Ссадаши не хотел сражаться, драться, рвать противника когтями и зубами. Он хотел искать, но за ним следовали наёмники. Парочка вроде. Ссадаши даже особо не вслушивался. Не хотел. Не было это важным.

Дейна могла выйти в музейное крыло. Прямо в огонь.

Дейна могла упасть в пруд с касимийскими щуками. И поделом бы!

Дейна могла выйти на дне реки.

Дейна могла…

Самые страшные мысли наконец прорвались и заполонили голову.

Почти не видя ничего перед собой, Ссадаши ворвался в часовню и захлопнул за собой тяжёлую дверь. Брякнул засов, снаружи кто-то долбанулся в створку. На миг Ссадаши замер, ослеплённый сиянием десятков светильников. Из ночи, освещённой пламенем хаоса, он вдруг оказался в мягкой храмовой тишине.

Вот бы Дейна оказалась в таком месте.

Дейна, Дейна, Дейна… все мысли о Дейне.

Она ведь не сможет сама вернуться. Её нужно искать. О его потерянная девочка.

Ссадаши ощутил, что его опять ведёт в сторону, и судорожно ухватился за спинку скамейки. В правую ладонь больно впился ребристый край веера. А ведь он так бесился, когда Дейна подала эту побрякушку вместо своей руки. Наг медленно раскрыл мокрый потемневший веер, будто тот мог ответить, где сейчас его прежняя хозяйка.

И на его поверхности действительно были буквы.

Ссадаши глазам своим не поверил и бросился к ближайшему светильнику, судорожно вытирая веер рукавом. И замер, наконец разобрав слова.

«Папа тебя любит». Буквы чёткие, прямые, словно по линейке выведенные. Справа от них тараканами расползались буквы другой надписи.

«Не вешай нос».

Ещё правее затейливо и размашисто завивалось «Не скучай, скоро встретимся». А под ней «Влезешь в неприятности – убью!».

Последнюю, пятую надпись Ссадаши заметил не сразу, но именно она окончательно привела его в чувство и загасила огонь безумия.

«Убью их всех. Не плачь».

Пять надписей, сделанных разными людьми, сейчас полностью залитые кровью. Ссадаши шумно выдохнул, огонёк светильника испуганно дрогнул.

Это что… родные Дейны? Боги, о чём она думала, отдавая его? Ссадаши представил, как когда-то – несколько лет назад – Дейне подарили этот веер. Тёплое напоминание, что её любят. Кто из оставивших послания сейчас жив? Какие из этих надписей оставлены умершими братом, дядей, тётей? «Не скучай, мы скоро встретимся»? Или «Влезешь в неприятности – убью»?

Ссадаши осмотрел веер со всех сторон, но больше надписей не увидел. В груди зудело как от укола тонкой и острой иглой. Захотелось обнять и пожалеть Дейну, которая смотрела на эти фразы и раз за разом переживала свою потерю. Проводила пальцами по буквам, наверняка плакала.

Как пахнут её слёзы? Ссадаши не смог вспомнить, хотя он их видел.

От веера сейчас пахло только кровью.

Дейна росла в семье, которая её любила и не стеснялась эту любовь показывать. Надо же было додуматься написать все эти милые глупости на веере. Может, его подарили Дейне перед первым выходом в свет, чтобы она не так нервничала на первом балу? Смотрела на «Убью их всех. Не плачь» и наполнялась уверенностью. Глядела на «Влезешь в неприятности – убью!» и приободрялась.

Ссадаши не нравилась только «Не скучай, скоро встретимся». Он чувствовал, что человек, написавший её, умер. И встретить Дейну он мог только на том свете.

Но Дейна не могла с ним встретиться… скоро.

Представлять, каково это – оказаться в холодной пустоте, когда ты привык к любви близких, Ссадаши не захотел. Он рос в этой пустоте и любовь обрёл позже. Он не терял её, а получил. Смог увидеть, что его на самом деле окружает не пустота.

«Папа тебя любит».

Ссадаши опустил веки, из-под ресниц смотря на расползающиеся надписи. Колющая боль в груди расползлась неровным жаром, отдающим в сердце странной нежностью.

А ведь Дейна не в пустоте. Просто, как и он когда-то, не видит этого.

И вот он тоже не видел, а сейчас понял.

