“Это невозможно, — сказал он. — это верная смерть”.

Мой сын сказал ему: “Если ты боишься, я уйду сам”.

Второй офицер в конце концов согласился.

Они придумали такой план: они вдвоем пойдут в соседнюю деревню купить еду и оттуда убегут. Через некоторое время они встретили отряд немецких офицеров разведки, которые предложили взять их с собой. Это входило в их план. Но случилось так, что немцы заблудились и вместо того, чтобы уводить беглецов от лагеря, вели их обратно. К счастью, они обнаружили это вовремя и повернули назад.

Как-то раз они попали в дом к еврею, где сняли всю свою одежду и сожгли ее, и им дали другую одежду. После этого их посадили на телегу, накрыли апельсинами и привезли в Петах-Тикву.

С одной стороны, я был рад видеть сына. С другой стороны, я понимал, что он находится в смертельной опасности. Мои беды росли со всех сторон. Мой сын заболел тифом. Вот я, изгнанный из Яффо, скитаюсь по Петах Тикве, без денег, а вот мой сын, дезертир, больной тифом. В это время поступило распоряжение возвращаться, потому что наступали англичане. Тех, кто медлил, связывали и вели как овец. Ко всему, турецкие офицеры искали Бейлиса.

Мой сын наконец выздоровел, но был слаб от последствий болезни. Один еврейский офицер, желая нам помочь, повесил на наш дом, что дом на карантине с тифозным больным внутри. Поскольку турки очень боялись заразить армию тифом, они даже не приближались к нашему дому. Конечно, они не знали, что внутри был я. Потом в город вошли англичане, и мы были спасены от смерти. Я воспользовался моментом и пошел в Яффо, чтобы добыть денег для своей голодающей семьи. С деньгами я вернулся в Петах Тикву, с большими трудностями вызволил оттуда мою семью и привез их в Яффо.

В этот раз со мной произошло чудо. Через несколько часов после того, как я покинул Петах Тикву с семьей, турки вновь захватили город и разрушили до основания мой дом. Не знаю, была ли это случайность или провидение, но если бы я пробыл там еще час, от нас бы ничего не осталось. Турки не только были вообще настроены против евреев, обвиняя их в слишком большой близости с англичанами, они особенно были сердиты на меня.

С приходом англичан все стало гораздо проще. Появилась новая надежда на создание еврейского отечества в Палестине. Мой сын, который так стремился служить в турецкой армии, а потом дезертировал из нее, первым записался в Еврейский легион, который помогал англичанам разгромить турок. Ротшильд обнял его как первого члена Легиона. Командир Легиона полковник Паттерсон был очень к нему привязан. Для него Легион был святым. Он считал, что Легион внес большую лепту в борьбу. Сам он никогда не брал отпуск и не позволял другим это делать. Более того, родители легионеров получали определенную помощь. Он позаботился, чтобы у нас не было проблем с получением пенсии. Моего сына, в конце концов, отправили в Александрию на офицерские курсы.

После войны он продолжал считать, что Легион должен существовать, чтобы защищать интересы евреев. Не было вопроса о том, что он уйдет из Легиона. Он оставался в нем до последнего.

Но я забежал вперед и должен вернуться назад. Когда англичане стали хозяевами, ситуация стала гораздо лучше, и после всех трудностей и лишений я снова начал думать о будущем и надеяться, что люди, которые мне столько наобещали, что-то сделают для меня.

Тем временем мне стало известно, что в 1914 году два человека, один из них Джеймс Саймон из Берлина, основали фонд в 41,000 франков. Деньги предназначались для покупки дома для меня. Кроме этих двоих, никто не дал ни копейки. В то время на эти деньги можно было купить приличный дом. Но куда исчезли эти деньги, мне по сей день неизвестно.

Во время войны от моих денег почти ничего не осталось. Мне выдавали их небольшими суммами, и из-за разницы в курсах я очень много потерял. А дома так и не было.

