В отдельном пакете среди мелочи нашлась соль и китайские специи (Тео не мог не улыбнуться). Кажется, первый ужин собирался стать неплохим. Имея нож, теперь можно было бы попробовать зажарить и крольчатину, но после коротких размышлений этот опыт решено было перенести на завтра. Вода в котелке закипела быстро, и по жилищу поплыл съедобный аромат — так чего жировать? Тем более до наступления ночи оставался, может, час; на улице моросил дождь, да и напомнила о себе усталость от работы. В ожидании ужина Тео достал хлыст Менгала и, чтобы из-за ерунды не сажать батарейки в фонарике, встал на пороге у раскрытой двери.
Жёсткая и тяжёлая на первый взгляд рукоять была сделана полностью из чёрного металла, отполированного до матового блеска. От крепления на кнутовище шли кожаные жгуты мелкими пластинами из того же металла. Пластины крепились заклёпками из более светлого сплава и, очевидно, местного аналога железа. При движении пластины двигались подобно чешуйкам змеи, соприкасаясь друг с другом, будто передавали от ручки на концы особенную магию, заснувшую, едва драконица с Менгалом удалилась.
Чем-то чёрный металл напоминал земной магнит и ещё один металл, название которого вертелось на языке, но не хотело вспоминаться. Тео для исключения предположения, сходил к столу с разложенными из рюкзака вещами и провёл над ними кнутом. Консервная банка с мясной кашей осталась недвижима, зато подпрыгнул нож с раскрытым лезвием. Тео хмыкнул озадаченно.
Он видел достаточно, чтобы составить себе представление о цивилизации Алатуса. Маловероятно, чтобы металлургия здесь имела развитый статус. И, если кнут сделан не из качественного сплава, сам собой напрашивался вывод о существовании собрата вибраниума — вымышленного металла от создателей комиксов про капитана Америку. Прочность кнутовища Тео испытал, когда с его помощью пробовал отделить на манер топора не до конца упавшую ветку — чисто из исследовательского духа.
— Что же ты такое? Эх, сейчас бы тебя в лабораторию…
Тео отцепил примагнитившийся нож от рукоятки, подумал и засунул её свободным концом в очаг, под кипящий котелок. Не столько предполагал, сколько было любопытно проверить теплопроводные свойства неизвестного металла, но всё же изумился, когда от конца, находящегося в пламени, рукоять моментально нагрелась, раскаляясь и передавая жар той части, что торчала наружу. Тео хлопнул себя по лбу:
— Графен!
Уроки химии не прошли даром. Учёные ещё только изучали свойства графена, и его возможное применение в медицине или электронике дарило многим надежду, в том числе учителю одной из Сиднейских школ, в которой, по счастливой случайности, сидел за партой Теодор Уйат.
— Ладно тебе, не умничай. Может, и не графен. Откуда у него свойства магнита? Хм…
Следующие минуты кнут выдержал попытку разрубить его топором и не сломался от массы тела юноши, воткнувшего его в землю и вставшего сверху ногой в знаменитую шаолиньскую позу. Отреагировал лишь на притянутые магические нити — кнутовище немедленно «задымилось».
— Дерьмо собачье!.. — Тео широко раскрытыми глазами смотрел на дело своих рук: кожаные жгуты с металлическими пластинами поднялись, словно волосы на голове Медузы Горгоны, и потянулись к юноше, от которого исходили эманации. Тео успел заметить главное и сразу оборвал нити — «волосы» медленно опали, тьма растворилась.
На рукояти, ближе к жгутам, от призванной магии загорелся синим кристалл, гематитово чёрный в «спокойном» состоянии и оттого сливающийся с рукоятью. Изначально Тео его принял за клеймо или игривое украшение. Выходит, главным был не металл, ибо он являлся всего лишь проводником для тёмной магии. Сердцем хлыста был малозаметный камень-хамелеон.
Тео попытался его выковырнуть ножом, но кристалл взбесился. Тьма снова ожившего хлыста пребольно обожгла руки. Юноша выругался:
— Не понял, ты — ираниум или этот кусок металла?
