В числе последних зал покидали пышущие жаром и холодом варлийцы. Под их лапами ломались дворцовые плиты, звери сердились, и Лесавий мухой метался между ними, пытаясь умилостивить и успокоить.

– Папа, не трогай колонну, – обхватив отца за толстую шею, княжич оттягивал его к выходу из зала. Тот цеплялся зубами за всё, что попадалось на пути.

Другие варлийцы тоже с вожделением смотрели на прекрасный гранит, из которого получилось бы замечательное гнездо, но ослушаться княжича не могли: инстинкты заставляли их уважать приказ самца более рогатого, чем они сами. Но вот князь был более богат рогами, чем сын, и Лесавию приходилось с ним несладко.

– Матери жаловаться буду, – бесстыдно использовал запрещённый приём княжич.

Папа обиженно ревел, но оставлял попытки перегрызть колонну и недовольно топал к выходу.

Туманники тоже задержались и дымными щупами выпихивали из зала тех, кто либо слишком перепугался, либо потерял связь с разумом в зверином облике. Сепуш Хауриц вместе с бледной, но старающейся не показывать своего страха дочерью стоял рядом с группой нагов и предлагал:

– Давайте я его туманом вытащу. Туману ничего не будет, если наагасах его покусает или поцарапает.

– Давайте, – решил за всех император. – Дерри, я что сказал? Живо отсюда!

– Но папа…

– И выводок свой забери! Виконт, будьте любезны…

Ронт понял императора и, подхватив принцессу и Неру под локти, повлёк их к выходу. Но её высочество оказалась неожиданно сильна и вырвалась.

– Я никуда не пойду!

Раашир уставился на дочь с яростью и отчаянием. Но виконт проявил смекалку и, схватив Иллеру за руку, потащил её и Неру к выходу.

– Госпожа! – закричала Иллера, Саная метнулась туда-сюда, не зная, за кем ей следовать.

– Вы… ты… – Дерри тоже метнулась и, разъярённо топнув ножкой, побежала за виконтом, укравшим её свиту.

По залу прокатилось жуткое утробное шипение, а ему вторило торопливое и жалостливое:

– Шаш, милый, болит что-то? Где?

Наагасах так и не смог подняться с пола. И не позволил никому себе помочь. Руки и хвост его по-прежнему подводили. Лаодония силилась его приподнять, но сейчас, когда муж был столь беспомощен, стало особенно заметно, какая она маленькая и хрупкая. Она сидела рядом с ним на полу и крепко-крепко обнимала, прижимала к груди. Шаш тоже стискивал её в объятиях, когтистые пальцы сжимались и разжимались на её спине, а голова нага лежала на узеньком плече. Стоило кому-то пошевелиться, наагасах распахивал жуткие чёрные глаза и начинал угрожающе рычать или шипеть. Хвост яростно ходил по полу из стороны в сторону, словно дикий кот выражал своё недовольство.

Пока никто не шевелился, выглядел Шаш очень трогательно. Он прижимался к жене, обнимал её дрожащими слабеющими руками и, как птенец за едой, тянулся за её поцелуями. Лаодония щедро целовала всё его лицо, голову, уши и шею, гладила, шептала нежные успокаивающие слова. Но если кто-то смел пошевелиться, то наагасах превращался в раненое чудовище – слабое, но готовое унести с собой пару-тройку жизней. А так как он был очень ядовит, такой исход вполне можно было ожидать. Дедушку Вааша он уже успел поцарапать, а дяде Ссадаши прокусил рукав. Они бы его, конечно, всё равно скрутили и выволокли из зала, но Лаодония была категорически против, чтобы с её мужем так обращались. Он же такой беззащитный!

– Я сама его вытащу! – упрямо заявила наагасахиа и, подхватив мужа под мышки, в очередной раз попыталась подняться.

– Да он весит в несколько раз больше тебя! – недовольно проворчал Вааш.

– Где Лилашея носит?! – бесился Ссадаши.

Увидев, что к нему и – главное! – к жене подбираются туманные щупы, Шаш пришёл в такое бешенство, что все поспешно отскочили-отползли от взвившегося нага.

– Не трогайте его! – голубые глаза Лаодонии вспыхнули яростью. – Он переживает, не мучайте его.

Ярость придала ей сил, и она всё же встала и даже протащила мужа к выходу пару шагов. Все окружающие их мужчины почувствовали стыд, смотря, как маленькая хрупкая женщина на их глазах тянет обессиленного мужа к выходу.

– Так, хватит тетешкаться, – решил Вааш. – Господин Сепуш, хватайте обоих и к Тём… в коридор их. Лаодония, мордой в сиськи его вожми, пусть отвлечётся. Да не целуй ты его, он сейчас ядовит!

– Он же хочет, – жалостливо протянула женщина, но послушно прижала мужа лицом к своей груди.

Когда туманные щупы аккуратно подхватили его под хвостом и под боком, Шаш дёрнулся, но Лаодония сильнее прижала его к себе и звонко чмокнула в ухо. Господин Сепуш вынес их обоих в коридор в считанные секунды и уложил между двумя колоннами недалеко от Делилониса и от кутающейся в одежды Амарлиши.