Ссадаши подполз к алтарю и выдернул курящуюся палочку благовоний. Задумчиво потёр кончик носа и, коварно улыбнувшись, начал выводить на оборотной стороне веера своё послание. Оно получилось длинным, наг извёл на него почти все палочки и потом минуту удовлетворённо рассматривал надпись.

Хорошо-то как. Теперь бы… глаза хищно сузились… найти Дейну и вернуть ей подарок.

Развернувшись, Ссадаши пополз за алтарную часть. Там скрывалась лестница, ведущая, как он помнил, на крышу часовни. Уже миновав первый пролёт, наг услышал, как с грохотом выламывается запор, но ему было сейчас совсем не до игр с драками. Наёмники сперва обыскали часовню и только потом сунулись к лестнице, Ссадаши успел проползти половину пути. Когда он добрался до самого верха, враги уже почти наступали ему на хвост. Но он успел откинуть крышку и выползти на купол часовни, а потом и захлопнуть выход.

И почти тут же едва не соскользнул вниз. Цепляясь когтями, Ссадаши добрался до самого верха, обвился вокруг островерхой кровли хвостом и схватился за шпиль. Над головой яростно трепыхнулось на ветру белое знамя, оскалившееся жуткой мордой любви.

Так, если Дейну вынесло во дворец, то где она может быть? Ссадаши хищно осмотрелся, больше полагаясь на интуицию, чем на глаза. Дворец горел огнями, но не вызывал никакого интереса. Музейное крыло пылало, сполохи отчаянно плясали в стёклах оранжереи. За дворцовым стенами взвыл очередной дракон-огнеборец, и ещё два крылатых силуэта перечеркнули волчий месяц. Ссадаши развернулся и уставился на скрытый во тьме парк.

Не покидало ощущение, что Дейна всё-таки где-то рядом. Затаилась и ждёт возможности себя проявить. И…

Часовня содрогнулась от фундамента до шпиля. Раздался ужасающий хруст, треск и оглушающий звон бьющегося стекла. Толчок, будто из-под земли что-то рвалось. Ещё один, и звону бьющегося стекла вторил визг.

Мрачный Ссадаши не торопился поворачиваться.

– Почему мне кажется, что я знаю, что увижу?

– Вот она, императорская власть! – ядовито шипел паттер Иоргон, торопливо шагая к западным воротам в сопровождении двух охранников и сына.

Они вернулись в гостевое крыло совсем ненадолго. Оделись, взяли самые необходимые вещи и теперь торопились убраться из дворца.

– Митрески ослабли! Никогда ранее при дворе не было такого бардака. Слышал? – паттер обратился к сыну. – Кто-то посмел обвинить императора во лжи, а он позволил услышать это всем! Наши предки допустили ошибку, войдя в Давриданию. Как мы, чистокровный народ, могли связать свою судьбу с этими смесками? – оборотень презрительно скривился.

Пасс Идан молча следовал за отцом, кутаясь в длинный плащ.

– Если он не может обеспечить безопасность в собственном дворце, то как мы, народы Давридании, может чувствовать себя в безопасности под его рукой? Да-да, как мы можем?! – паттер, казалось, рассуждал вслух, будто бы репетировал будущую речь. Ещё и злорадно посмеивался.

Несмотря на показное недовольство, паттер был в хорошем расположении духа. Мог ли он надеяться, что император так удачно подставится? Не мог. Зато может воспользоваться этой удачей.

Из радостных мыслей его выдернул истошный крик, а затем и оборванный возглас:

– Нападе…

Он почти слился с резким и пронзительным свистом лезвия, закончившимся сочным вжихом и двойным вскриком за его спиной. Паттер резко обернулся и замер, уставившись на сына. Тот стоял рядом с дёргающимися телами охранников, по гортаням которых стремительно расползались тёмные пятна. Из-под плаща Идана с обеих сторон выглядывали запачканные лезвия мечей. Паттер столкнулся со светящимся взглядом сына и невольно отшатнулся.

Повисла тишина, но отец и сын так смотрели друг на друга, словно между ними шёл яростный разговор.

– Ты не посмеешь, – сквозь зубы процедил паттер. – Я твой отец. Не посмеешь поднять руку на меня.

Идан неторопливо вытянул правую руку из-под плаща. Взгляд паттера скользнул и задержался на рукоятке в виде орлиных голов. Характерная особенность оружия воинов Харшнее.