Наконец тяжелая дубовая дверь открылась, и на пороге нарисовался худощавый долговязый парнишка. В безукоризненно сидящей ливрее, безукоризненно причесанный, с непроницаемым лицом, он производил бы впечатление идеального дворецкого, даже невзирая на свой возраст, но все дело портил наливающийся под глазом багровый бланш.

— Что вам угодно? — угрюмо осведомился дылда, оглядев гостей.

— Нам, собственно, угодно видеть мастера Пэвера, — вежливо ответил Сварог. — Дома ли хозяин?

— Нет, — буркнул отрок.

— Вот как? А когда соизволит вернуться?

— Не знаю. Может быть, завтра. Я передам. — И слуга вознамерился было закрыть дверь, однако Сварог быстренько сунул ногу в щель:

— А что именно ты ему передашь, позволь-ка узнать?

С парнишки на секунду слетела маска ледяного высокомерия, свойственная каждому уважающему себя дворецкому.

— Что к нему приходили двое, священник в камзоле и девка в охотничьем костюме, что же еще… Он вас примет, не беспокойтесь.

— Во-первых, — спокойно сказал Сварог, ноги не убирая, — не девка, а дочь уважаемого барона Таго, во-вторых, не священник, а не кто иной, как граф Гэйр, барон Готар собственной персоной. А в-третьих… в-третьих, у меня почему-то складывается такое ощущение, что ты врешь.

— Послушайте-ка, милейший… — собрав всю гордость в кулак, начал отвечать дворецкий, но Сварог перебил:

— Нет, это ты послушай-ка, милейший. Мы, видишь ли, проехали чертову уйму лиг… то есть этих… кабелотов, чтобы повидать мастера Пэвера по неотложному делу. И у нас, видишь ли, нет ни времени, ни желания лицезреть твою мерзкую рожу. Если ты немедленно не доложишь мастеру Пэверу, что к нему пожаловали с неимоверно важным сообщением, я тебе, щенок, подарю второй синяк — под другим глазом, для симметрии… А потом еще и кишки на кулак намотаю, — вспомнил он глазастого стража. — Усекаешь, верста ты коломенская? Считаю до одного…

— Да что вы-то еще, в самом деле! — Парнишка сломался, прикрыл синяк ладонью и едва ли не расплакался. — А еще ругаются… Спят они! Как под утро на рогах приползли, так еще и не вставали! Мне с порога в репу — шасть, и в койку…

Да, это было неожиданно. Почему-то мастер Пэвер, суб-генерал в отставке, всю дорогу представлялся Сварогу этаким убеленным сединами, увешанным боевыми наградами ветераном, в тиши кабинета корпящим над мемуарами и учебниками для курсантов. На крайний случай — проводящим время за мирными беседами о боевом прошлом с такими же, как он сам, отставниками… Но уж никак не на рогах приползающим домой к рассвету.

— Ага… — несколько ошарашенно сказал он. — Ах, в этом смысле… И что, долго они обычно почивают?

— Это уж как получится, — ответил парнишка и совсем по-детски утер нос рукавом. — Смотря чем вечер закончился.

— Поня-атно… — сказал Сварог и повернулся к Клади: — А это точно тот самый Пэвер, отставной вояка? Ты ничего не напутала?

— Так кто ж еще, — шмыгнул носом дворецкий. — Другого такого отставного поискать…

Сварог собрался с мыслями. Ну, генерал не генерал, гуляка или нет, а покойный барон направил его именно сюда. И больше Сварогу покамест податься некуда. Он вновь обернулся к дворецкому и ласково сказал:

— А знаешь, отрок, я хоть и святой человек, но в репу тебе, пожалуй, все же дам.

— Это за что это? — угрюмо спросил отрок. — Я щас стражу позову…

— Ну, пока твоя стража добежит… А дам я тебе в репу по той простой причине, что неприветлив ты с путниками. И дам я тебе в репу потом, если мы вернемся и не застанем хозяина дома, бодрствующего и готового принять гостей. Улавливаешь мысль? Ты уж постарайся, сделай все, чтоб хозяин был дома и ждал нас. А лошадок мы тут оставим, ничего?

