— Я никогда не боялась тебя, Шестой. Я не боюсь твоих голосов или твоих демонов. Я знаю, что у тебя на сердце. И ты меня не пугаешь. И никогда не пугал. Когда я протягиваю руку, он вздрагивает, но я все равно протягиваю. Поворачивая его лицо к своему, я смотрю на него снизу вверх.

— Не позволяй этим голосам говорить тебе, что в тебе нет доброты, потому что я видела ее. Я прикоснулась к ней.

— Этот мальчик мертв, Рен. Теперь он еще голоднее. Умирает от голода. Его язык скользит по нижней губе, в то время как его глаза пожирают меня.

— Я не уверен, что у меня такой же контроль, когда дело касается тебя.

— Тогда ты едва сдерживался. Ты также сказал мне, что никогда не позволишь никому или чему-либо причинить мне боль. Включая тебя. И я верю тебе. Я приподнимаюсь на цыпочки, обхватываю ладонями его напряженную челюсть и целую его.

— Это холодное, пустое чувство в твоей груди? Я тоже это чувствую. Не сводя с него глаз, я опускаю руку к его груди.

— Что-то случилось с твоим сердцем, Рис. Я не знаю, смогу ли я это исправить. Но я, черт возьми, собираюсь попытаться.

Его глаза изучают мои, заглядывая сквозь их стеклянную поверхность в самые глубины моей души.

— Когда ты в последний раз была с мужчиной, маленькая птичка?

Я была с несколькими ублюдками, но только одного я бы назвала мужчиной.

— На покрывале из ластении, под луной.

Подергивание его щеки говорит мне, что это доставляет ему удовольствие.

— Я хорошо помню ту ночь. Он наклоняется, закрыв глаза, и целует меня так нежно, что мои колени слабеют, угрожая подогнуться подо мной.

— Я больше не могу тебя ждать. Грубый тон его голоса источает отчаяние, которое вызывает во мне какое-то примитивное желание успокоить его.

Схватив его за жилет, я притягиваю его к своему лицу и наклоняюсь своими губами к его губам, проводя зубами по его нижней губе. Я стаскиваю жилет с его плеч, и кожа падает на землю позади него. Твердые плоскости его мышц, прорезанные глубокими бороздками, притягивают мои ладони к его груди, и твердая форма его грудных мышц скользит под моей кожей, когда я провожу рукой вниз к его животу, который покрывается рябью от моего прикосновения.

Но на его коже есть новые шрамы. Свежие, которые перекрывают крошечные белые линии, которые я уже видела. — Твои шрамы… Я провожу по ним пальцами, отмечая подергивание его мышц, которое говорит о том, что он стал опасаться прикосновений.

Как будто с него хватит, он хватает мою руку, отдергивая ее от своего тела, но я замечаю, как дрожат его руки. Дрожь, которая пробегает по моей коже, и его прерывистое дыхание. Он взвинчен и изо всех сил пытается сдержаться.

— Ты не доверяешь моим рукам на тебе.

— Я не доверяю себе. Это не имеет никакого отношения к твоим рукам. С тех пор как ты вернулась, это все, о чем я могу думать. Он отпускает мою руку и снова поглаживает свой череп взад-вперед. Зажмурив глаза, он сжимает руки в кулаки по обе стороны от головы, его массивные руки привлекают мое внимание.

— Твои руки на мне.

— Ты позволяла кому-нибудь еще прикасаться к тебе?

Его глаза темнеют, когда он смотрит на меня сверху вниз, и так же, как это было когда он был немым, я не могу прочитать его мысли. Возвращение его голоса не изменило тайны того, что скрыто в его сознании.

Я знаю только, что сломленный мальчик все еще наблюдает за происходящим краем глаза. Тот, у кого ярко-голубые глаза и ужасные шрамы, кто просыпается от кошмаров боли и страданий и боится прикосновений. Я хочу укачивать его в своих объятиях, петь ему колыбельные и говорить ему, что я никогда не причиню ему вреда. Но мое сердце тоже изменилось. Оно стало холоднее и непроницаемее, его пустота наполнилась скорее ненавистью, чем любовью. Как бы мне ни хотелось верить, что я способна вытащить его из этих теней, правда в том, что я сама жила в них, подружившись с демонами моего собственного прошлого. Забираю у мужчин так же, как они когда-то забрали у меня.