Дав себе слово в следующий подвернувшийся случай хорошенько рассмотреть драконовые ошейники, Тео убрал кнут в рюкзак. Тем более аромат рыбного супа давно вызывал слюноотделение, но уже его можно было не игнорировать — ужин поспел.
Закоптившийся котелок был поставлен на столе, не грозя испачкать его и без того потемневшую поверхность. Обжигаясь, Тео взялся за впервые самолично приготовленную пищу — от момента поимки рыбы до её финального съедобного состояния.
Вкус, конечно, был своеобразный. Бульону явно не хватало овощей и зелени, но он был свеж, и Тео выпил всё, помня о том, что до единственного здесь источника воды надо топать не меньше четверти часа. Зато рыба оказалась восхитительно сытной. Оставив половину на завтрак, Тео потянулся, напоминая себе довольного кота Делфины. Примерно в это время в Шаолине шла последняя тренировка — на закате. Сколько их Тео успел пропустить за эту неделю? Если не считать сражение с алатусами в горах…
Сытый желудок — самый худший советчик. Какое-то время Тео боролся с собой. Не исключено, что следующий день потребует от него невозможного, значит, расслабляться было как минимум не желательно. “Помедитирую”, — Тео нашёл компромисс между дисциплиной и ленью и вышел из хижины.
Снаружи накрапывал дождь, и неумолимо ползли с одного края неба сумерки, чтобы накрыть ночным покрывалом мир Алатуса. Тео уселся в позу лотоса на сырую землю и попытался сосредоточиться на внутреннем тепле. Вскоре зонт из привлечённых нитей закрыл его от измороси: послушная магия в какой-то степени начала напоминать земную.
Он призвал к себе все нити, какие находились вокруг, подумав своевременно о безопасности. Нужно было убедиться, что к пропавшему парню в одежде, подаренной ратниками, не летят на драконах или не шагают через лес солдаты Либериса. Но ведь и алатусы могли оказаться мстительными…
Даже в это вечернее время суток, когда всё живое готовилось ко сну, деревья продолжали качать свой сок по волокнистым венам — весна действовала по своим законам. Трава жадно впитывала влагу, чтобы вырасти за ночь. Зайцы заполняли свои норки и возились в них, отвоёвывая себе удобные места. По кронам деревьев гулял лёгкий ветер, от которого исходила сила большого — не исключено, впереди намечались дождливые холодные дни. И вокруг, кроме него, Тео, и зайцев на полмили никого… Затем какая-то странная, непонятная мёртвая преграда, и снова свободный лес, только уже с животными покрупнее…
Нити ползли дальше, исследуя пространство по радиусу вокруг замершей точки у хижины — человека, и чем больше отдалялись, тем бледнее становилась картина в воображении Тео. Но он узнал знакомую полосу, за нею — строение, похожее на эту хижину, кусок огороженного леса, снова «ограда» и опять лес, лес…
Его сердце вдруг пронзила такая боль, что он вздрогнул и открыл глаза. Определённо к помощи взывало живое существо. Тео почувствовал его отчаяние… Да, кажется, это существо плакало.
Возможно, кто-то заблудился в лесу. Что, если это был ребёнок? Оборвав все нити, кроме одной, Тео протянул руку в сторону попавшего в беду — и убедился: то был человек. Определённо человек... Но расстояние между ним и Тео составляло не один десяток ярдов, и даже не тысячу. Так просто его не преодолеешь, тем более в сумерках.
На другую чашу мысленных весов упали слова Авалы, ещё в детстве сказанные сыну, не заступившемуся за девочку, которую обидел её сверстник из приюта:
— Никогда не думала, что мой сын будет трусом. Это недостойное алатуса поведение, Арженти! Ты закрыл глаза на несправедливость и не помог слабому…
Воспитательная лекция длилась полдня, поэтому забыть её было сложно. К счастью, после того случая подобных не возникало, и Тео для взрослых сохранил репутацию спокойного ребёнка. Через неделю Делфина нашла его и забрала в благополучный мир, где никто никого не обижал.
В школе ситуация была относительно другая. Выслушивая сына, Авала озвучила неожиданный вердикт — те, кого задевали шуточки Бевиса Барреда, не считались незащищёнными по природе, а позволяли издеваться над собой из-за слабохарактерности. Таких Авала презирала.
