– Почти супружеское ложе, – умилился Исхедиар, подходя ближе. – Жена, муж и дитя.
До спящих смертных не донёсся ни звук его шагов, ни голос.
Опёршись бедром на тумбочку, Исхедиар улыбнулся и сложил руки на груди, наконец заслужив ответный взгляд. Всё же встал он со стороны Вилены.
– Чего тебе?
Котёнок, почувствовав движение воздуха, недовольно отвернулся и упёрся башкой в скулу садовницы.
– Хотел спросить, как выглядит штучка, которую ты подсунул моим детям. Которая прячет их. А то я залез к змеёнышу, а у него там чего только нет. И у Дейны тоже… есть такое, что у меня теперь появились вопросы.
– Брошь с камнями. Красными, – безэмоционально ответил Ссадашилий.
– Ты что-то не понимаешь?
Резкая перемена темы не смутила духов. Повисла тишина. Исхедиар не прерывал её, Карающему требовалось время, чтобы облечь мысли в слова. Когда-то давно Повелитель пепла тоже не очень хорошо пользовался языком.
– Мне нравится к ней прикасаться, – наконец произнёс Ссадашилий. – Приятно. Но я… – его брови едва уловимо нахмурились, – недоволен… не насыщен… Не понимаю.
– Не удовлетворён? – предположил Исхедиар, оживившись. – Хочется ещё и жажда не затихает?
– Да, – Карающий благодарно опустил ресницы.
– А гениталии теплеют, напрягаются?
– Да, – без стеснения признался дух.
– Жажда плотской близости, – благостно протянул Исхедиар, – самый неуёмный и жадный огонь. Ты давал ей к себе прикасаться? Ниже головы и прямо к плоти?
Ссадашилий отрицательно завозил головой по подушке.
– Я не запрещал. Она не трогает.
– Ну ты немного раскройся, нужно её соблазнить на действие.
– Соблазнить?
Исхедиар аж зажмурился, представив, какое интересное зрелище его ожидает. Ссадашилий был совершенно невинен в делах и отношениях смертных. Как и большинство духов. Правда, старшее поколение, прошедшее ещё Древние войны, было куда осведомлённее, но и консервативнее.
– Я же рассказывал тебе об этих непонятных приличиях. Прикасаться к чужому телу считается неприличным. Допустимо прикасаться только к телу смертных одного с тобой пола или к родственникам. В остальных случаях прикосновение к чужому телу может стать причиной неугасимой жажды, которая приведёт к плотскому единению. Оно очень приятно, то тоже почему-то считается неприличным. Приличия допускают единение только между супругами или любящими.
– Я переступил границы, прикасаясь к ней?
– Не думаю. Если она наорёт на тебя или попытается ударить, значит, преступил.
– А если она преступит, мне на неё наорать и… ударить? – неподвижные глаза расширились.
– Зачем? Приличия не для нас, мы можем не придерживаться их.
Карающий ощутимо расслабился. Причинять боль Вилене – а когда бьют, это больно – он не хотел. Он даже… вроде бы боялся этого. Ссадашилий пока плохо понимал страх и не был уверен. Вилена нежная, слабая, смертная. Причинить ей боль лишь чуть сложнее, чем котёнку.
– Ты понимаешь, что тебе хочется сделать сейчас? – полюбопытствовал Исхедиар.
– Прикоснуться.
– Прикоснись к её губам своими губами. Нежно. Нежно – значит, легко и осторожно. Чтобы не проснулась.
Ссадашилий не пошевелился. Он сомневался, что ему понравится. Но Исхедиар не врал, он верил в то, что говорил. Приподнявшись, дух медленно приблизился к лицу Вилены, подвинул подбородком котёнка и, помешкав, коснулся её губ своими губами. И замер, поражённый и ошеломлённый.
Его кожи коснулось тёплое дыхание, он словно почувствовал вкус смертной жизни. Согревающий и воспламеняющий вкус. Рождённое изо льда тело погорячело, и Ссадашилию захотелось целиком окунуться в это тепло, но он не знал, как это сделать. Едва удержавшись, чтобы не надавить губами сильнее, он резко отстранился и плюхнулся на подушку. Вилена недовольно поморщилась во сне.
– Понравилось? – Исхедиар хитро прищурился.
Вместо ответа Карающий улыбнулся. Уголки губ медленно поднялись вверх и разошлись в стороны в острозубой улыбке. В темноте сощурившиеся глаза казались наполненными влажной теплотой. Волосы подобрались с пола и покрывалом опустились на Вилену.