— А если они к вашему приходу не проснутся? — логично обеспокоился дворецкий.

— Если не проснутся, придется будить, — твердо пообещал Сварог. — А ты ему вот что, ты, ежели проснется до нас, передай своему полководцу, что для него есть новости, от которых ему спать вообще навсегда расхочется. Запомнил?

— Так чего ж не запомнить…

— Вот и хорошо.

Сварог убрал ногу, дверь закрылась. Он повернулся к Клади и развел руками.

— Дела… И часто наш многомудрый в запой уходит?

— Барон говорил, что как со службы его выгнали, так и куролесит.

Сварог вздохнул.

— Ну, делать нечего, придется обождать. Как думаешь, в этой «Дырявой бочке» прилично кормят?..

И опять Клади непонятно посмотрела на него — то ли со страхом, то ли обреченно…

Уже по одной вывеске на воротном столбе можно было заключить, что трактир, а точнее — постоялый двор, не захудалый. Застывшим флагом простиралась над входом ажурная картина из кованой бронзы: пенная струя хлещет из пузатой бочки и попадает в распахнутый рот счастливого пьянчуги. Постоялый двор окружал высокий забор из дубовых кольев, который при необходимости легко превращается в первую полосу оборонительных укреплений. Прибитые над крыльцом бронзовые буквы, надраенные, как корабельный колокол у хорошего боцмана, складывались в название «Дырявая бочка». Двор чисто выметен, коновязь мало того что не перекошена, над ней даже сооружен навес, для лошадей приготовлено сено, крыльцо обходится без последствий трактирных драк и прочих пьяных невоздержанностей — за всем чувствуется прочный хозяин и крепкий доход.

Имелся и вышибала. Он вроде как дремал на скамеечке за входной дверью, сложив руки на груди. На позвякивание дверного колокольчика приоткрыл один глаз, равнодушно обежал им новых посетителей и опустил веко, тем подтверждая, что вышибалу в трактире священниками не удивишь.

Сварога заспанный вид трактирного привратника не обманул. Жилистые руки выдавали силу, набитые костяшки — частые тренировки, а в мельком брошенном взгляде полыхнула искра мгновенной пристальной оценки. Скорее всего, из бывших наемников. Раз на планете сосуществуют разные государства, они не могут не воевать, а значит, должны быть и наемники. И куда-то же они должны пристраиваться в мирное время…

Так же никакой ажитации приход священника и юной охотницы не вызвал и у трактирных гуляк, хоть обижайся. Лениво посмотрели, кто вошел, и снова отвернулись. Да и вообще гуляк заметно больше занимало другое. Они скучились вокруг человека, перед которым на столе лежал портяночного размера лист бумаги. Лист очень знакомого облика — шрифт, столбцы, заголовки, выделенные отступами и толщиной букв, — как не признать газету. Любопытно…

— Вранье! — кричал кто-то рядом с газетой. — Я вам всегда говорил, что Шадтаг скупает Hyp по кусочкам. Вот еще доказательство. Только Шадтагу на руку подобные сплетни!

— Уймись, Хорг, — перебил крики густой, спокойный бас. — Вечно ты во всем видишь руку Шадтага, даже в скисшем вине. Читай дальше, Базель.

— Вас дурят, чтоб в один прекрасный день скупить по дешевке со всеми потрохами, — не унимался Хорг.

На небольшом возвышении в глубине постоялого двора восседал на табурете колоритнейший тип: волосы до плеч, рубаха на груди расстегнута, обнажая волосатую грудь, в ушах блестят золотые и серебряные серьги, на шее тоже блестит что-то драгоценное, и на запястьях тоже… На коленях тип держал инструмент, напоминающий помесь лютни и гитары, и, вдумчиво перебирая струны, пел негромко, но задушевно, пел явно для себя, а не для собравшихся: