Къярт закрыл глаза, чтобы зрение его тела не добавляло лишний шум.

Он вернулся в тело крылатого как раз вовремя, чтобы снова услышать Аелитт:

— Мышонок, ты в порядке? Как же я переживала, думала, что с ума сойду, — торопливо говорила она.

— Все хорошо, — прикосновения ее холодных пальцев к почти ничего не чувствующему мертвому телу мешали сосредоточиться. Мягко взяв Аелитт за запястья, Къярт убрал ее руки. — Разве был повод для беспокойства?

— Мышонок...

Аелитт выглядела потеряно.

— Нам нужно поговорить, — бросив на нее короткий взгляд, Къярт прошел вглубь комнаты и опустился в кресло.

Снова, как и в прошлый раз, он поймал себя на совершенно неуместной мысли, что фурия слишком красива. Машинально потер запястья, чтобы прогнать ощущение, словно их только что сковывали кандалы.

Когда Аелитт остановилась рядом, Къярт решил было, что она сядет на подлокотник его кресла, но фурия выбрала место напротив.

— Как давно ты овладел умением занимать тела своих призванных? Я не знала ни одного некроманта, который это умел бы, — она поставила локти на колени и подперла подбородок ладонями.

— Это моя первая попытка.

— Ты научился этому специально для встречи со мной? — фурия подалась вперед, а радужка ее глаз вспыхнула алым. — Почему только сейчас? Прошло столько времени с того дня, как ты оставил меня. Я места себе не находила! Мог бы хоть изредка баловать меня своим вниманием, крошка-мышонок.

— Нам нужна твоя помощь, Аелитт.

— Все, что попросишь.

Къярт отвел взгляд.

Сейчас он знал о фуриях больше, чем Аелитт, и это знание рождало в груди давящую смесь вины и неловкости — словно он сотворил нечто дурное.

Призывы фурий дали не так много, как хотелось бы. Появившаяся у Троана армия была собрана из отщепенцев, снабженных тем, что побрезговали брать другие. Это касалось и фурий. Все они были молоды, неопытны и бракованы. Их сила и выносливость не дотягивали даже до средних значений для их вида. Большую часть своей жизни они провели на задворках Орды, и все их знания ограничивались их собственной ролью в ней: стать телохранителями, личными слугами и собственностью некромантов.

А ведь когда-то Къярт утешал себя тем, что помутнение рассудка или банальная глупость, побудившие его вернуться в том злополучном лесу и спасти Аелитт, дали ему знание двойной печати, позволяющей делиться жизненной силой. Ему так и не представилась возможность применить ее, однако, Къярт рассчитывал, что однажды, когда от Орды останутся только неприятные воспоминания, он сможет пустить свои знания в ход и спасти не одну жизнь. Увы, главным предназначением той печати было совсем не исцеление ран, и работала она только в отношении фурий.

Именно этой печатью некроманты «клеймили» их: привязывали к владельцу, обязывали защищать и подчиняться — не так безропотно, как в случае с призванными, но фурия все равно не могла пойти против хозяина.

Что случится, если применить печать в обратном порядке? От фурии к некроманту? А если после этот же некромант сам использует печать, как полагается? Фурии Орды не знали ответ ни на один из этих вопросов.

После разгрома вторгнувшейся армии, когда появилось время уложить все в голове, Къярт думал не только о ситуации с Райзом, но и о печати Аелитт. Если двойная печать работала в обе стороны, тогда «заклейменным» стал уже он, а не фурия. Что, если тогда в лесу он не смог бросить Аелитт именно из-за «клейма»? Что изменилось, когда уже он применил ее на королеве фурий? Ее действие нивелировалось или зациклилось? Сложно было сказать: Аелитт и до этого момента относилась к нему с привязанностью, во всяком случае, в том виде, в котором она ее понимала, а Къярт... он был готов пойти на многое, чтобы сохранить хотя бы ту жизнь, что у нее осталась.

Именно из-за этого ему становилось особенно тошно, когда Райз лез со своими извинениями. Да, его уязвило то, что напарник говорил ему далеко не все, но теперь и сам Къярт был не до конца откровенен. Расскажи он о печати, и хватит одного только предположения, что она оказывает на него влияние, которое не исчезло со смертью Аелитт, — и Райз потребует избавиться от ее души. Къярт не сомневался: тот спорил бы и настаивал, пока в итоге не добился бы своего.