– Остальное так же приятно? – тихо вопросил Ссадашилий.
– Нет. Приятнее, – добродушно усмехнулся Исхедиар. Всё же улыбка у Карающего была милейшая.
– Ты расскажешь мне?
– Только расскажу. Даже мы, духи, иногда должны соблюдать приличия. Во время единения тел могут присутствовать только двое. Но тебе придётся набраться терпения.
– Я терпелив, – Ссадашилий коснулся губами спинки котёнка. Это было не столь приятно, как касаться губ Вилены, но тоже хорошо.
– И нужно, чтобы она соблазнилась. Раскрывай побольше тела.
– Мне снять всё?
– Нет, всё не нужно. Когда я так делал, Она называла меня извращенцем, – Исхедиар счастливо улыбнулся.
– Ты ходил так перед смертными?
– Только перед Ней. Перед другими показывать сотворённое Родителями я ни разу не захотел.
– Но я слышал, что супруги должны раздеваться друг перед другом, – в ровном голосе Карающего прозвучала озадаченность.
– Где ты это слышал? – изумился Исхедиар.
– Здесь.
Садовницы любили потрещать. Одна из них в следующем месяце должна была выйти замуж и очень переживала из-за первой ночи наедине с супругом.
Исхедиар потрясённо хлопнул глазами.
– Меня незаслуженно называли извращенцем! Я припомню Ей это, когда мы встретимся!
– Ты сделаешь ей больно?
– Что? – Повелитель пепла вскинулся, в воздух взмыли дымные щупы, а в глазах полыхнули россыпи углей. – Больно Ей могут делать только дети, когда выходят из её тела.
– Делать больно не нужно?
Дымные щупы пропали так же резко, как и появились. Исхедиар понял, что Ссадашилий хочет узнать, что ему вообще нужно делать.
– Нет, совсем не нужно.
– Мне нравится это, – Карающий расслабился. – А почему дети причиняют боль?
– Так задумано богами, – пожал плечами Исхедиар. – Смертные души обретают тело через боль. Даже мои дети, хотя они не совсем смертные, приходят в этот мир через боль. Ой, мои младшие такое учудили! – Повелитель пепла оживился. – Потрепали Хехшева̀рра. Он перепутал Дейну с другим моим ребёнком. Почему-то решил, что именно она должна стать его дитём. Как он думает? Если бы она не была моим ребёнком, я бы ни за что не связался с ней.
– Она плохая?
– Дония милая и добрая девочка, – Исхедиар обожал рассказывать о своих детях, – но очень похожа на меня. Я бы с собой-женщиной связываться не стал.
– Но ты связываешься…
– Мне она ребёнок, а ему нет. Если он связывается с ней, он связывается и со мной. Двое меня, понимаешь?
– Двое тебя… – повторил Ссадашилий.
А если появится двое его?
– Как ты создал своих детей? Ты тогда был ещё смертным?
– Уже нет. Я не умел обращаться со своим смертным телом, и оно пришло в негодность через… малое число лет. И я освободился из плена плоти. Дети появились в Её теле сами, через наше единение.
– Смертные?
– Конечно. Они, как и я когда-то, сперва заключены в смертную плоть. Но они мои дети, и в их душах зреет зерно духа. Оно может проклюнуться, а может зреть до следующего перерождения.
– А как оно проклёвывается?
– Ты помнишь, во льдах, где ты жил, цвёл вьюжный цветок? Он цвёл только после страшных метелей, когда корка льда на нём трескалась и он мог пробиться наружу. Чтобы расцвёл дух, плоть должна умереть. И когда плотские оковы спадут, дух сможет пробиться наружу. Но только если сама плоть несильно повреждена. Поломанный цветок цвести не будет. И тогда мои дети становятся такими же, как и я, когда меня заковали в оковы плоти. Дух, прятанный под смертной оболочкой. Окончательно он освобождается только после второго прохождения через смерть плоти.
– Ты достиг уровня бога, – уверенно заявил Ссадашилий. – Ты создаёшь других духов.
– Нет, я их не создаю, – спокойно отмахнулся от титула Исхедиар, – я их только люблю. Любовь даёт плоды. Это закон мира, а не божественная способность. Будешь любить сам, готовься к плодам. И совсем неважно, какими они будут, станут ли духами или захотят из раза в раз перерождаться смертными. Ты всё равно будешь их любить.