Дорога к замку заняла немалое время. Усталость от наряда давала о себе знать. У входа, помимо стражи, было три фигуры в сером. Значит, не показалось. Подойдя ближе, юноша распознал брата Второго Круга, Тризара. Вторым оказался Саур – тот церковник, которого Ганнон не пустил с собой к культисту. Третий был судье незнаком.

Все трое направились навстречу юноше, обогнав стражника у ворот, успевшего вовремя остановиться со свертком в руках. Тризар был мрачнее обычного, а его первый помощник смотрел на Ганнона с нескрываемой ненавистью. Юноша заметил, что с его пальца исчезло золотое кольцо, красовавшееся теперь на руке незнакомого прислужника.

— Что вы сделали? — уперев взгляд в Ганнона, спросил Тризар. Его голос был тихим, но подрагивающие мускулы на лице выдавали ярость. Ганнон собрал все самообладание и постарался ответить спокойно:

— Я пытался поговорить с вашим пленником, но он ничего мне…

— Ты еще смеешь… — взорвался Саур, рванувшись в сторону юноши, но Тризар поднял руку, преградив ему путь.

— Прошу за мной, — все так же тихо проговорил дознаватель. Он повернулся, не опуская руки, как бы приглашая пройти.

Вчетвером они направились в замок мимо белого, как мел, стражника. Оказавшись близко к бедняге, Ганнон указал на сверток и прошептал:

— Доставь вино в новые покои. Надеюсь, мне оно еще понадобится.

***

Ганнон следовал за Тризаром, спиной чувствуя пристальные взгляды его людей. Похоже, дознаватель вел его в темницу к своему пленнику. Что ж, может он и не вспомнил верный закон, когда заполнял книгу, но право точно имел. Церковник был слишком серьезен. Что могло случиться? Спускаясь в темноту, на первом уровне подземелья юноша увидел пустой стол и запертую дверь, этот вид заставил его улыбнуться.

На уровне, занятом Серыми, мало что поменялось, кроме настроения присутствовавших там людей – оно стало еще мрачнее. Приход хозяина отозвался на лицах церковников стыдом, а его спутника – гневом. Тризар прошел вперед и скрылся за дверью, а Ганнону преградили путь двое людей дознавателя. Они молчали, лица были непроницаемы. Выждав с полминуты, мужчины расступились и пригласили юношу пройти вслед за их хозяином. С двумя конвойными за спиной Ганнон осторожно шел по коридору к клетке единственного на всем этаже пленника.

Вот только клетка эта оказалась открыта. Рядом с ней на деревянной койке лежало неподвижное скрюченное тело. Будто коряга на столе плотника, оно опиралось на поверхность кровати своими изгибами. Кожа культиста была молочно-белой, на ней ярко выделялись неестественно темные вены. Губы несчастного посинели, от них мелкой паутиной расходилась сеть сосудов того же цвета. Глаза… глаза были абсолютно черными, их можно было бы принять за пустые провалы, если бы не отвратительный влажный блеск на их поверхности. Темнота в них заворожила Ганнона, он наклонялся все ближе, скривив рот, пока не ощутил, как шапка начала соскальзывать со вспотевшей головы. Он едва успел поймать головной убор, после чего резко выпрямился и сделал пару шагов прочь от окоченевшего тела.

Из темноты сбоку выступил дознаватель. Он пристально изучал лицо Ганнона и, похоже, делал это из тени с самого начала. Тризар склонил голову набок и после нескольких секунд произнес:

— Это был не ты.

Ганнон лишь покачал головой. Он все продолжал осматривать изломанное тело демонопоклонника.

— И видишь ты такое впервые, — тихий голос дознавателя почти шептал.

— Он… он мертв? — наконец смог выдавить Ганнон.

— Не совсем, — протянул Тризар с ноткой мрачного веселья в голосе. — Я надеялся, что о его состоянии расскажешь ты. Но эта надежда не оправдалась. Он теплый, но пульса почти нет. Суставы неподвижны, дыхание заметить не удалось. — Церковник перечислял факты, будто ученый, предвкушающий грядущую работу с ними. — Может, твой хозяин знает больше?

— Он сейчас…

— Да, вот именно. И время совпадает. — Тризар тяжело опустился на табурет и жестом пригласил Ганнона последовать его примеру. — А ведь почти удалось… — Он закрыл ладонями лицо и опустил голову.

— Его сломали пытки?

— Пытки – нет, этим его оказалось не взять. Хоть мы и старались, — хмыкнул дознаватель. — Ключ был в его вере.

— Ее удалось поколебать? — Юноша с любопытством оглядывал церковника. Было трудно представить, как он смог вразумить этого фанатика.

— Нет, такое упорство в грехе трудно поколебать. Но можно направить против самого себя. Саморазрушение их максима. Он был готов поверить, что его собратья предали свою нечестивую церковь, что они вовсе не «добрые» слуги демонов. — От этих слов среди людей Тризара послышались перешептывания, но они быстро стихли. — Культист мог захотеть использовать нас против них.

— У вас остались записи того, что он говорил? — осторожно спросил Ганнон: запретное знание манило. Подкрепляя свою просьбу жестом, юноша протянул руку ладонью вверх. В темноте блеснуло кольцо.

— Что ж, почитай, раз уж имеешь право, — мрачно ответил дознаватель. В этот раз ему пришлось пресечь ропот своих людей взмахом руки. — Хотя о природе своих прав тебе следует разузнать получше, — заметил Тризар. Ганнон услышал громкий долгий выдох, проследив за звуком, он увидел вперившиеся в него глаза того, кто и заставил его писать о своих привилегиях в книге. — Но хочу рассказать тебе о своих, может, это придаст тебе смирения, посланник Видевшего дома. Тебе известно, когда и как возник наш Круг, Второй?

— Тихие холмы, — поежившись Ганнон назвал место великой битвы.

— Именно, — подтвердил Тризар. — Два Видевших дома охраняли остальную страну от ужаса на юге, у моря Гнева. Они владели силой, которую им даровали боги. Но что произошло потом?

— Война, — лаконично ответил судья. Эту историю, почти легенду, знали все. Но говорить о таком не любили.

— Да, обычные гордыня и ревность стали ключом к осквернению одного из домов. Второй дом – Виссарин – не без помощи остальных лордов, но сумел уничтожить врага. Однако это был последний бой, в котором они направляли силу Небесного Отца. Кто-то говорит, что дело в том, что прямая ветвь их дома тогда прервалась, но это не так.

— Что же случилось?

— Смертные доказали, что им нельзя давать силу по праву рождения, — продолжил Тризар. — Ее следует заслужить. Смирением и самоотречением. Тогда право судить окончательно передали жрецам. И тогда же в некоторых из нас стала просыпаться сила нашего Отца. Те, кто отправили тебя сюда, могут называть себя Избранниками, но это – лишь титул. И настойчивые расспросы королевы о наших ритуалах подтверждают, что они и сами это понимают, пусть старые легенды о силе и питают их гордыню. — Эти слова церковника едва не заставили юношу вздрогнуть. Он ведь и сам пытался найти в упомянутых преданиях ответы о природе силы: Коула и его собственной. Дознаватель же продолжал: — А вот твой хозяин… Помни, даже если в Преисподнюю тебя заведет он, это только твоя душа, и думать о ней – только твой долг.

— Даже если при этом я спасу других? — Ганнон вспомнил другой опустевший этаж, где до того держали Боннара.

— Будь осторожен: вместе с высокомерием такой путь может привести в ересь. — С этими словами Тризар подошел к своему пленнику – или теперь уже подопечному – и продолжил осмотр. Он жестом показал, что разговор окончен.

На прощание Саур, потирая след от кольца на мизинце, шепотом проговорил Ганнону:

— Хозяин может и не увидел в тебе зла. Но я бы с удовольствием очистил мир. И пусть он или Отец наш покарает меня потом, но дело будет сделано.

Поднимаясь по темной лестнице, Ганнон размышлял о своих делах, спасении Боннара, о словах Тризара и его подручного. В какой момент Леорик, готовый на сделку с демонопоклонниками, перестал быть благонамеренным человеком? Заметил ли он свое падение? «Смогу ли я заметить свое?» — думал Ганнон, продолжая путь в громоздком судейском одеянии.

***

Встреча с другим слугой Ихариона разительно отличалась от первой. Одеяние Прелата своей массивностью не уступало судейскому. Он встретил и поприветствовал Ганнона без задержек и опозданий, но уже сидя. Пока Ганнон неуклюже пытался уместиться в тесное кресло, укладывая слои ткани, царила неловкая тишина. Было похоже, что Прелат наслаждался этой сценой. Наверняка заранее позаботился о таком узком сидении.