Шаш совсем обмяк и попытался обвиться вокруг жены хвостом.

– Я здесь! Здесь! – по коридору торопливо полз Лилашей. – Кому противоядие?

– Мне-мне-мне! – вскинулась Лаодония.

– Боги, наагасахиа! – лекарь побледнел от ужаса и едва не навернулся. – Он укусил вас? Сейчас-сейчас…

Приблизившись, он всучил женщине флакончик с противоядием, и Лаодония, решительно выпив его, склонилась и прижалась к губам мужа в глубоком поцелуе. Шаш как раз хотел оскалиться на лекаря, но тут он обмяк, хвост его расслабленно растёкся по полу, и, когда Лаодония отстранилась, наг продолжил лежать и сонно хлопать чёрными глазами. Жена же торопливо развязала его одежды, и Лилашей склонился над печатью, которая чёрной вязью расползалась по боку наагасаха. Пока он осматривал её, Лаодония гладила мужа по груди и животу, отчего Шаш мелко-мелко вздрагивал и взволнованно шевелил хвостом.

– Как себя чувствует моя милая киса? – Ссадаши подполз к Дейне, которая стояла в окружении охранников и трясла головой.

Дейна недовольно на него оскалилась, но взгляд и выражение лица у неё были весьма разумными. Кошку она уже подавила и теперь боролась со звериным раздражением и разочарованием.

– Ну чего там? – Вааш обеспокоенно отирался за спиной лекаря.

– Вроде всё хорошо, – Лилашей внимательно рассматривал узор. – Что здесь произошло?

– Кто-то цирк устроил. Прямо посреди зала печать вспыхнула, и все ипостасные начали перекидываться, – отозвался Дел. – Кроме нагов. За исключением, – он посмотрел на жену, – некоторых нагов.

Ссадаши посмотрел на оставшегося в зале императора и принца Шеидана. Они наседали на какого-то перепуганного мужчину, и наагалей предположил, что это придворный маг. Увы, не тот, которого он искал.

– Наверное, оттого что у нас двуногая ипостась не главная, – пророкотал Вааш. – А у оборотней основные обе.

– А у варлийцев основная – это ящерица, – Ссадаши перевёл взгляд на голых мужчин, которых возглавлял невысокий, но широкий князь Хенесий.

Князь был весь покрыт рыжими волосами, отчего его тело казалось объятым огнём. Наготы он не стеснялся совершенно. Стоял посреди коридора, широко расставив ноги и уперев руки в бока. Сын пытался укутать его ярко-красной занавеской, но отец презрительно отмахивался. Шширар и Арреш одновременно закрыли глаза Дейне.

– Я что, её как юбку подвязывать буду? – морщился князь. – Пусть бабы в них ходят!

Делилонис холодно посмотрел на него.

– И наги, – дипломатично поправился варлиец.

– Я матери пожалуюсь, – зарычал доведённый уже до бешенства Лесавий.

– Ах ты ящерёнок… – возмущённо и в то же время восхищённо протянул отец и позволил затянуть занавесь на своих бёдрах.

– По-моему, всё хорошо, – облегчённо протянул Лилашей. – Скоро начнёт приходить в себя. Наагашех и кот сшиблись лбами, вот ему и поплохело. Сейчас наагашех успокоится, печать работает.

Вааш облегчённо выдохнул, Амарлиша прижалась лбом к плечу мужа.

– Слава богам, – вознёс хвалу не очень-то религиозный Дел.

Лаодония, шепча что-то успокаивающее, завязывала одежды мужа слой за слоем. Сам Шаш лежал с закрытыми глазами, тяжело дышал и, похоже, действительно приходил в себя.

Дел провёл ладонью по лицу, смахивая липкое тревожное воспоминание о рождении Шаша, которое из долгожданной радости обернулось горем и растянулось на двадцать лет тревоги для его родителей и всех близких. Он был единственным из всей семьи Ширрадошарр, у кого проявились в полной мере сразу три сильных крови: наагатинская, наагашехская и скальных котов-оборотней. Все проявленные сущности были слишком сильны, начали подавлять друг друга и стали тяжёлым бременем для не рождённого ещё мальчика. Родился Шаш мёртвым. Лекарь наагашейда Эош едва смог вернуть его к жизни, но новорождённый наагасах был слишком слаб. Нужно было запечатать либо кровь наагашехов, либо кровь оборотней. Но в семье Ширрадошарр наагатинская кровь и кровь наагашехов связаны неразделимо, а запечатать кровь оборотней значило убить проявившегося котёнка. Пришлось очень хитро частично запечатывать наагашехскую кровь. Эошу потребовалось несколько лет, чтобы разобраться с этим. Шаш же рос крайне болезненным ребёнком и был объектом пристального внимания родителей и всех родичей, пока не окреп достаточно, чтобы бурление крови не наносило вред телу.