Рассказать все хотя бы Каре? Если из-за этой его слабости все полетит в бездну, это будет только его вина и ничья больше. Кто-то должен принять меры, если все пойдет не по плану. Сдерживающие Кару приказы не позволят ей насильно разрушить метку-привязки Аелитт, но ей достаточно рассказать обо всем Райзу, который не ограничен второй ступенью.

Только вот скорее всего она сообщит ему сразу, как только сама узнает.

— Мышонок, о чем ты хотел попросить? — вопрос Аелитт выдернул его из вязких мыслей.

— Твои иглы годятся только для меток призванных или и для умертвий?

— Для всех.

— А... в твоем теперешнем состоянии ты можешь ими управлять?

Приложив палец к губам, Аелитт задумалась.

— Думаю, должно получиться, — в итоге изрекла она.

— Нужно знать точно. Попроси Бенджи помочь с проверкой, это важно.

— Бенджи... с этим могут возникнуть сложности.

Фурия лукаво улыбнулась, и в груди похолодело.

— Аелитт. Что с Бенджи?

— Все с ним впорядке, — та встрепенулась и, отнекиваясь, замахала руками. — Он же подарок тебе, я его и пальцем не тронула.

— Аелитт.

— Ну чего ты куксишься, мышонок? Неужели думаешь, что я тебя обманываю?

— Тогда какие могут возникнуть сложности, если с ним все в порядке?

— Ты ведь сам говорил, что некромант из него выйдет посредственный. Как по мне, так и того хуже.

— Хочешь сказать, что за столько месяцев он не научился поднимать даже глупое умертвие? Как же ты тогда его инициировала?

Вопрос был риторическим. Къярт не забыл воспоминания Аелитт, в которых Бенджи вернул к жизни дохлую кошку — тогда фурия сочла, что на большее тот не способен.

— Какой ты вредный, крошка-мышонок, — Аелитт надула губы. — Проверю я то, что ты хочешь.

— Сейчас я хочу увидеть Бенджи.

— Лучше как-нибудь потом. Зачем тебе тратить на него время? Проведи его со мной, мы так давно не разговаривали. Да и занят он.

— Отвлечется. Я хочу увидеть его сейчас же, — твердо повторил Къярт.

Только это он и мог: «твердо» заявить о своем желании, вместо того, чтобы отдать Аелитт приказ.

— Если тебя это порадует, — она пожала плечами. — Иди за мной, недоверчивый крошка-мышонок.

На какую-то долю мгновения Къярт подумал, что фурия поведет его в подвал крепости. Он бы не удивился, запри Аелитт Бенджи там, приковав цепями к столу и заставив практиковать печати до посинения.

Однако, Аелитт поднялась на третий этаж и зашагала по коридору мимо ведущих в спальные комнаты дверей.

— Сейчас не лучшее время, мышонок, — снова заныла она, остановившись у предпоследней.

Прочитав во взгляде Къярта неумолимость, — если мертвые глаза крылатого вообще могли ее передать, — Аелитт вздохнула и, открыв дверь, пропустила его вперед.

Их встретил теплый влажный воздух и плеск воды, от которых и самому нестерпимо захотелось забраться в горячую ванну и наконец смыть въевшиеся в кожу пыль и пот. И почему эта мысль не пришла в голову, когда они еще были в убежище Зова Крови?

Да, забраться в ванну было бы здорово. Только не в эту.

— Воу, Аелитт, какого хрена?! — сидящий в ней Бенджи суматошно попытался отстранить фурию, покрывающую его грудь поцелуями, но той не было дела до посторонних.

— Нечего на меня кричать, мальчишка, — застыв за спиной Къярта, остановившегося, едва переступив порог, Аелитт скрестила руки на груди и ухмыльнулась. — Мышонок хотел тебя видеть. Сейчас.

— Мышо..., — Бенджи осекся, перевел взгляд на крылатого и вяло спросил: — Къярт? — и снова засуетился, пытаясь то ли высвободиться из объятий фурии, то ли дотянутся до лежащего на полу покрывала. — Сейчас, я сейчас...

— Не нужно, я ухожу, — Къярт попятился прочь из ванной и, поскорее закрыв дверь, хмуро посмотрел на Аелитт.