— Да я бы зубами грыз…

— Зубами — не следует, — серьезно сказал Сварог. — Это примитивно и нерационально.

— Я в переносном смысле… Что же, даже так?

— Даже так, — кивнул Сварог. — Вы бы обо всем все равно узнали, разве что чуть попозже — вы в списке тех, кто будет организовывать противодействие. Имеете что-нибудь против?

— Я гвардейский офицер, — упрямо повторил Элкон.

— Планы ответных мер будут разрабатываться в самом скором времени, как только мы с императрицей вернемся на Нашу Сторону. Так что соберитесь и будьте готовы. Угроза, серьезнейшая, Элкон. Какой только сволочи туда ни сползлось… Остатки «Черной благодати» и «Черной радуги», убийцы императорской четы… Да, вот именно, Элкон. Я вам выдаю одну из важнейших государственных тайн, но верю, что дальше вас это не пойдет. Есть серьезнейшие основания полагать, что отец Яны был отравлен, а ее мать не погибла в результате несчастного случая на охоте, а была убита. Теперь кое-кто хочет убить и Яну, и еще немало людей… Вы и теперь думаете, что, рассказав мне все, предаете брата?

На лице Элкона не отражалось ни малейшего «борения чувств». Он выпрямился в кресле и отчеканил:

— Я перестал так думать еще до того, как пришел к вам. Я в вашем распоряжении, командир.

Сварог не в первый раз подумал с оттенком законной гордости — а ведь сумел воспитать настоящих людей из сопляков и соплячек, выросших в роскоши, какую только в состоянии обеспечить Империя…

Солнышко припекало беззаботно, окружающий мир был свеж, ясен и чист. Увы, не для всех…

Сварог с Яной сидели в припаркованной в разрешенном месте открытой серо-перламутровой машине, легальнейшим образом взятой напрокат. Сварог, вольно раскинувшись на сиденье, время от времени поглядывал в зеркало заднего вида, в котором отлично просматривался парадный подъезд четырехэтажного жилого дома, по архитектуре судя, построенного еще во времена, когда Дорлиорн был монархией, или, быть может, это была хорошая имитация.

Неподалеку имела место мирная и где-то даже умилительная картинка: три девочки в скромных светлых платьях и три столь же неброско одетых мальчика с увлечением слушали пожилого седовласого человека, показывавшего им на красивый особняк из розового кирпича с башенками, высокими крышами и затейливыми водосточными трубами (вот это уж несомненная старина трехсотлетней давности, во все туристические справочники внесен — и давно старательно запечатлен на видео людьми из Проекта).

Благостная была картинка: учитель привез группу школьников осматривать исторические достопримечательности, коими старинный город богат. Вообще-то это действительно в некотором смысле были школьники, не так давно прошедшие полный курс обучения, — вот только некоторых их знали как «абертанских школяров», а их учителя — как преподавателя в означенном учебном заведении, неоднократного призера закрытых для внешнего мира чемпионатов по кое-каким жутковатым разновидностям рукопашки… Сварог постарался прикрыть Яну максимально, пусть даже пока угроз со стороны обычного внешнего мира не просматривалось ни малейших. Да и со стороны необычного тоже — Яна с утра, когда они сюда прилетели, и до полудня так и не почувствовала присутствия создания, которое для простоты (надо же его как-то называть?) окрестили «Тварью из Саваджо». Быть может, они появлялись только с темнотой. Быть может — просто отлично было бы — здесь они не водились. По крайней мере, за то время, что они ездили по городу (с чисто туристическими целями, нужно же было как-то убить время), Сварог не заметил ни одной машины с желтыми мигалками. А вот в Саваджо вечером, совсем недавно, он наконец-то узрел одну воочию — приличных размеров фургон темно-серого цвета, без всяких надписей, только с желтой полосой по борту и двумя желтыми мигалками над лобовым стеклом. Фургон казался полностью закрытым, без единого окошечка — но тот, кто не вчера родился и работает не в консерватории, прекрасно знает о существовании стекол с односторонней прозрачностью. Фургон неспешно ехал по одной из главных улиц в темпе патрульной полицейской машины. Что характерно, никто на него не обращал ни малейшего внимания — следовательно, давно свыклись с привычной деталью городского пейзажа.

