— Шабаш, шабаш![44] — кричали музыканты, войдя в азарт.

Эфенди положил на ладони плясуньям по одной серебряной монете, и они отдали их музыкантам.

Обычно танец начинали дети, а потом уж пускались в пляс и взрослые. Плясали попарно, одна пара сменяла другую. Когда танцоры уставали, они бросали платок, по своему выбору, следующей паре, приглашая ее на танец. Эфенди щедро сыпал «шабаши», и музыканты играли все усерднее и усерднее.

Наконец очередь дошла до Варваре. Красивая девушка оказалась искусной плясуньей и превзошла всех.

— У нас, у армян, — сказал эфенди, — есть прекрасный обычай: когда девушка кончает танец, она подходит к самому почетному гостю, кладет ему голову на колени и остается в таком положении до тех пор, пока он не вручит ей подарок[45].

— Превосходный обычай! — поддержали музыканты. — Почему и нам не попробовать?!

— Варваре, ты должна первая подать пример, — сказал ей эфенди. — Подойди ко мне, дитя.

Чувство жгучего стыда приковало Варваре к месту. Она предпочла бы скорее умереть, чем положить голову на колени мужчине. Но ее стали подталкивать со всех сторон, уговаривая: «Подойди, девушка, не стесняйся, он тебе что-нибудь подарит». Наконец ее насильно подвели к эфенди и заставили склонить голову на его колени. Эфенди погладил ее густые косы и положил ей на ладонь две золотые монеты.

В домик вошел стражник. Он подошел к эфенди и шепнул ему:

— Ваше приказание исполнено. Мы нашли того человека.

— Арестуйте его и строго охраняйте. Утром я распоряжусь, — ответил эфенди торопливым шепотом.

Стражник вышел. Никто не понял, о чем шла речь.

Была уже поздняя ночь. Домик Петроса постепенно опустел. Музыканты ушли. Мертвецки пьяного соседа Oxo с трудом увели домой. В хате остались только эфенди и посыльный, который так осоловел, что ничего не соображал.

Сусанна приготовила постель для эфенди, погасила свет. Все улеглись.

Что произошло в эту ночь, одному богу известно. Но утром Варваре была сама не своя и ходила с опухшими от слез глазами.

Под утро в той же деревне произошло еще одно прискорбное событие: закованного в кандалы юношу под конвоем отправили к военному прокурору, недавно прибывшему в эти края с особыми полномочиями.

Очевидцем этой сцены был лишь Томас-эфенди; глядя украдкой вслед узнику, он, усмехаясь, бормотал:

— Теперь иди и дуй в свою дудку сколько хочешь!

Этот юноша был Дудукчян, известный нам под именем Салмана.

Семья старика Хачо ничего не знала об участи Салмана, но когда тот не пришел ночевать, все забеспокоились.

Особенно встревожились Вардан, Айрапет и Апо, опасаясь, не попал ли он в беду.

Утром все трое вышли из дому, надеясь что-либо разузнать о нем в деревне.

В полдень совершенно неожиданно старика Хачо посетил Томас-эфенди. То, что он явился один, без стражников, удивило старосту. Томас-эфенди взял его под руку и отвел в сторону, давая понять, что хочет поговорить с ним наедине.

— Послушай, — сказал он, — «дудку» арестовали и отправили в лоно Авраамово, — в голосе его звучала нескрываемая насмешка.

Старика так ошеломила эта весть, что он едва устоял на ногах.

— Возьми себя в руки, — продолжал эфенди, — ты еще и не то услышишь!

И он рассказал, что, по его сведениям, прошлой ночью Салман собрал в доме одного крестьянина в соседней деревне молодых парней и толковал им что-то о «правах человека», о «трудовом люде», нападал на «деспотизм», объяснял, что «от них самих зависит сделать свою жизнь более свободной и счастливой», и тому подобное. Утром, сказал эфенди, полицейские забрали Дудукчяна.

— Правительство давно разыскивало этого безумца, — добавил эфенди, — многие его товарищи уже арестованы. Теперь и этот мышонок попал в западню.

Сообщив все это, Томас-эфенди, разумеется, утаил, что он сам донес на Салмана.