Кроме Шестого.

— Если ты не прикоснешься ко мне, больше ничего и никогда не будет, — говорю я и поднимаю взгляд, чтобы увидеть что-то новое, мелькнувшее в выражении его лица.

Возможно, знание. Родственное чувство. Или, может быть, это жестокая насмешка над моей болью.

Часть тьмы рассеивается, и он протягивает ко мне руку, на мгновение колеблясь, и большим пальцем вытирает слезу у меня из глаза.

Он убирает от меня свою руку, но я крепко сжимаю его запястье. Наши взгляды сражаются в тишине, в то время как его мышцы напрягаются, сопротивляясь моему прикосновению. Гнев подрывает мою решимость, говоря мне что он просто упрямится, но я знаю что это неправда. Я вижу по его глазам, что он хочет избавиться от монстра, который держит других подальше. Что из-за этого к нему очень долго никто по-настоящему не прикасался. Я хочу подарить ему минуту покоя, в которой он так отчаянно нуждается.

Даже если мое сердце такое же темное и замкнутое, я хочу унять его боль и еще раз доставить ему удовольствие.

Мы остаемся в тупике, ни один из нас даже не моргает.

И он, наконец смягчается.

Напряжение покидает его с шипением сквозь стиснутые зубы, и он позволяет мне притянуть его к себе для поцелуя. Победа разливается по моим венам, слезы текут по моим щекам. Он опускает голову, и я чувствую, как его руки обвиваются вокруг меня, сжимая. Крепче и крепче.

Мое тело приподнимается над землей, и я держусь за него, позволяя ему брать меня так, как он хочет. Рычание вырывается из его горла, переходя в сердечный стон, и я улыбаюсь ему в губы. Это моя Шестерка. Мальчик, которого я любила, облаченный в тело мужчины, чье сердце, возможно, ожесточилось, но оно все еще там. Под слоями холодной стали оно все еще бьется для чего-то.

Он обхватывает мои бедра вокруг своей талии, губы все еще прижаты к моим, и мы вместе падаем, когда он опускается на колени. Сладость ягод и инжира, которую я помню на его губах, уступила место дымному аромату ликера. Его вкус, возможно немного изменился, но эффект от его поцелуев — нет. Моя голова кружится от восторга, и откуда-то доносится девичье хихиканье из прошлых воспоминаний.

Я не понимала, насколько я разрушена, как мало я получала от привязанности других мужчин. Никто другой никогда так не трогал мою душу, не крал частичку меня.

Мое сердце тянется к крошечному кусочку, который я подарила ему много лет назад, и, как будто все это время оно дремало, оно бьется снова. Возбужденный ритм отдается в моих ребрах, перехватывая дыхание.

Зацепив пальцами подол моей рубашки, он поднимает ткань через мою голову, его глаза наслаждаются моей обнаженной грудью, когда я лежу перед ним.

Его большие пальцы проходят по ним, поглаживая дикую пульсацию возбуждения, которая сильно ударяет между моих бедер, где пульсирует боль от потребности, чтобы к ней прикоснулись.

Его руки — рай, а его глаза — родной дом. Я откидываю голову назад, растворяясь в его ласках, мои воспоминания просачиваются, как старые фотографии, падающие мне на колени.

Что-то скручивается у меня в животе, и его ласки подталкивают мои мышцы к тому, чтобы отбросить их. Это говорит мне, что я не заслуживаю такой мягкости и почтения, и что я должна заставить его остановиться.

Но я этого не делаю. Какими бы убедительными ни были эти мысли, я не допущу их с Шестым.

— Я потерял чувства. То, что они делали… Морщины на его лбу углубляются, когда он смотрит на меня сверху вниз.

— Повредил мои нервы. Он поднимает руку, сгибая ее передо мной, и возвращается к ласкам моего соска.

— Я помню твое лицо, когда я прикасался к тебе. Вот так. Ты показала мне, как снова чувствовать. Большинство людей съеживаются под моими руками. Они боятся меня. Но ты? Ты умоляешь меня об этом.

Я хватаю одно из его запястий и подношу к своему лицу, целуя его ладонь.

— Мне понравилось твое прикосновение. Я мечтала об этом спустя годы после того, как потеряла тебя.