Ага!

— Яна, она появилась, — сказал Сварог спокойно.

Яна встрепенулась, уставилась в зеркало. По ступенькам высокого каменного крыльца вприпрыжку сбежала девушка в светло-синих кружевных брючках (дома моды уже пустили этот фасон в оборот) и белой легкой блузке, с серой сумкой на плече. Следом за ней поспешала, забавно болтая длинными ушами, серая в черную крапинку собака с коротким пышным хвостом, пребывавшим в непрерывном движении, словно у спаниеля на охоте.

Черноглазая светловолосая красавица, судя по пластике движений любившая и умевшая танцевать. Молодая художница Анелла Сабиташ, подруга — да что там, возлюбленная штандарт-навигатора Горонеро, загадочная Керуани…

Она безмятежно прошла в двух шагах от их машины, слегка помахивая объемистой, но явно не тяжелой сумкой. Форброн Дуфи — бедолага, не переживший предчувствия Шторма, — семенил, не отставая от нее ни на шаг. Куда это она? Ага, к автобусной остановке. И ее студия, и небольшая галерея, где она готовит выставку, довольно далеко отсюда, а город немаленький — но родители, купившие ей квартирку и студию, явно не расщедрились еще и на машину, пусть даже маленькую, а она сама пока что в деньгах не купалась — и, зная будущее наперед, что бы с ней ни произошло на Древних Дорогах, вряд ли будет купаться. Или нет? Или на Древних Дорогах, по которым Сварог наездил-то всего ничего, есть какие-то заведения, где деньги необходимы, — как и в мирах, откуда туда можно попасть? Вряд ли она провела остаток жизни вечной побродяжкой по Древним Дорогам, гораздо вероятнее, осела (быть может, вместе с Горонеро) в одном из неизвестного множества миров, в которые можно пропасть этим путем. А Сварог еще ни разу не бывал в мире, где отсутствовали бы деньги. На ее месте он выбрал бы не просто спокойный и уютный мир — такой, где можно неплохо заработать на жизнь кистью живописца.

— Ну как? — с любопытством спросил он. — Ты что-нибудь почувствовала, когда она проходила?

— Как тебе сказать… — протянула Яна. — Погоди минутку. Вон Брагерт идет. Он тоже станет задавать вопросы, к чему повторять одно и то же два раза?

Действительно, с противоположной стороны показался Брагерт.

Вот уж кому ни капельки не приходилось притворяться, изображая пижона и шалопая, — он в изрядной степени таким и был (что ничуточки не шло в ущерб его деловым качествам и служебным обязанностям). Белоснежный костюм по самой последней моде, лихо сбитая на затылок белая шляпа с красной, конечно же, лентой, на лацкане, как и полагается пляжному повесе, красуется золотая цепочка, свисающая тремя петлями, в рамках приличий провожает взглядом молодых красоток в коротких юбках, иногда прикладывая к левой щеке два пальца — еще один дозволенный этикетом жест, выражающий восхищение данной красавицей (согласно тому же этикету, девушки проходили мимо, задрав носик и притворяясь, будто ничего подобного не замечают. Хотя на уличное знакомство пошли бы многие из них, будь оно обставлено опять-таки согласно правилам высокого политеса).

Сварог вдруг подумал: а ведь Брагерту будет чертовски не хватать Той Стороны, когда все кончится. Сам он ничего подобного не испытывал бы — его чуточку угнетала не то чтобы неотвязная, но часто приходившая на ум мысль: они уже все мертвые, эти беззаботные люди вокруг, и те, кто погибнет при Шторме, и те, кто его переживет. Яна тоже испытывала нечто подобное, даже сказала как-то: «Оказывается, путешествие в прошлое — не такая уж приятная штука. Частенько думаешь: они же все мертвые…»

Брагерт распахнул дверцу, уселся на заднее сиденье. И, конечно, тут же спросил:

— Вы что-нибудь почувствовали, ваше величество, когда она проходила?