— Слушай дальше, — продолжал эфенди со злой усмешкой, зная, что его слова еще сильнее уязвят старика. — Скоро к тебе явятся солдаты с обыском. Я, как друг, пришел заранее предупредить тебя.

Хотя он и подчеркнул слово «друг», но весть о том, что явятся солдаты с обыском, привела старика в ужас.

— Не все еще пропало, — продолжал эфенди холодным тоном. — Скажи мне, не остались ли у тебя вещи этого молодца?

Старик немного успокоился, поверив, что эфенди готов по-дружески помочь ему в трудный момент.

— Остался хурджин, — боязливо оглянувшись, прошептал он.

— Вот попробуй вытащить осла из грязи!.. — пробормотал эфенди. — Остался хурджин! Разве этого мало? — И, пронизывая старика дьявольским взглядом, он сказал: — Нам дорога каждая минута, торопись. Пойдем спрячем этот хурджин, пока не пришли солдаты.

Старик, нимало не сомневаясь в искренности эфенди, повел его в ода и показал спрятанный там дорожный хурджин Салмана.

— Закрой двери, — распорядился эфенди и, развязав хурджин, стал рыться в нем.

Он нашел там рекомендательные письма, адресованные разным людям, чеки на получение денег, в случае если бы они понадобились Салману, инструкции, программы и прочее и несколько брошюр, которые молодой пропагандист раздавал крестьянам. Короче говоря, кроме бумаг, там ничего не оказалось. Внимательно просматривая их, эфенди многозначительно покачивал головой.

— Если хоть одна из этих бумаг попадет в руки властей, тебе и твоим сыновьям не миновать виселицы, а все твое имущество заберет казна.

Старик помертвел, у него от страха даже язык отнялся.

— Их нужно сжечь, — продолжал эфенди и засунул бумаги обратно в хурджин.

— Я ничего не понимаю, у меня ум за разум зашел, — пролепетал старик, и его потухшие глаза наполнились слезами.

Но эфенди неожиданно изменил свое решение. «Зачем сжигать? — подумал он. — Следует внимательнее изучить эти бумаги. Они еще могут пригодиться. Лучше сохранить». И он спросил старика:

— А найдется у тебя в доме потайное место, куда можно на время спрятать этот хурджин?

— Найдется, — ответил старик.

В доме Хачо было несколько потайных ям, куда в случае опасности прятали ценные вещи. А поскольку в этих краях опасность всегда висела над головой, то в настоящий момент пустовала только одна яма.

Они взяли злосчастный хурджин и спустились в погреб, где хранились масло, вино и другие продукты. Пол в погребе был устлан деревянными плитами. Старик нагнулся и приподнял две плиты. Под ними оказалась железная дверца, которая закрывала вход в потайную яму. Хачо достал из кармана ключ и, вложив в скважину, несколько раз повернул его. Дверца сама откинулась. Перед ними зияла глубокая яма. Они спустились вниз по узкой лестнице. Там было темно и сыро, воздух был удушливый и спертый. Положив хурджин, они поспешно выбрались наружу. Старик закрыл железную дверцу и положил плиты на прежнее место. Теперь никому не могло бы прийти в голову, что под ними есть тайник.

— Дай мне ключ, — сказал эфенди, — я спрячу его. Можешь смело довериться мне.

Старик, не раздумывая, отдал ему ключ. Страх настолько парализовал его, что он беспрекословно подчинялся указаниям эфенди.

— Мне о многом еще нужно с тобой поговорить, староста Хачо, но время не терпит — каждую минуту могут нагрянуть полицейские с обыском. Я хочу дать тебе напоследок несколько советов. Помни: никто не должен знать о том, что я был здесь и что мы спрятали хурджин. Никому из домашних не говори об этом! Когда придут с обыском, постарайся держаться спокойно, прикинься простачком, не бойся ничего. Пусть ищут где хотят: хурджин мы спрятали так, что его сам сатана не найдет. Не отрицай, что этот «дудка» жил у тебя, скажи только, что ты его знать не знаешь; а если спросят, с какой целью он прибыл в наши края, — скажи, что ни тебе, ни твоим сыновьям ничего не известно.

Дав подробные наставления, эфенди вышел вместе с Хачо во двор. Беспокойно оглянувшись по сторонам, он сказал: