Получалось, что “свои” отшибленные из первого и второго сая будут считать Ааламских летунов врагами, а те, пока разберутся в том, кто напал со стороны оборотней, разожгут пламя ненависти.

Энрике, принимавший участие в ночном совете, чуть подался вперёд, поблёскивая глазами и жадно ожидая ответа от Арженти:

— Освободим их?

Но тогда ещё никто не предвидел блокировку купола, поэтому Арженти сослался на план, утверждённый за три дня до этого. Арженти, Грэйг, Анника, Энрике, безумный Рэмирос договорились пока не предпринимать спасательных операций, чтобы всё шло по плану Либериса. Либериса, магия которого Тео ошеломила и заставила отчасти расстроиться.

*****

Итак, Тео понемногу удалялся к менее популярным лавкам, тем самым увеличивая расстояние между собой и привлекающими внимание горожан женскими фигурами в сине-золотой униформе, похожей на академическую, но отличающуюся по цвету. Алазонкам тоже устроили выходной, с королевой осталось пятеро (среди них Айя), больше для соблюдения новых правил и упрочивания статуса новой охранной гвардии.

Вскоре за траекторией перемещений своего мастера алазонки, кажется, перестали следить. В столице затаившийся дух страха заметно сменился радостью после ухода третьего сая. Первыми выдохнули с облегчением лавочники, и яркого мелкого товара на витринах прибавилось в разы. Затем начали менять флаги — со старых, выгоревших от Глаза Алатуса, на новые, с отчётливой серебристой буквой “А” на ярко-васильковом поле. Столица готовилась к принятию гостей и большому кушу, который сможет сорвать любой, кому не лень торговать.

Цены уже понемногу поднимались, но ещё робко, ведь до турнира оставалось полторы недели, а гневить своих, местных, кому хотелось? И местные старались закупиться, насколько позволял кошель и припрятанная для нужного дела кубышка. Какие-то товары в турнирные дни тоже будут перепроданы по тройной цене, но это не беспокоило нынешних постоянных торговцев, ибо своё они никогда не упустят.

Сейчас Тео с удовольствием бы погрузился в эту человеческую, почти новогоднюю, суетящуюся массу, её бытовые мечты и детское ожидание грядущего праздника, ведь ему (совершенно незапланированно!) придётся стать частью эпохального представления и не со зрительских трибун, а с арены. Немного было страшно. Не за себя, а за возможности, которые имеют свойство рассыпаться в прах при одном неловком движении.

Утренние новости заставили пересмотреть всю собранную информацию и, соответственно, планы. Чтобы освободить пятерых алатусов, для начала требовалось их найти. А найти можно было в том числе и проверенным опасным способом.

Тео вспомнил рассказы двух освобождённых, попавших в плен на турнире в разные годы. Победителю обещалась главная награда из рук самого Либериса. Наивные алатусы, желая разделаться с королём-дизалатусом во время передачи приза, призывали к себе магию, забывая о том, что врага нельзя недооценивать. Делали роковые шаги к Либерису — и вдруг каменели. Срабатывал какой-то неизвестный алатусам артефакт. Потом победителей под аплодисменты не подозревающей о подвохе публики торжественно увозили на повозке, а через час обладатели серебряного приза оказывались перед лицом главного либертанского палача — Морканта.

Тео познакомился с ним на аудиенции с Либерисом и не мог не согласиться со описанием Анники и Грэйга: это был действительно отвратительный персонаж. От него ощутимо веяло свирепостью и силой, а также извращённой похотью. Поговаривали, будто частенько из его покоев выносили окровавленные тела девиц и иногда юношей. По той ли причине Моркант взирал на алазонок алчно, недвусмысленно? Девушки заметно подобрались, и Тео услышал, как одна из них шёпотом предложила другим обзавестись сигнальным артефактом, какими пользовались дознаватели. Поэтому, сегодня уходя из дворца, Тео оставил один Айе. Тот, который неделю назад спас её и Иву.

Дознавательский артефакт, позволяющий на расстоянии узнать о непрошенных гостях, Тео выпросил у ректора до отъезда на Остров. Вэйланд-эве спрашивать не стал, зачем Тео “эта занимательная штука”, ибо за минуту до этого ректор предупреждал о возможных интригах камериров, которые будут жить на Острове одновременно с алазонками. Но предупредил — после активации артефакт работал половину суток, значит, “играться” весь месяц не получится.

Ректор не подозревал, что в капсулу с кровью какого-то дракона, по совету Грэйга, Тео нальёт свою, и артефакт заработает “на все двести процентов”, будучи привязанным магией к своему непростому владельцу. Так, на расстоянии в сотни тысяч миль, на северной границе мира Алатуса, Тео почувствовал сигнал — в комнату не вошли, но постучали настойчиво и назвали его по имени.

Дальше всё происходило быстро и громко: Арженти распрощался с Энрике и другими, одним порталом перенёсся на Остров — в нежилую комнату на четвёртом этаже, которую облюбовал заранее, оттуда спустился к своей, заметил открытую дверь в спальню Айи и Ивы — и разбудил остальных алазонок. А пока они одевались, отправился искать пропажу...

Ох, и бедовая эта была принцесса! Энрике предупреждал Арженти, что его сестра даром что носительница огня Алатуса — неукротимая, упрямая. Однако весь огонь Алисии Нинмах Айи Инанны почему-то доставался безродному мастеру, а не серебряному принцу, с которым Алисия встретилась дважды и вела себя, словно школьница с комплексом неполноценности, — кротко соглашаясь на все варианты прогулки, даже если заметно уставала.

Зато пробиралась по ночам к мастеру Тео, и, если он отсутствовал, дожидалась его в кровати, засыпая и согревая простыни своим горячим телом, а потом требовала поцелуев и даже большего, смелея от визита к визиту. Тео каждый раз думал, что ещё немного, и он сорвётся. Он злился, а это ещё сильнее заводило бедовую принцессу. Своей настырностью Алисия напоминала Мэйли, но та хотя бы чувствовала границы, когда Тео начинал сердиться не на шутку, и останавливалась. Потому с Мэйли Тео никогда не терял голову, а с Айей отключался.

Эта зараза, однажды прочувствовав его слабость, согласилась с условием “не заниматься любовью без любви”, но в ночь перед отъездом с Острова всё-таки взяла своё — крепко в руки, так сказать.

Она беспечно отмахивалась от последствий ночи с безродным, даже если бы он похитил её невинность: “Не бойся, я найду, что сказать своему муженьку, если ему приспичит обвинять меня в том, что он не первый!”

Ловко выходило: доверчивому принцу Арженти, от которого Энрике ждал предложения руки и сердца для сестры, эта самая сестра изменяла с мастером Тео. Ситуация была двойственная, но Тео продолжал следовать своему принципу гордости — откроется он огненной принцессе лишь тогда, когда она признается, что любит безродного мастера и готова идти с ним на край земли. Точно так же, как когда-то Мэйли влюбилась в простого парня со сложным диагнозом душевнобольного и смогла поверить в невозможное, потому что доверяла.

С Алисией пока всё было по-другому. И, не исключено, только мысль о том, что после страстной ночи оба будут “благословлены” обязательной ментальной связью, остужала разгорячённого Тео. Ему нужна была искренняя любовь, а не игры в неё. И не тщеславный союз с другим алатусом ради продолжения славного рода. Тео плевать хотел на могущество — он с удовольствием вернётся в Сидней и будет жить, как обычный смертный, лишь бы хватило сил снова построить межмировой портал, даже если он станет последним.

Именно по причине выше описанного поведения Айя-безродная была зачислена сегодня на дежурство, получила артефакт, которым разрешено было воспользовать только в случае угрозы безопасности для алазонок и Её величества, — и осталась при дворе. Тео был уверен, что она быстро найдёт плюсы ограничений по активности в Ааламе и займётся поиском новорожденных драконов и колыбелей. Он выдержал испепеляющий взгляд принцессы и отправился “погулять и посидеть с друзьями за кружкой крепкого”.

Он зашёл в неприметную гостиницу — трёхэтажный домик. На первом этаже, как во всех подобных заведениях, находилась общая столовая. Заказал себе круг колбасы, сыра, варёные яйца, овощи, хлеб и кружку крепкого пива. “Случайно и неловко” опрокинул на себя жидкость, хозяин сразу засуетился, опознав по яркой одежде важного камерира.