— Нет, это не этично. Да и мало ли, вдруг пациент услышит. А он у нас весьма специфический.

— Итак, давай подытожим. Фитиля ты не убивал? — спросил Влас метаморфа.

Все наемники, а также Волчонок и пришедший в себя Геральд сейчас находились в кают компании. Так же там была Мэй, но девушка пока не оправилась после вчерашних посиделок и в допросе метаморфа не только не участвовала, но и на прямые обращения к ней не всегда реагировала с первого раза. На предложения капитана воспользоваться услугами Айвы, так лихо поправившей его здоровье, Мэй невнятно бубня отмахивалась, аргументируя отказы “чтоб впредь неповадно было”.

— Нет. Фитиль с самого первого вашего знакомства с ним — это я. — проскрипел Сизый.

— А оригинал? — допытывался Влас.

— Его нет. — ответил метаморф.

— Ну как нет. Ты же сам рассказывал, что не менее странно, что ваш вид принимает форму человека и для надежности уничтожает оригинал, чтобы не случалось накладок.

— Да. Мой вид именно так и делает. Но внешность Фитиля — целиком и полностью продукт моего творческого процесса. — приосанился Сизый.

— Вот опять. Ты же говорил, что твой вид не способен импровизировать и именно поэтому вы исследуете другие виды и цивилизации в поисках полезных выживанию способностей и особенностей. А затем уничтожаете, чтобы не было конкурентов. — тщательно скрывая гнев, закончил бригадир.

— Да. Но я отличаюсь от стандартного представителя моего вида. Моя главная особенность — способность к творческому процессу. По крайней мере наши вивисекторы и генетики приложили огромные усилия, чтобы создать мой штамм.

— И как? Получилось? — уточнил Влас.

— Да. Ты же видел мой облик. Это полностью плод моей фантазии, итог моего творческого процесса. — гордо проскрипел метаморф.

Все наемники, за исключением Власа расплылись в улыбках.

— Покажи нам его. — попросил Волчонок.

Метаморф пошел рябью и через мгновенье за столом, там где он сидел, оказался мужчина среднего роста с зачесанными на правый пробор волосами средней длины темно-коричневого цвета. Форма лица была почти круглой. Правый глаз был серо-зеленым, а левый светло-карий. Под прямым носом, совершенно не вписывающимся овалу лица располагались пышные усы черного как смоль цвета. Ниже была полоска едва очерченных губ и тонкий подбородок. На щеках были кустистые бакенбарды. Широкие плечи делали и без того тощую шею визуально еще тоньше. Короткие, непропорциональной торсу длины руки. На груди пышная растительность рыжего цвета росла четко ограниченным пучком от ключиц до мечевидного отростка. Ниже пояса его было не видно, так как он сидел.

— Да. Ты очевидно старался. — серьезным тоном сказал Волчонок.

Наемники загоготали в голос.

— Серьезно? И ты еще не верил ему, что он сам такое придумал? — спросил Власа Геральд.

— Если бы не верил, то пристрелил бы его еще в тот день, когда выяснилось кто он такой. Просто хотелось наверняка убедиться, что его внешний вид — это плод его воображения, а не причуда природы. И ты все это время работал с нами. Прикрывал нам тыл, каждого из нас спасал, прекрывая отход, а иногда даже выносил раненых на своих плечах. — утвердительным тоном сказал бригадир, обращаясь уже к метаморфу.

— Ну да. Мы же команда. Вы тоже меня спасали. Правда не стоило, у меня очень быстрая регенерация и запас прочности выше вашего.

— Вот оно что. На тебе все как на собаке заживало. Мы то думали, что это природа так решила в качестве компенсации за твою внешность наградить тебя регенерацией. — сказала Кара.

— И дыры от пуль только на скафандре были. — согласно кивнул Фред.

— А я вообще ни разу у тебя крови не видела. Даже на одежде. — поделилась наблюдениями Ласка.

— И это объясняет твое непонимание наших приколов и сарказма. А я то думал, что ты аутист. — добавил Чип.

— У меня кровь при контакте с кислородом быстро сворачивается. А ещё я могу мысленно заставить свои сосуды сузиться, что моментально останавливает любое кровотечение. И да. Я до сих пор не всегда понимаю, когда вы шутите. Но сарказм я почти постиг! — похвалился Сизый, он же Фитиль, он же метаморф.

