинистой щекой к древку. Он поправил шлем и проморгался, пытаясь получше разглядеть редкого у этих ворот гостя.

— Ты от Аторца или Венноны? — неуверенно спросил первый стражник, глядя на увесистую сумку Ганнона.

«Придется их разочаровать», — подумал юноша и молча протянул караульному жетон с королевским гербом, таким же, как на плащах стражи: с Крылатым Волком Избранников.

Часовые молча расступились. Первый с любопытством оглядывал асессора, а у его напарника сон явно выветрился — он вспотел и нервно теребил древко копья. Пройдя несколько шагов и скрывшись за воротами, Ганнон расслышал обрывки тихого, но яростного спора:

— Тих… ты… ссор… да плевать ему… дороги…

***

Ганнон свернул в проулок между невысокими деревянными домами, и голоса стражников окончательно затихли. Трущобы были зажаты западной крепостной стеной и громадами зерновых складов, что спускались к бухте, в которой находился порт. Тут и там встречались жители пляжа, что-то обсуждавшие с местными. При приближении незнакомца они замолкали и провожали путника не самыми добрыми взглядами. Знали бы эти береговые, кто его сопровождал до ворот. Асессор усмехнулся, припомнив, как глава этих головорезов – Аторец – таращился на его груз, и снова поправил тяжелую сумку на плече.

Юноша продолжал свой путь вдоль внешних стен складов из грубого серого камня, которые изгибались, повторяя очертания воды за ними. Справа были видны струйки дыма, а вскоре показались и дома ремесленников, чей квартал прилегал к Красному рынку. Дорога проходила мимо кузницы, где угрюмый мужчина в кожаном фартуке с мрачной решимостью бил молотом по наковальне. Несмотря на поздний час, он неутомимо продолжал работу, рядом с ним вертелся подмастерье, едва поспевавший за хозяином. Парень был похож на Ганнона: смуглая кожа и черные волосы, но глаза были ярко-голубые – настоящий неардо.

Плотник, уже успевший прибраться в рабочем дворике, молча смотрел в землю: шел тяжелый разговор. Стоявший напротив житель трущоб был одет настолько ярко и безвкусно, насколько мог быть способен лишь человек, который вырос в нищете и быстро разбогател. Разъеденным солью пальцем в золотом перстне с рубином он тыкал в грудь мастерового, придавая вес своим словам. Из окна дома за сценой украдкой наблюдала молодая девушка.

Вскоре справа открылось широкое пространство: Тропа Легионера, проходившая насквозь через Красный рынок, упиралась в склады. Протискиваясь мимо повозок и посмотрев направо, Ганнон увидел вдалеке Зерновые ворота и пестрые прилавки рынка.

В хранилища, что стояли по ту сторону Великой Дороги, загружали проданные на Красном рынке товары, которым предстояло отправиться в Колонии. Почувствовав зловоние, Ганнон ускорил шаг, чтобы быстрее миновать сливные люки канализации. Он никогда не понимал восхищения Боннара этими сточными канавами, но старый трудяга всегда был увлечен потоками и трубами. Больше, чем любым другим ремеслом, угодным Вортану.

Впереди замаячила высокая желтая шапка. Ганнону, оказавшемуся позади судьи и его свиты, пришлось замедлить шаг. Это раздражало, но делать было нечего. В своем громоздком желто-синем одеянии судья шел мучительно неспешно, важно уперев руки в бока. Головы его не было видно: из-за высокого воротника выглядывала только шапка.

Когда дорога стала достаточно широкой, Ганнон аккуратно обогнул процессию вельможи на почтительном расстоянии. Путь шел в гору на внутренний рынок, с которого открывался прекрасный вид на север: обе гавани были как на ладони.

Сам порт заслуженно считался величайшим современным творением в известных землях. Рукотворный мол защищал гавань от штормов и атак с моря. Используя несколько мелких скалистых островов для постройки башен и насыпи – для стен, удалось огородить огромный участок моря от волн. В этом прямоугольнике торговые корабли дожидались своей очереди на вход во внутренний порт, который представлял собой широкое кольцо: почти идеальный круг морской воды с искусственным островом в центре. Заплывая туда, корабли двигались против часовой стрелки, занимая первый свободный причал. На острове находились королевские писцы и преторы, взымавшие налоги и проверявшие грузы.

Высокие башни стерегли вход из моря во внешнюю гавань, такие же стояли между внутренней и внешней. Огромные цепи выходили из оснований башен и погружались под воду. Натянутые, они надежно блокировали морской вход в город. В это время года кораблей было пока что не так много, и внешняя гавань была пуста: всем хватало места во внутренней.