Когда в Палестину вошли англичане, некий господин Д. Г. посоветовал мне не волноваться о будущем, потому что все закончится хорошо. Он собирался в Париж встретиться с Ротшильдом и все устроить. Пока что он дал мне ссуду в пятьдесят фунтов. По возвращении он рассказал, что встречался с Ротшильдом, и тот распорядился все для меня сделать. В ближайшее время меня должен был посетить представитель барона, и потом все будет улажено.

Сейчас идет 1920 год, прошло восемь лет после моего освобождения из тюрьмы и первого обещания в Киеве. Восемь лет — и ничего не произошло. Тем временем в Палестину приезжали именитые визитеры, среди них член Верховного суда Брандейс. Все они встречались со мной и советовали ждать, не беспокоиться о будущем, уговаривая меня никуда не уезжать, оставаться в Палестине, где мое будущее будет хорошо обеспечено.

Время тоже не стояло на месте. Месяц за месяцем я продолжал ждать. Тем временем в Палестину приехал некий господин Юдковский из Парижа. Он рассказал мне, что во время посещения синагоги видел, что идет сбор денег для Бейлиса.

“Почему вы собираете деньги для Бейлиса? Кто дал вам полномочия? Куда деваются деньги? Что происходит? Везде собирают деньги для Бейлиса, а он не имеет средств к существованию. Вы не должны так собирать деньги. Это должно быть на постоянной и правомочной основе”.

Позже Юдковский встретился с господином В, который заверил, что для Бейлиса делается все возможное. Услышав это, Юдковский решил больше не заниматься этим.

Когда ко мне приехал представитель барона, господин Г. сказал: “Расскажите им, что Вам нужно, и все получите”. Я сказал, что хочу только то, что мне пообещали. Мне так долго об этом твердили, что я начал это рассматривать как мое право. Я сказал представителю Ротшильда, что хотел бы получить маленький домик и участок земли.

Через несколько дней я столкнулся с господином Г. и спросил, как продвигаются дела, есть ли перемены в моем положении. Он сказал, что едет в Париж, и если с Ротшильдом не получится, значит, будет кто-то другой.

Я уверен, что Г. искренне пытался мне помочь. Остается вопрос, почему он не довел дело до логического конца и почему меня так долго кормили сказками.

Незадолго до Сан-Ремо (В 1920 г. в Сан-Ремо состоялась историческая конференция в под эгидой Лиги Наций, предоставившая Британии мандат на Палестину) господин Г. отправился в Париж. Я остался без денег. От 41,000 франков ничего не осталось. Другие деньги, которые мне удалось раздобыть, тоже исчезли. Больше никто ничего не давал. Еврейская поселенческая организация держалась на расстоянии. Ситуация становилась безвыходной.

Г. вернулся из поездки летом. Я написал ему и попросил несколько фунтов, чтобы уехать. Для меня было унижением просить денег, но бесконечные обещания довели меня до этого. У меня не было выхода. Он ответил, что я не должен покидать Палестину и что он позаботится о деньгах. В июле он снова уехал в Париж, а я остался с обещаниями. Он вернулся и в декабре снова уехал.

Я начал понимать, что надо как-то приводить дела в порядок. Я стал серьезно думать об отъезде, но куда ехать? Что делать? Дела становились все хуже, и я решил поехать в Нью-Йорк — хотя бы получить там деньги, которые были отложены там для меня несколько лет назад Американским еврейским комитетом. Кроме того, я надеялся найти там заработок.

Было непросто решиться уехать из Палестины. Я не хотел уезжать. Я полюбил эту страну, привязался в еврейской жизни в Тель-Авиве. Я хотел связать своё будущее и будущее моих детей с будущим Палестины. Мне нравился работать на земле, и я хотел посвятить себя земледелию. И мне не хотелось отрывать детей от земли, где они выросли в настоящих евреев.

Кроме того, что мне самому не хотелось уезжать, мой старший сын был категорически против. Когда я сказал ему, что хочу поехать в Америку, он смертельно побледнел. Только после того, как я убедил его в острой необходимости такого шага, он согласился на мой отъезд, но умолял вернуться через три месяца.