— Ладно. Когда ты попал в этот Хрон и зачем? — спросил Волчонок.

— Как и все мои соплеменники. Выявлять полезные нашему виду особенности местных обитателей, собирать информацию и внедряться в полезные для будущей экспансии группы.

— Давно ты тут? — спросил Влас.

— Я прибыл за три года до нашего знакомства.

— Девять лет. Не мало. — подсчитал бригадир. — И когда вы собирались начать экспансию?

— Я не выходил на связь с контактерами больше пяти лет.

— Контактерами? — уточнил Чип.

— Да. В каждом крупном городе, будь то планета или колония, постоянно находятся контактеры. Это связные. Они аккумулируют собранную нами информацию, дают указания и координируют наши действия.

— И что? В том же Крае Галактики не было контактера? — недоверчиво уточнил Влас.

— Конечно был. Но я же говорю, я прервал связь со своим видом пять лет назад.

— Почему? — спросил Влас.

— Ну вы же мои друзья.

— Даже так? А как же твой вид? — уточнил Влас.

— Они не правы. С каждым днём я понимаю это все больше и больше. Они не созидатели, они … не правы.

— Но они создали тебя. У тебя там родня, родители. — наводил Влас.

— У нас родители не имеют такой эмоциональной связи с потомством. Они только дают продолжение вида, не более того. А половина вообще появляется на свет в результате искусственного оплодотворения в инкубаторе. Там от родителей только яйцеклетка и спремотозоид. Я, например.

— А как же те, кто тебя растил и воспитывал? — не сдавался бригадир.

— Это был персонал лаборатории, это их работа.

— И все?

— Ну вот вы. Вы выводите животных для употребления в пищу. Испытываете ли вы к ним особые чувства? Вы также заботитесь о них и растите с маленькой беспомощной особи до приемлемого к убою размера. Испытываете ли вы угрызения совести, когда употребляете в пищу выращенное животное?

— Ну это совершенно другое. — не согласился бригадир.

— Суть та же. Я — инструмент. Инструмент может быть плохой, инструмент может быть хороший, он может быть примитивный и напротив сложный как технически, так и в работе. Но это все еще инструмент. И относиться как-то по особому к инструменту нелогично.

— Ну нет, я люблю свой инструмент! И отношусь к нему, как к живому! — запротестовал Чип.

— Это из-за творческих способностей. Вы, люди, любите одушевлять неодушевленное и привязываться к нему на уровне эмоций. Кто-то, как Чип, любит свой инструмент, даже если у него есть изъяны и дефекты. Кто-то любит свой автомобиль, кто-то свой корабль, кто-то своего друга. Но в сухом остатке если инструмент сломается — ты купишь или изготовишь себе новый. И будешь любить его. Если автомобиль придет в негодность, можно купить новый. Если корабль разобьется — можно построить новый. Если друг предаст, можно завести себе другого.

— Как у тебя все просто! — сказала Кара.

— Да что ты понимаешь? — негодовал Чип.

— Ага, вот так взял и завел! — не согласился Волчонок.

— Вот поэтому я прервал контакты со своим видом. Вы такие непредсказуемые, вы привязываетесь к чему-то, несмотря на то, что это делает вас уязвимее. Вы подвержены нелогичным эмоциям. Вы вообще редко логичны и прагматичны. И это интересно! И мне кажется, даже заразно! А если бы я продолжил работу по сбору информации, то на четвертый год пребывания в Хроне Трех Светил мне было бы необходимо покинуть его и вернуться в свой, дабы предоставить полный отчет. Эта процедура по извлечению и анализу всех моих воспоминаний, полученных мной в процессе работы в исследуемом мире. Она занимает полгода-год. На это время вместо меня был бы прислан мой соплеменник под моей личиной. А я уверен, что мой соплеменник не стал бы вытаскивать Чипа из горящего транспортника, или закрывать собой Ласку от пуль в перестрелке, или выносить на себе бригаду без сознания из разгерметизированного помещения. И потом. Это мои воспоминания. И я не хочу, чтобы в них копались прагматичные лаборанты и потом вносили корректировки в мои поведенческие привычки или вообще забраковали мой штам как потенциально опасный.