Павлов ответил: “Почему вы все сидите? Разве это не ваш свидетель? Делайте что-нибудь”.

В конце концов Голубова вынесли из зала, полумертвого и непригодного к даче показаний. В этот день он не произнес ни слова. Почему он был так напуган, никто не понимал. Угрызения совести? Никто не знал. Возможно, он испугался многочисленных адвокатов, с которыми ему предстояло столкнуться. Его бы допрашивали лучшие юристы России, и он мог не помнить, что говорил Помощнику прокурора. Конечно, если бы он говорил правду, ему нечего было бы бояться. Должен сказать, что отец Голубова был хорошим, уважаемым человеком. Он был профессором Киевского университета и имел благородную репутацию. Когда его однажды спросили, как он мог позволить своему сыну быть замешанным в таких подозрительных делах, он ответил: “Что вы хотите от моего сына? Некоторое время он находился в психиатрической лечебнице в Виннице. Потом, когда он пришел в себя и вернулся домой, поступил в Черную сотню, и они сбили его с пути. Его сделали секретарем “Двуглавого орла”, и он теперь их лидер. Но бедный мальчик сам сбит с пути и неуравновешен. Оставьте его в покое и не упоминайте при мне его имени”.

Отчёт в «Киевской мысли» о 14-м дне процесса (допрос Марголина и его очная ставка с Верой Чеберяк, с портретами Болдырева, Марголина и Веры Чеберяк)

После того, как Голубова вынесли из зала суда в обмороке, был вызван новый свидетель, священник Шайневич. Вот что он показал:

“Недалеко от меня жила дама, которая начала строить для себя большой дом. Однажды к ней пришел маклер еврей и спросил, не нужны ли ей деньги для окончания строительства — он мог дать ей необходимую сумму. Дама сказала, что деньги ей не нужны. Но от еврея было не так легко избавиться. “Не может быть, — сказал он, — что вам не нужны деньги. Сколько бы денег не было у человека, их всегда недостаточно при постройке дома. Я знаю этого из своего опыта”. Дама ему отказала, и он ушел. Через три дня он снова появился и сказал, что ее вызывают свидетельницей по делу Бейлиса и что он может одолжить ей любую сумму. На этот раз дама попросила его прийти на следующий день. Она хотела все обдумать и понять, нужны ли ей деньги. Она пришла ко мне как к священнику и рассказала эту историю. Она спросила моего совета, взять деньги или отказаться. Я сказал ей: “Не имейте дела с евреями. Выгоните его, когда он придет. Не вступайте с ним ни в какие сделки”.

Я видел, что рассказ священника не произвел никакого впечатления на присутствующих. Было понятно, что все это чистая выдумка от начала и до конца. Он не привел имен, у него не было доказательств. Чистая фабрикация о даме, которая строила дом, и об еврее. Вся история была так неуклюже составлена, что никуда не вписывалась. Пока он говорил, публика улыбалась. После этого секретарь суда зачитал показания свидетеля, который сам не мог явиться в суд, и его показания были записаны заранее. Его история была так же плохо составлена, как и предыдущая. Очевидно, это и была причина, почему он не появился в суде.

Вот что он показал: он якобы был вместе со мной в тюрьме. Я уже там находился, когда привели его. Почему его посадили в тюрьму? Он был своего рода адвокатом и представлял “дела” в суд. В связи с одним из его дел из суда исчезли важные протоколы и документы. Подозрение пало на него и секретаря суда, и обоих посадили в тюрьму. Когда его доставили в мою камеру, я его обнял и поцеловал, умоляя помочь мне спастись. Я якобы был его хорошим другом. У меня было в прошлом несколько судебных исков, и он, свидетель, помог мне выбраться из многих тяжелых ситуаций. В данном случае я якобы тоже просил его помочь мне. Я якобы признался ему, что убил Ющинского. Я умолял его помочь мне выбраться из неприятности, в которую попал. Более того, он заявил, что я раскрыл ему все “секреты ритуала”. Я рассказал ему, что ритуальное убийство, кроме всего прочего, требовало участия врача, который знает, в какие тринадцать мест на теле надо нанести ножевые ранения, чтобы получить больше крови. Я якобы сообщил ему имя врача, с которым он должен был связаться и получить от него несколько сот рублей, чтобы “справиться с этим делом”. Кто был этот таинственный свидетель? Вскоре выяснилось, что он сидел в тюрьме за какое-то преступление. Ему грозило осуждение по серьезной статье. В отчаянии он решил, что нашел правильный выход, и написал самому министру юстиции, что у него есть важные показания против Бейлиса, и если его освободят, он все расскажет и и предоставит сильный козырь против Бейлиса. Печально известный министр юстиции Щегловитов легко поддался на эту уловку. Он, очевидно, решил, что это настоящая находка. Человека этого быстро освободили. Министр распорядился, а судебные власти бросились исполнять. Но когда он начал давать “показания”, они были разочарованы. Да, был шанс, что на присяжных произведут впечатление дикие истории, должным образом обработанные, но была также вероятность, что адвокаты разгромят ее при перекрестном допросе. Поэтому его не допустили к появлению в суде.

Конечно, Грузенберг тут же задал вопрос, почему такой важный свидетель не был вызван в суд. Председательствующий ответил, что власти не смогли его найти. Они потеряли его адрес. После этого были зачитаны показания Козаченко. Он тоже напридумывал диких историй, которые не выдерживали критики, и поэтому не решился показаться в суде. Он показал, что пробыл несколько месяцев в одной камере со мной и что мы часто разговаривали об убийстве Андрюши. Поскольку я знал, что его скоро выпустят, я попросил его передать письмо моей жене, а также отравить нескольких свидетелей (обвинения, естественно). Например, фонарщика и некоего сапожника. Я ему якобы сказал, что врач из больницы Зайцева даст ему стрихнин. Я также пообещал ему значительное вознаграждение, которое он должен был получить от “неких евреев”. После прочтения его показаний Грузенберг снова спросил, почему такого важного свидетеля не вызвали в суд. Мы бы хотели услышать все это от самого человека, потому что обвинение в значительной мере базируется на его показаниях. Председательствующий дал тот же ответ: полиция не смогла найти этого свидетеля.

Когда судебный пристав ввел двух цадиков, Эттингера и Ландау, которых якобы видели у меня в доме в халатах и в кипах, закутанных в талиты, в зале суда началось настоящее веселье. Фонарщик Шаховский показал, что в субботу утром до убийства он видел у меня в доме двух цадиков. Власти проверили списки на фабрике и в конторе и нашли имена двух человек — Эттингера и Ландау. Эттингер, очень богатый молодой человек лет 30, бритый, был полностью “европеизирован” и мало походил на еврея. Он был шурином Зайцева. Мадам Зайцева была его сестрой. Сам Эттингер был австрийцем. Он приехал в Киев в гости к сестре. Как еврей иностранец, он не имел права жить в России за “чертой оседлости”. Даже его шурин-миллионер не мог ему в этом помочь. Сам Зайцев жил в самом аристократическом районе Киева, Липках — именно в этом районе его эффектный молодой родственник не имел права жить. По крайней мере, законно он не мог быть вписан в домовую книгу. Капитан полиции в районе, где жил Зайцев, нашел выход, как это делали многие российские полицейские, когда перед ними маячила перспектива вознаграждения. Он зарегистрировал Эттингера в Плоском округе, где евреям можно было проживать. Спал и вообще жил он у Зайцевых. Таким образом, формально закон соблюдался, что было вполне в русском духе. Он также был зарегистрирован на фабрике, но даже не знал толком, где она находится. Он там никогда не был. Более того, что общего с фабрикой было у этого молодого человека, который приехал в Киев развлечься? Изучение процесса обжига кирпича?